Покоритесь воле Ночи
Шрифт:
С юга к башне приближался всадник. Согнувшись в седле, он, казалось, был охвачен отчаянием. Скорее всего, это возвращался Костыль. Старик объезжал заставы ша-луг вдоль дальних границ западных государств. За всадником, на горизонте, будто злобный сфинкс, темнел Гериг, твердыня неверных, которую не мог захватить ни один смертный. В Гериге засело Братство Войны. Иногда эти стойкие воины-монахи подбирались к Тель-Муссе, надеясь выманить ша-луг. Но Гора не поддавался на такие уловки. В самые хорошие времена число его сторонников, рассеянных по всей Обители Мира, не превышало четырех сотен. Война с бывшим другом, Гордимером Львом, военачальником ша-луг, шла ни шатко ни
Главной добродетелью в Аль-Праме почиталась покорность, а у ша-луг – военная дисциплина.
На обзорную площадку к Нассиму поднялся мастер призраков аль-Азер эр-Селим. Он выругался, проклиная пробирающий до костей ветер, но едва слышно: Гора не терпел, когда при нем богохульствовали или поминали демонов.
– Это Костыль? – спросил Аз; в зоркости он не мог сравниться с генералом Нассимом.
– Да. И новости везет недобрые.
Аз вопросительно хмыкнул, посмотрел на север, а потом перевел взгляд восточнее – туда, где простирался Идиам, суровейшая из пустынь. Недобрые вести страшили мастера призраков. Если дела повернутся совсем плохо, если Муктабе аль-Фартеби больше невыгодно будет поддерживать отщепенцев ша-луг в борьбе против каифа Аль-Минфета, тогда останется лишь спасаться в одержимом городе Анделесквелузе.
– Мы не окажемся в таком плачевном положении, – успокоил волшебника Гора, проследив за его взглядом. – В Люсидии каждый меч на счету. Хин-тай Ат грозят с севера и востока. Как только Тистимед Золотой окончательно поглотит Гаргарлицейскую империю, он возьмется за Люсидию.
Усталый всадник поднимался по склону холма к башне. Хватит ли ему сил добраться?
Костыль был стар, но те, кто его знал, никогда в нем не сомневались.
– Как ему удается не умирать? – спросил Нассим.
Мастер призраков снова вопросительно хмыкнул. Теперь он смотрел чуть южнее – туда, где в стороне от воображаемой линии, рассекающей Идиам пополам, протекала река Абхар. Там, всего в каком-то дне пути, разливалась северная оконечность пресноводного озера, прозванного местными жителями Зебальским морем. В солнечный день с башни было видно, как блестит вода. На южном берегу озера располагалась деревня Чалдар, именно там зародилось проклятое недоразумение – чалдарянская вера. Рядом с Чалдаром стоял один из Кладезей Ихрейна, но Аз никак не мог припомнить, какой именно.
Память начала подводить.
– Я говорю о Тистимеде, мастер призраков. Почему он еще жив? Вот уже две сотни лет он владыка владык и властвует над Хин-тай Ат.
И до сих пор плодит принцев, которые, вырастая, восстают против отца.
– Колдовство, – пожал плечами Аз, этот ответ годился на все случаи жизни. – Пойдемте встретим Костыля. Он, наверное, захочет погреться у очага.
– Сейчас, – отозвался Нассим, переводя взгляд на Гериг, а потом чуть севернее – там, возле Кладезя Дней, западные рыцари потерпели когда-то свое самое сокрушительное поражение. – Кладезь Поминовения, Кладезь Искупления, – перечислял Гора, указывая рукой. – Если связать все Кладези Ихрейна невидимыми линиями, то линии эти очертят Равнину Судного Дня.
На этой Равнине прогремели сотни битв, последователи всех четырех верований, зародившихся в Святых Землях, считали, что и последняя схватка между господом и ворогом произойдет именно там.
