Покойник «по-флотски»
Шрифт:
– А может, он оторвался? – сказал я, лишь бы что-то сказать.
– Все может быть, – согласился Подполковник. – Аквалангисты уже ищут, но не прапорщика, а ботинки. Хотя не только у меня впечатление такое, что их порознь топили. Мундир точно в воду, а вот куда хозяина дели?
– А может, он с лодки рыбу ловил, и его сом за борт выдернул? Было же когда-то такое, кто-то из юмористов даже описывал. Кажется, Степан Олийнык.
– Может и Степан. Может, не Олийнык, а Руданский. Или еще кто… Хотя – в одном я с тобой согласен: простор для фантазии тут огромный. Самоубийство, имитация самоубийства, чтобы скрыть настоящую причину убийства, опять-таки имитация самоубийства, но уже затем, чтобы скрыть настоящую причину исчезновения.
– Концы в воду, а человек где-то в Сочах за наше здоровье водку пьет.
– Или где-то в лесу прикопан,
– Не понял, при чем здесь утопленный прапорщик?
Наш Старик был в тот день особенно снисходителен, потому выложил мне всю механику:
– Ты знаешь анекдот о том, почему сын майора не может стать генералом? Потому, что у генерала свой сын есть. А если серьезно, то вспомни свою армейскую службу: какой шанс у командира взвода стать командиром роты? Правильно – один из трех или из четырех, потому что столько взводов в роте. А сколько шансов у командира батальона стать командиром полка? Столько же. А у командира полка шансов на генеральские лампасы, на комдива? Аналогично! А теперь – в задачке спрашивается: скольким лейтенантам из ста светит генеральская пенсия?
На счастье, на философском факультете преподавали не просто математику, а высшую математику, поэтому подсчитал я мигом:
– По науке – максимум двум.
Старик радостно захохотал:
– То по науке, а в армии – круглое носят, квадратное катают. Там свои расклады. Не забывай анекдот о генеральском сынке. Это у нас, в легавке, такая текучесть кадров, что можно карьеру делать: того убили, тот заболел, тот спился, того на инвалидность списали по статье, а этого дурака, прости Господи, на партработу пристроили. Если человек не дебил, начальство глазами ест, а главное, в отличие от кое-кого, языком не ляпает, – тогда нормальный ход. Вчерашний опер сегодня розыском командует, завтра – нашим Управлением, а там, глядишь, и до главка на Богомольца доберется. А в армии совсем иной расклад. Там загодя известно, кто какое училище закончит, кого в Москву распределят, а кого на Землю Франца-Иосифа, кто будет принимать парады, а кто их только по телевизору увидит. И, наконец, кого похоронят в Кремлевской стене, а кого – на районном кладбище. Одна надежда – случай, оказия. А лучше всего – криминал! Честь мундира требует, чтобы кто-то ушел. А другой придет. На его место. Может, даже и незапланированный… Так что, Алексей, не гони лошадей! Пусть военные друг на друга своего покойника вешают, а у нас с тобой – чистая работа.
От автора: На улице Богомольца в Киеве до сих пор находится Министерство внутренних дел, теперь уже Независимой Украины. В последующих рассказах Алексея Сироты будут фигурировать еще несколько популярных в те годы, особенно среди милицейского люда, адресов.
«На Калинина» – большое серое здание на углу площади Калинина (ныне Михайловская) и ул. Десятинной. Его правое крыло занимал комсомол, а левое – горком КПСС. Сюда, в отдел админорганов, Сироту и его начальников таскали для накачки. Сейчас там МИД Украины.
«На Орджоникидзе» – сейчас улица Банковая. В народе до 1991-го года дом ЦК КПУ называли «Белым домом» или «Великою хатою». Рядовых работников советской милиции этим адресом только пугали. Субординацию тогда соблюдали четко. И если вызывали кого-то в ЦК, то разве что начальника милиции Киева.
Еще один адрес вслух не произносили, чтобы не будить лихо. Когда милиционеры старшего поколения, как и преимущественное большинство коренных киевлян, говорили «на Короленко», то имели в виду здание КГБ УССР на Владимирской. Интересно, что имя Владимира Галактионовича Короленко эта старая киевская улица носила до 1934-го года, когда республиканское НКВД размещалось в Харькове, а Киевское – на Жовтневой (нынешняя Институтская). И все равно люди мрачно шутили: «Самый высокий дом в Киеве – на Короленко. Из подвала Магадан видать».
