Покойник с площади Бедфорд
Шрифт:
– И вот тогда мы послали армию, – предположила Шарлотта.
– Нет. Теодор опять написал королеве, на этот раз попросив прислать ему рабочих, станки и специалиста по производству зарядов, – уголки рта генерала дрожали от еле сдерживаемого смеха.
– Ну уж после этого мы точно послали солдат! – заключила миссис Питт.
– Нет, мы послали инженера и шестерых рабочих, – ответил Балантайн, стараясь не встречаться с ней взглядом.
– Невероятно! – воскликнула женщина с недоверием, хотя и старалась держать себя в руках.
– Да, они добрались до Массавы, просидели там полгода, а затем их отправили назад, домой. – Лицо генерала опять приняло серьезное выражение. – В июле того же, шестьдесят
19
Одна из четырех провинций Пакистана.
20
Генри Мортон Стэнли (наст. Джон Роулендс, 1841–1904) – известный путешественник и исследователь Африки, рыцарь Большого Креста ордена Бани.
– Вы участвовали в тамошних боевых действиях? – негромко спросила миссис Питт.
– Да.
– Было очень тяжело?
– Не тяжелее, чем в других местах. – Ее собеседник сделал отрицающий жест. – Война – это прежде всего страх, увечья, смерть… Ты смотришь на людей и видишь, как они поднимаются до самых высот героизма или падают в пропасть самого низкого предательства: ужас и отвага, эгоизм и благородство, голод, жажда, боль… невероятная боль. – Генерал отвернулся от Шарлотты, как будто если бы он посмотрел ей в глаза, то не смог бы продолжать. – В войне мгновенно слетает все притворство… и с других, и с тебя самого.
Шарлотта не знала, прервать генерала или нет. Она слегка сжала его руку, и он замолчал.
Женщина ждала. Мимо проходили люди, некоторые оглядывались на них. Мимолетно Шарлотта спросила себя, что они могут подумать, и отмела этот вопрос как неважный.
Балантайн глубоко вздохнул:
– Простите, но я не могу говорить о самой битве.
– А о чем вы хотите поговорить? – мягко спросила его женщина.
– Я… может быть … – Генерал опять остановился.
– Если хотите, я все забуду сразу же после того, как вы выскажетесь, – пообещала Шарлотта.
Старый солдат через силу улыбнулся, но остался стоять, глядя прямо перед собой.
– В ту кампанию мы однажды попали в засаду. Тридцать человек были ранены. Среди них и мой заместитель. Это был полный провал. Меня тоже ранило в руку, но не сильно.
Миссис Питт спокойно ждала, когда он будет готов продолжать.
– Я получил письмо, – генерал произнес эти слова с большим трудом; казалось, что ему приходилось выталкивать их из себя. – Меня обвиняют в том, что я был причиной того провала… обвиняют… обвиняют в трусости
Он не стал объяснять Шарлотте, что подобные обвинения, если они станут известны широкой публике, уничтожат его доброе имя. Это было и так очевидно.
Именно так миссис Питт его и поняла. Это произошло бы в любом случае, но сейчас, с делом Транби-Крофт у всех на устах и во всех газетах, это было опасно вдвойне. Даже те, кто в обычной жизни уделял мало внимания высшему обществу, сейчас вовсю обсуждали его и злорадно ждали новых подробностей, надеясь на катастрофу.
Шарлотта понимала, как много зависит от ее ответа. Выразить симпатию было прекрасно, но бесполезно, а генерал нуждался в реальной помощи.
– И что они у вас потребовали? – спросила она с кажущимся спокойствием.
– Табакерку, – ответил Балантайн. – Как знак согласия на сотрудничество.
– Табакерку? А что, она такая ценная? – Его собеседница была искренне удивлена.
– Да нет… Всего-то несколько гиней. – Генерал рассмеялся смехом, больше похожим на лай, и полным отчаяния. – Это подделка, но очень красивая. Единственная в своем роде. Все сразу скажут, что она принадлежит мне. Это знак того, что я готов заплатить. Но можно сказать, и что это знак признания вины. – Он сжал руки, и Шарлотта почувствовала, как напряглись мускулы под ее рукой. – Хотя это просто свидетельство того, что я запаниковал… именно того, в чем шантажист меня обвиняет. – Горечь его тона была больше похожа на отчаяние. – Но я никогда не отступал перед врагом, а вот сейчас отступил перед угрозами… Странно, никогда не думал, что у меня не хватит моральной храбрости…
– Неправда, – возразила миссис Питт, не колеблясь ни минуты. – Это просто тактика затягивания, пока мы не узнаем, кто же наш враг и что у него есть против вас. Шантаж – удел трусов… пожалуй, самых больших трусов. – Она была настолько разозлена, что не заметила, как стала употреблять множественное число, соединяя себя с генералом в одно целое.
Балантайн поднял другую руку и всего на секунду, очень нежно, дотронулся до ее пальцев, лежавших у него на предплечье, после чего перешел к другому экспонату – нескольким кускам древнего стекла, выложенным на витрине.
– Вам нельзя вмешиваться во все это, – сказал он, когда Шарлотта быстро встала рядом с ним. – Я ведь рассказал вам все только потому… потому что мне надо было кому-то это рассказать. А я знаю, что могу вам верить.
– Вот именно! – с чувством воскликнула женщина. – Но я не собираюсь стоять рядом и смотреть, как вас мучают за что-то, чего вы не совершали. И не стану этого делать, даже если все то, в чем вас обвиняют, – правда. Мы все совершаем ошибки – иногда от слабости, иногда от испуга, иногда по глупости. И осознание этих ошибок – уже достаточное наказание. – Шарлотта снова стояла рядом с Балантайном, но на этот раз не стала брать его за руку, а сам он смотрел не на нее, а куда-то в сторону. – Мы будем бороться!
– Как? Я не представляю, кто это может быть, – произнес старый солдат, поворачиваясь к своей собеседнице.
– Тогда нам необходимо это узнать, – возразила та. – Или нам надо связаться с кем-то, кто тоже был там, в Абиссинии, и сможет опровергнуть эти обвинения. Сделайте список всех людей, которые могут об этом знать.
– Это целая армия, – произнес Брэндон с тенью улыбки на губах.
– Бросьте! – Миссис Питт была настроена очень решительно. – Это была всего лишь стычка в Абиссинии… совсем не битва при Ватерлоо! И произошло это двадцать три года назад. Многие из участников могли уже умереть.