Покорный поневоле
Шрифт:
– Да, Селия, - шипит он сквозь сжатые зубы.
Толпа аплодирует.
– Докажи, раб, - мурлычет его мучительница, - подними свой сексуальный зад.
Малышу кажется, что его легкие скованы льдом. Одно дело – утратить самообладание в подвальной комнате, второе – отдать свое тело Селии и ее свихнувшемуся Хозяину, который бы выпустил из него кишки в случае отказа… но это? Малыша недвусмысленно подталкивают под зад и, покачиваясь на коленях, он принимает требуемую Селией позу. Для неподчинения ему не
Со дня смерти своих родителей, Малыш был ведомым, расслабленным, покладистым человеком. В дружбе, работе и любви он полагался на свой уступчивый характер. Сейчас же он полагается на него, чтобы выжить. Селия проводит длинными кожаными лентами по его оголенной, выставленной на всеобщее обозрение плоти. У обнаженного и накрепко закованного Малыша нет иного выхода, кроме как принять грядущее. Его дыхание ускоряется, срывается, сотрясая все его тело. Кончики флоггера ласкают его яички. Малыш шипит и скулит, лежа лицом на ковре.
– Тебе нравится, раб?
– Нет, Селия.
Еще удар.
– Это невежливо. Может, мне высечь тебя посильнее? Как это сделал бы мужчина?
Их окружают восторженное ликование и приглушенное хихиканье.
– Нет! Нет, Селия. Прости меня. Прости меня, - умоляет парень.
После серии яростных, обрушившихся на его зад ударов, он рыдает, уткнувшись в ковер. Внезапно он уверяет себя в том, что каждый из них является его наказанием.
Раз: Прости, что не попытался спасти тебя, дядя Шкет.
Два: Я был напуган и
Три: Не хотел умирать.
Четыре: Пожалуйста, помоги мне.
Пять: Прости меня.
– А как тебе это, раб? Достаточно сильно?
– Да, Селия, - судорожно бормочет Малыш.
Медленно, он снова и снова утирает свое лицо о ковер. Это действие рассчитано не столько для того, чтобы избавиться от слез, соплей и слюней, сколько для того, чтобы усмирить свою основную потребность. Когда раскрасневшейся кожи Малыша касаются нежные пальцы, он не сдерживает болезненных стонов.
– Ты так хорошо справляешься, раб. Еще немного и я тебя награжу, - лепечет она.
– С-спасибо, Селия.
Малыш с трудом дышит, не говоря уже о том, чтобы говорить, но все же, силится отвечать на задаваемые вопросы. В момент, его унижение вытесняется острой потребностью угождать своей мучительнице, хотя бы по единственной причине неприязни боли. Но в этом также присутствует необъяснимое желание вернуться в комнату и в постель Селии. Парню хочется снова быть обласканным. И он не расстается с этой мыслью, даже когда его наказание возобновляется.
Шесть: Теперь это моя жизнь.
Семь: Тем лучше.
Восемь: Я ведь не собирался
Девять: Заниматься чем-нибудь особенным.
Десять: Отец знал об этом.
Одиннадцать: Шкет знал об этом.
Двенадцать: Возможно,
БОЛЬШЕ НИКОГДА ТАК НЕ ДУМАЙ!
Тринадцать?
Четырнадцать?
Селия неожиданно останавливается. Малыша заставляют принять другое положение. Как только от его головы отливает кровь, он чувствует, что балансирует на грани потери сознания, отчего чужим рукам приходится удерживать его на месте. Дыхание Селии щекочет его ухо, прежде чем она заговаривает.
– Откройся мне.
По внутренней стороне его бедра - сначала одного, затем второго - пробегают кожаные ленты, и Малыш разводит колени настолько широко, насколько это возможно с пристегнутыми сзади запястьями и лодыжками. У него нет времени обдумывать свое безропотное повиновение, потому как все внимание переводится на Селию, которая своим лукавым голосом с жаром шепчет, - Ты чувствуешь, как он смотрит на нас? Он так завидует твоей молодости… и все же, хочет, чтобы я попробовала тебя.
Селия в ленивой, неторопливой манере скользит флоггером по оголенному члену и яичкам Малыша. Его плоть начинает понемногу наполняться и становиться твердой, несмотря на сковывающий стыд. Несмотря на публику. Несмотря на страх. Малыш не понимает слов Селии так, как его тело отвечает их очевидному предназначению.
Между бедрами Малыша пробираются настойчивые пальцы. Первым делом он ощущает расслабляющую пульсацию, когда мозг, не ожидая подвоха, посылает телу сигнал сконцентрироваться на ласке его свежевыбритой кожи. Его бедра и ягодицы избавляются от напряжения. Опустившись, яички Малыша выглядывают из своего потаенного местечка, его плечи опадают. С трудом вдыхая, он с дрожью выдыхает.
– Оххх, - стонет Малыш, пребывая в агонии, в чистейшем экстазе.
Второе ощущение – полное блаженство. Его тело пульсирует, и он подает бедра к ласкающей руке своей мучительницы.
– Да, - выдыхает Малыш в ее грудь.
– Прямо здесь… оставайся прямо здесь… пожалуйста, Селия, - хнычет он, пытаясь прильнуть еще ближе.
Его тело двигается по инерции частично выматывающего, частично успокаивающего механизма. Поскуливая, он шепчет, - Прости меня…
– Хороший мальчик, - тихо произносит Селия.
Эти слова предназначаются только для Малыша, чем усиливают оказываемое на него воздействие. Он умоляюще стонет – низко и протяжно, похотливо и развратно. В конце концов, его охватывает невыносимое томление. Желание поглощает его с головой. Исходящий от Селии аромат греховен, как сладкий фрукт и мускусное возбуждение. Парень робко проводит языком по ее соленой коже, что только разжигает его аппетит. Образы того, как он губами охватывает один из ее маленьких сосков, пальцами лаская ее киску, накрывает его необузданной страстью! Малыш дергает за свои оковы.