Алексей Сирота:
Однако наш полковник оптимизм Старика не разделил и тоже был прав. С глазу на глаз сказал мне следующее:
– Отдать справу назад
– Незабываемое зрелище, – согласился я. Но Полковник не развил эту тему, а строго так взглянул и официальным тоном подытожил:
– Так что – раскручивай, Сирота, всю эту машинерию дальше, а я уже как-то отобьюсь. Кстати, ты мундир супруге для опознания предъявлял?
– Еще нет, – признался я. – Да и потом, зачем лишний раз дергать? Там же и фамилия, и номер.
– Фамилия, номер! – передразнил Шеф. – Ты что, первый день в розыске? А вдруг – это его старая форма? Только он ее вместо того, чтобы на мусорку выбросить, почему-то утопил, а сам в новенькой где-то по свету шляется. И знаешь, что мне не нравится?
. – Что он сейчас может по Киеву в «форме номер раз» шастать? То есть, в одних трусах? Так у него еще и маечка есть. И носки с ботинками. Нормальный вид, как для начала августа.
– Сирота, не строй из себя Швейка, а то будешь сам у меня в трусах и маечке бегать. Если бы его, твоего прапорщика, профессионал прибрал, он бы форму не топил, а сжег. А уже если бы топил, то вырезал бы и номер, и фамилию, и фабричный ярлык. Так что готовь опознание супругой и теми, кто в роте служит. И про личностные характеристики не забудь.
– Вот этого точно не забуду, товарищ полковник. Я их уже каждую ночь заполняю. Во сне. Дописался.
Этот мудрый термин – личностные характеристики – наш Полкан услышал на каком-то совещании в Москве и с тех пор морочил всем сыскарям голову. Требовал даже письменные отчеты. А я такую работу не перевариваю – выписывать, что подозреваемый любит, а чего не терпит, какие у него вкусы и предпочтения. Да ну его к бесу! Я само слово «характеристика» еще со школы ненавижу. «Дайте характеристику образа Печорина в романе Лермонтова»… Мы что, писатели, романы пишем? У нас вместо художественной литературы с ее «образами» черная пьянь, кровь, грязное белье, страх и лицемерие. Одним словом – действительность.
Помню, когда еще на уголовный розыск всю криминальную дуристику валили, прихватили мы по агентурной наводке подпольное фотоателье. Клепали ребята порнографию. Ну, у нас этот товар как делается? Привозит кто-нибудь из-за границы контрабандой соответствующий журнал или колоду карт. Народные умельцы, преимущественно из числа глухонемых, это дело клепают, тиражируют и распространяют. Как правило, на железнодорожном транспорте. Но с нашим ателье ситуация была нестандартная, тут не импортную продукцию множили, а делали оригинальные съемки с местными непрофессиональными натурщицами и натурщиками. Но и это еще не диво. Случалось подобное в милицейской практике. Оригинальность заключалась в том, что весь этот товар производился не для массовой продажи, а для индивидуального заказчика. Серьезный такой мужчина, переводчик из киностудии, квартира на площади Победы, жена – в Академии наук докторскую добивает, падчерица среднюю школу заканчивает. На допросе забил нам баки, что это у него комплекс такой, в общем, невредный. Потому что, понимаете, если он ту порнографию втихаря рассматривает для улучшения интимной жизни, то он никому не приносит такого вреда, как некоторые, кто этой гадостью, которая на снимках, в натуральном виде занимается. И таки убедил бы нас, если бы мудрый Старик не вытребовал у начальства ордер на обыск. Лучше, говорит, мы все сами изымем, а вдруг какое-нибудь фото за сервант упало. Найдет кто-то посторонний – опять будут проблемы. Проблемы возникли, и раньше, чем думалось. Потому что нашли мы документальные доказательства, вместе со снимками, что этот полиглот растлил свою падчерицу и жил с ней с ее тринадцати лет. Всплыло все, как колхозный навоз в наводнение. И что? Дали ему, неудобно вспоминать, как той рыночной спекулянтке. Пошел под суд только за изготовление порнографии, потому что по тем, серьезным, статьям, где минимум восемь лет светило, нужно заявление родителей или опекунов несовершеннолетней потерпевшей. А нам мать девочки вместо заявления кукиш под нос сунула: