Покойный господин Галле
Шрифт:
– Где же в тот момент был нож? Нож с лезвием на пружине, но карманной модели – такой многие носят. Постойте-ка…
Он закрыл лезвие ножа, лежавшего на столе рядом с другими вещественными доказательствами, и сунул нож в левый карман черных брюк.
– Нет, так оттопыривается.
Он переложил нож в правый карман и остался доволен.
– Вот так. Нож лежал у него в кармане. Он еще был жив.
А между одиннадцатью и половиной первого, по заключению врача, господин Галле уже умер. Туфли его испачканы известкой и мелким песком. А напротив окна, на стене
Мегрэ все время находился в движении, обрывал фразы на полуслове, даже не глядел на своего молчаливого слушателя, застывшего на стуле.
– В камине, откуда на лето убрали решетку, я нашел кусочек сожженной бумаги. Повторим действия, которые он должен был совершить: снял пиджак, сжег бумаги, разбросал пепел с помощью подсвечника (на меди обнаружены следы сажи), вылез через окно, взобрался на стену напротив и вернулся обратно тем же путем. Наконец, достал из кармана нож и открыл его. Это не так уж много, но если знать, в какой последовательности были совершены эти действия…
Между одиннадцатью и половиной первого ночи он снова был здесь. Окно открыто, и он получает пулю в голову.
На этот счет нет никаких сомнений. Сначала выстрел, потом удар ножом. Стреляли с улицы. Тогда Галле хватает нож. Он не пытается выйти, а это означает, что убийца вошел в комнату. Более того, у Галле снесена часть лица. Из раны хлещет кровь, а около окна нет ни капли крови. Это говорит о том, что, будучи раненным, он двигался лишь в радиусе двух метров. «Большой кровоподтек на левом запястье», – пишет врач, производивший вскрытие. Следовательно, Галле держал нож в левой руке, и его схватили за руку, чтобы повернуть его же оружие против него самого.
Лезвие задело сердце, и он падает замертво. Галле роняет нож, но убийца не беспокоится на этот счет, зная, что на нем остались только отпечатки пальцев жертвы. Бумажник остался в кармане Галле, ничего не украдено. Тем не менее отдел идентификации утверждает, что на чемодане обнаружены микроскопические кусочки резины, словно кто-то трогал его руками в резиновых перчатках.
– Любопытно, любопытно, – вежливо восхитился жандарм, который не смог бы повторить и четверти того, что услышал.
– Самое интересное, что кроме следов резины обнаружены еще следы ржавчины…
– Может быть, револьвер был ржавый?
Мегрэ замолчал, встал у окна. Его фигура выделялась на фоне яркого прямоугольника. Без пиджака, в рубашке с закатанными рукавами, он казался огромным. Над его головой вился голубоватый дымок трубки.
Жандарм послушно сидел в своем углу, не решаясь пошевелиться.
– Вы не зайдете взглянуть на моих бродяг? – робко спросил он.
– Они все еще там? Отпустите их!
И Мегрэ вернулся к столу, взъерошил себе волосы, переложил розовую папку, поправил фотографии и перевел взгляд на собеседника.
– У вас есть велосипед? Не проедетесь
– Только то, что в Библии, [1] – отважился сострить жандарм.
Одежда Эмиля Галле по-прежнему была разложена на полу, напоминая карикатуру на труп. Когда жандарм уже направлялся к двери, постучал и вошел Тардивон.
1
По-французски библейское имя Иаков звучит «Жакоб».
– К вам, комиссар. Дама по фамилии Бурсан хотела бы с вами поговорить.
Жандарм охотно остался бы, но комиссар не пригласил его. С удовлетворением осмотрев комнату, Мегрэ распорядился:
– Пусть войдет!
Он склонился над плоским манекеном, из которого словно выпустили воздух, подумал и вонзил нож на место сердца, потом, улыбнувшись, примял пальцем табак в трубке.
Элеонора Бурсан была одета в скромный светлый костюм, отнюдь ее не молодивший, и вместо своих тридцати выглядела на все тридцать пять.
На чулках у нее не было ни морщинки, туфли – безукоризненны, а белокурые волосы под светлой соломенной шляпой тщательно уложены. Туалет довершали перчатки.
Мегрэ отошел в темный угол, ему интересно было посмотреть, как она будет себя вести. Когда Тардивон ввел ее в комнату, она помедлила, словно удивленная контрастом между ярким светом, лившимся из окна, и полумраком, царившим в помещении.
– Комиссар Мегрэ? – наконец произнесла она, сделав несколько шагов и повернувшись к комиссару, присутствие которого скорее угадала. – Простите, что побеспокоила вас, сударь.
Он вышел к ней из темноты.
– Присядьте, пожалуйста.
Мегрэ стал ждать, никак не помогая ей начать разговор, даже не пытаясь скрыть свое дурное настроение.
– Наверное, Анри говорил вам обо мне: поэтому я сочла возможным побеспокоить вас, раз уж нахожусь сейчас в Сансере.
Он по-прежнему молчал, но ее было не так-то легко смутить. Говорила она, не торопясь, и манерой держаться чем-то напоминала г-жу Галле.
Но это была другая г-жа Галле – моложе и, наверное, красивее, чем в свое время мать Анри, но не менее представительная и принадлежащая к тому же избранному кругу.
– Вы должны войти в мое положение. После этой… этой ужасной драмы я хотела уехать из Сансера, но Анри в письме посоветовал мне остаться. Я вас уже видела несколько раз. Местные жители сказали мне, что вы ищете убийцу.
Тогда я решилась зайти и спросить, нашли ли вы что-нибудь? Разумеется, мое положение в некотором роде двусмысленно, поскольку я никем не прихожусь Анри и не член его семьи.
Ее слова не походили на заранее приготовленную речь.
Говорила она гладко, не торопясь.