Покойный господин Галле
Шрифт:
Вы действительно не хотите больше вина? Этот кретин-садовник вывел из строя поливальную машину, и когда вы пришли, я пытался ее починить. В деревне нужно уметь делать все. Если вы останетесь здесь еще на несколько дней, комиссар, заходите ко мне вечерком, поболтаем. Жить в гостинице при таком наплыве туристов, наверное, невыносимо?
У ворот он взял Мегрэ за руку, которую тот ему, впрочем, не протягивал, и пожал ее с преувеличенной сердечностью.
Шагая вдоль Луары, Мегрэ мысленно отметил две детали. Во-первых, Сент-Илэр не мог не знать о сделанном в городе объявлении
В действительности, как раз утром они гуляли по парку.
А днем прекраснейшим образом беседовали в гостиной замка.
Значит, остальные слова тоже могли быть ложью, заключил комиссар.
Он вышел к крапивной дороге. С одной стороны ее ограничивала стена, беленная известью и замыкавшая парк Тибюрса де Сент-Илэра, а с другой – возвышалась одноэтажная пристройка к гостинице «Луара». Над высокой травой, кустарником, зарослями крапивы кружились шмели. Тенистая аллея, окаймленная рядами дубов, метров через сто упиралась в старые ворота с узорчатой решеткой.
Мегрэ из любопытства дошел до самых ворот, которые, по словам хозяина, не открывались уже много лет, а ключи якобы были потеряны, хотя одного взгляда на заржавленный замок было достаточно, чтобы заметить, что кое-где на ржавчине виднелись свежие царапины. Более того, через лупу Мегрэ разглядел четкие следы, оставленные ключом, которым отпирали этот старый замок.
– «Завтра же сфотографировать», – решил Мегрэ.
Он повернул обратно, глядя под ноги, и снова мысленно представил себе г-на Галле, чтобы подвести итоги сегодняшнего дня.
Однако образ Галле вместо того, чтобы стать полнее и четче, становился еще более расплывчатым. Лицо мужчины в мешковатом пиджаке постепенно таяло и вообще ускользало из памяти.
Единственным подлинным изображением покойного, которым располагал Мегрэ, была фотография: но и на ней словно сменялись одно за другим разные лица, и ему никак не удавалось соединить их в цельный, законченный образ.
Комиссар пытался восстановить в памяти половину лица, худую волосатую грудь – то, что он видел на школьном дворе, пока доктор суетился за его спиной. Он также вспомнил голубой ялик, который Эмиль Галле построил в Сен-Фаржо, усовершенствованные рыболовные снасти, г-жу Галле, сперва в платье из лилового шелка, затем в траурной вуали, – невозмутимую, высокомерную, идеальное воплощение дамы из мелкобуржуазной среды.
Зеркальный шкаф, перед которым Эмиль Галле, наверное, надевал свой пиджак… Все эти письма на бланках фирмы, в которой он давным-давно не служил». Ежемесячный баланс, который он скрупулезно подводил, восемнадцать лет назад бросив свою профессию коммивояжера… Стаканчики, лопатки для торта… По всей видимости, он покупал их сам!
«Кстати, его чемоданчик с образцами не был обнаружен, – отметил про себя
Машинально Мегрэ остановился в нескольких метрах от окна, там, где убийца целился в жертву. Но он даже не взглянул на окно. Он был слегка взволнован: ему вдруг показалось – достаточно небольшого усилия, чтобы соединить воедино все грани образа Эмиля Галле.
Однако в его памяти возник Анри – такой, каким он его видел, чопорный и высокомерный, и мальчик с асимметричным лицом, принявший первое причастие. Дело, которое инспектор Гренье из Невера назвал «историей не из приятных» и которым сам Мегрэ начал заниматься нехотя, на глазах становилось все более сложным, а покойный превращался в трагикомический персонаж.
Раз десять Мегрэ отгонял шмеля, кружившего над его головой, словно крошечный самолетик.
– Восемнадцать лет! – произнес он вполголоса.
Восемнадцать лет поддельных писем с подписью «фирма „Ньель“, открыток, пересылаемых из Руана, и параллельно с этим восемнадцать лет ничем не примечательной, скромной жизни в Сен-Фаржо, лишенной каких бы то ни было волнений.
Комиссар изучил психику злоумышленников, преступников и мошенников. Он знал, что ими всегда движет какая-то скрытая страсть. Именно такую страсть искал он в человеке с бородкой, с мешками под глазами и непомерно большим ртом. Этот человек мастерил усовершенствованные рыболовные снасти и разбирал старые часы.
И тут Мегрэ возмутился.
Ради этого лгать восемнадцать лет! Вести двойную жизнь, организованную с такой тщательностью!
Однако не это было самым непонятным. Иногда аналогичные ситуации удается сохранить несколько месяцев, реже – несколько лет. Но никак уж не восемнадцать! Галле состарился. Г-жа Галле раздобрела, стала надменной, Анри вырос. Принял первое причастие, сдал экзамены на степень бакалавра, достиг совершеннолетия. Переехал в Париж, наконец, завел любовницу. А Эмиль Галле продолжал посылать себе письма от имени фирмы «Ньель», заранее сочинять открытки на имя жены и прилежно переписывать несуществующие заказы.
«Он соблюдал диету».
У Мегрэ до сих пор звучал в ушах голос г-жи Галле. Комиссар так увлекся своими мыслями, что пульс у него бился учащенно, а трубка погасла.
«Восемнадцать лет! И ни разу не попасться!»
Просто невероятно. Будучи профессионалом, комиссар понимал это лучше, чем кто-либо другой. Не случись преступления, Галле спокойно умер бы в собственной постели, предварительно приведя в порядок свои бумаги. А г-н Ньель весьма изумился бы, получив извещение о его смерти.
Все это выглядело настолько чудовищно, что от картины, которую мысленно нарисовал себе комиссар, вдруг повеяло такой безысходной тоской, как бывает иногда, когда непредсказуемые события меняют весь ход жизни.
И уже по чистой случайности Мегрэ поднял голову и увидел на белой стене поместья, как раз напротив комнаты, где было совершено убийство, какое-то темное пятно. Он подошел поближе: это был след, оставленный между двумя камнями чьим-то ботинком. Такой же, хотя менее заметный след темнел чуть выше.