Покойник с площади Бедфорд
Шрифт:
А в кармане у него лежала табакерка.
Но если его убили, когда он пытался ограбить дом, то почему Коул оказался снаружи, а не внутри дома?
А может быть, ему раскроили башку и бросили умирать, а он просто уполз с того места? Может быть, он искал помощь, когда приполз на ступени дома Балантайна?..
Телман шел строго на восток по Хай-Холборн, а затем резко повернул на север и направился вверх по Саутгемптон-роу в сторону Теобальдз-роуд. Он наведет еще справки.
Но ему так и не удалось узнать ничего, что прояснило бы ситуацию. Местный комик, который распевал куплеты на темы последних
Констебль в местном полицейском участке, который видел портрет Коула в газете, опознал его как местного воришку с очень неуживчивым характером, который обретался где-то в районе Шордича, на востоке, в то время, когда констебль служил в том районе. У этого мужика, рассказал полицейский, была странная проплешина на левой брови – наверное, детская травма. Он был очень жестоким и подверженным необъяснимым приступам ярости. Обделывал какие-то темные делишки с одним из скупщиков краденого в Шордиче и Клеркенуэлле. Причем с этим своим партнером он постоянно ссорился и ругался.
Местная проститутка сказала, что Альберт был веселым и экстравагантным, и ей жаль, что он умер.
К тому времени, когда Телман закончил свои дела в Хай-Холборне и на Линкольнз-Инн-филдз, было уже поздно идти в участок на Боу-стрит. Однако противоречия в описаниях Альберта Коула были настолько серьезными, что о них требовалось немедленно доложить суперинтенданту Питту.
Несколько минут инспектор размышлял над этой перспективой. Было еще светло, но время уже подходило к восьми вечера. Бутерброд, съеденный в «Быке и Воротах», давно переварился, Сэмюэль устал, и ему снова хотелось есть. Ноги горели. И чашка горячего свежего чая и возможность посидеть неподвижно полчаса-час восстановили бы его силы…
Но служба превыше всего.
Он пойдет и все доложит на Кеппель-стрит. Вот как надо поступить. А добраться туда он легко может минут за двадцать.
Но когда инспектор с горящими и ноющими ногами добрался наконец до Кеппель-стрит, оказалось, что ни мистера Питта, ни его жены не было дома. Дверь ему открыла Грейси, которая в своем накрахмаленном переднике выглядела очень официально.
Полицейский был смущен.
– Простите… – произнес он, стоя на ступеньках дома; сердце его стучало как бешеное. – Очень жаль, потому что мне правда необходимо все рассказать мистеру Питту.
– Ежели это так важно, зайдите, – ответила мисс Фиппс, шире открывая дверь и освобождая ему проход. Девушка смотрела на него со смесью удовлетворения и вызова. Ей действительно хотелось узнать об Альберте Коуле как можно больше.
– Спасибо вам, – неловко поблагодарил Телман и прошел за ней по длинному коридору на кухню. Там стоял все тот же приятный запах – отскобленных досок, чистого белья и пара.
– Што ж, садитесь тогда, – приказала горничная. – Я ничего не смогу делать, ежели вы будете стоять столбом посредине. Мне шо, вокруг вас скакать прикажете?
Инспектор молча повиновался. Во рту
– Выглядите как загнанная лошадь, точно. Думаю, шо вы давно ничо не кушали. У меня есть неплохая холодная баранина, картофельное пюре и зелень. Хотите, сделаю жаркое, а? – Она не стала ждать его ответа, а наклонилась и достала из ящика сковороду с длинной ручкой и поставила ее на плиту, машинально водрузив туда же и чайник.
– Ну, если вам не трудно… – ответил полицейский, глубоко вдыхая запахи кухни.
– Конешно, не трудно, шо уж там, – ответила девушка, даже не посмотрев на него. – Ну, и шо же такого важного вы хотели рассказать? Вы шо, чегой-то нашли?
– Чегой-то нашел, – передразнил ее Телман. – Я изучал жизнь Альберта Коула. Загадочная личность, доложу я вам.
Он откинулся на стуле и сложил руки на груди, устраиваясь поудобнее. Грейси же быстро двигалась по кухне. Она отрезала луковицу от связки, висевшей возле двери в чулан, и положила ее на разделочную доску. Затем, растопив на сковороде кусок сала, Фиппс быстрыми и точными движениями стала нарезать луковицу на маленькие кубики и бросать их в скворчащий жир. И запах, и звуки от всего этого были восхитительными. Приятно было наблюдать за женщиной, хлопочущей по хозяйству.
– И в чем же загвоздка? – спросила служанка. – В том, хто его прибил или за шо, или почему его бросили там, где бросили, на ступеньках хенерала?
– В том, что он был хорошим солдатом, который воевал за Королеву и страну в штурмовом полку, а потом его ранили, и он вернулся домой, и днем продавал шнурки на улице, – ответил Телман. – А по ночам превращался в опасного вора, который залез не в тот дом на Бедфорд-сквер.
Грейси резко повернулась и уставилась на Сэмюэля.
– Так вы усё раскрыли? – спросила она, широко раскрыв глаза.
– Нет, ну конечно, еще нет, – ответил ее гость довольно резко. Ему хотелось дать всему этому какое-то остроумное объяснение, может быть, даже до того, как это сделает Питт. Но он видел только отдельные фрагменты картины и никак не мог сложить их в единое целое.
Горничная продолжала смотреть на него. Ее лицо смягчилось, и полицейский подумал, что по-своему она очень хорошенькая, но с большим характером: это вам не безе с мармеладом без всякого вкуса!
– Люди грят, шо он был хорошим, но в то же время вором? – спросила девушка.
– Нет. Разные люди говорят разное, – ответил Сэмюэль. – Кажется, что он жил двойной жизнью, причем о его другой, тайной, жизни мало кто знал. И я не могу понять, почему. Ведь у него не было ни семьи, ни жены, перед которыми надо было бы притворяться.
– Ах, вот чего…
Служанка повернулась к печке, так как жир на сковороде стал громко потрескивать. Она помешала лук ложкой, а затем выложила на сковороду пюре, бухнула на него капусту и принялась перемешивать. Пока эта смесь грелась и аппетитно подрумянивалась, Грейси отрезала от запеченной бараньей ноги три приличных куска и положила их на бело-голубую тарелку. После этого достала прибор для Сэмюэля, поставила перед ним чашку, а затем принесла с ледника молоко и убрала туда баранью ногу.