– Неужели? – отозвался Аз, который был человеком ученым, но не набожным; вернее, набожным ровно настолько, насколько это необходимо, чтобы выжить среди одержимых верой. – Быть может, есть какая-то связь с оскудевающей силой в Кладезях? Быть может, Индале следовало сокрушить неверных на самой Равнине, а не на пустоши возле Кладезя Дней?
– Это следует обдумать. Тому, кто теснее моего связан с Ночью, – ответил Нассим и спустился с башни.
Прозвище подходило Костылю как нельзя лучше: кожа да кости. Да вдобавок бледный как смерть. Аз опасался, что скоро их старый отряд потеряет еще одного воина. Их и так осталось не много, а бывший капитан далеко, притворяется кем-то чужим. Ни небеса, ни земля не оставили ему выбора.
Костылю, Азу и Нассиму принесли горячий суп. В зале собрались офицеры Горы. Костыль ближе всех сидел к огню, но никак не мог унять дрожь. Нассим приказал подбросить дров в очаг. Старик стиснул посиневшими пальцами миску с супом и сделал глоток. Наконец-то он начал согреваться и приходить в себя, с облегчением подумал подошедший ближе Аз.
– Добрых вестей я не принес, – хрипло сказал Костыль. – Нас позабыли. Хотя нет, я не прав, не позабыли, просто им плевать, и против военачальника они не пойдут. Против Шельмеца – другое дело. Если бы удалось выманить его из убежища, мигом бы изрубили на куски. Сам Лев поступил бы так же. Но никто еще не успел настолько отчаяться под пятой Гордимера, чтобы обратиться против него. Наших тайных друзей становится все меньше. Говорят, мы не можем ничего предложить взамен – всего лишь хотим положить конец существующему порядку.
Гора со вздохом опустился на низенькую оттоманку. Все верно. Он пошел войной против Гордимера и эр-Рашаля аль-Дулкварнена, но эти двое, хоть и были злодеями, воплощали собой закон в каифате Аль-Минфета. Гордимер воплощает и до сих пор. Ша-луг и правоверные важнее, чем все совершенные злодеями преступления. Прежде всего Дринджеру нужен военачальник, а еще закон, иначе там воцарится хаос и Святые Земли будут утрачены.
Люсидия, каифат Каср-аль-Зеда, не могла в одиночку противостоять иноземцам. Индала аль-Суль Халаладин состарился. В отличие от Гордимера, Индала помнил о чести и не стал захватывать всю власть, он подчинялся капризам своего каифа. А еще ему приходилось постоянно помнить об угрозе Хин-тай Ат.
– Все верно, – сказал Гора. – Меня сгубили чувства, и всех вас я утащил за собой. Мы сделались гизелами-фракирами в услужении у Муктабы аль-Фартеби.
Гизелами-фракирами называли самых презренных правоверных – тех праман, которые за деньги нанимались служить врагам веры. Именно гизелы-фракиры вместе с войсками владыки Восточной Империи охраняли границы руннских земель.
В древности кое-кто из правоверных становился гизелом-фракиром из-за племенных междоусобных свар. В те времена, когда Предвестники еще не открыли всем свое откровение, вера играла весьма важную роль в самоопределении племени. В землях, осененных теперь истинной верой, народы раньше делились приблизительно в равных пропорциях на дэвов, чалдарян и анимистов.
В устах Нассима Ализарина «гизелы-фракиры» звучало даже хуже, чем «изменники».
– Если у нас будет каиф… – заметил Номун.
Номун восстал против Льва, когда тот забрал во Дворец Королей в Аль-Кварне его дочь. Он проявил себя блестящим командиром, многое знал из книг да еще славился как непревзойденный лекарь. Именно такие ша-луг, как Номун, когда их наберется достаточно, покончат с тиранией в Аль-Кварне.
– Если у нас будет каиф? – переспросил Нассим.
– Аль-Фартеби снова занемог. Ходят слухи, что его отравили.