Покрась все это в красный цвет
Шрифт:
“Похоже, твои ноги работают просто отлично”, - язвительно замечаю я, глядя на человека, который играл в мир.
Он постукивает себя по ногам. “Они работают лучше, чем твой разум”.
“Я думал, что она была Кеннеди Карлайл, и у нее развилась нездоровая одержимость семьей Эванс из-за двух совпадений, когда их пути пересеклись со смертью. И… ”
“Кеннеди Карлайл был эгоцентричным наркоманом, который, откровенно говоря, был гребаной угрозой обществу. Это был только вопрос времени, когда она накурится так, как ее родители напьются и убьют кого-нибудь. По воле судьбы, она убила дерево только
“Я предполагал, что это ты", — говорю я спокойно. “Та, которая изменила свой мир".
“Подделать больничные записи на самом деле легко, если вы знаете, с чего начать”, - говорит он, снова постукивая по бокам ног, которые он обманул, заставив мир поверить, что они бесполезны. “Ей нужна была законная личность; ей нужны были деньги; ей нужен был шанс. Если бы они узнали, что она выжила, они бы пришли. А тогда? Они убили бы ее почти без усилий.”
Он выдыхает, пытаясь успокоить свой гнев. Я продолжаю смотреть, позволяя ему говорить, пытаясь понять все это так же, как и он.
“Когда она сказала мне, что связалась с агентом ФБР, у меня чуть не случилась гребаная аневризма мозга”, - говорит он, отводя взгляд и невесело смеясь. “Я убил себя, пытаясь убедиться, что никто никогда не узнает, кто она такая”.
Его глаза снова встречаются с моими.
“Потом мы поговорили с глазу на глаз, и она, блядь, улыбнулась, когда произнесла твое имя. Она улыбнулась так, словно в ней была надежда.” Он сглатывает комок. “Я заставил ее разделить убийства на месяц, сказав ей, что это было более осторожно, когда на самом деле… ”
”Ты беспокоился, что когда все это закончится, у нее больше не будет цели оставаться в живых".
Его глаза блестят, и он прочищает горло, стоически кивая.
“Я тянул время", — тихо говорит он. “Но после того, как она встретила тебя? Я видел так много гребаной надежды. С сегодняшнего дня я видел пустую оболочку. Я хотел ошибиться в тебе, ССА Беннетт. Я согласился со всеми ее изменениями в наших планах. Ты знаешь, почему она отказалась рассказать тебе эту историю от Линди?”
Я наклоняю голову, прежде чем засунуть пистолет за пояс брюк.
“Она хотела, чтобы мы услышали эту историю, когда приедем сюда. Она хотела, чтобы это произвело максимальное впечатление”.
Он пристально смотрит мне в глаза. “Она хотела, чтобы это оказало на тебя максимальное влияние. К черту всех остальных. Возможно, она все еще хочет отомстить, но все остальное было сосредоточено вокруг тебя. Она практически молилась, чтобы Бугимен пришел за ней, просто чтобы она могла убить его и покончить с угрозой, которую он представлял для твоей жизни. И ты обращаешься с ней как с монстром. Почему? Потому что она убивает? Вы относитесь к своим военным как к монстрам? Неужели ты смотришь на свое отражение с таким презрением? Потому что я видел ваше досье. Вы застрелили и убили тринадцать серийных убийц с начала своей карьеры. Это были настоящие монстры, как и все те люди, которых убила Лана.”
Я шатаюсь на ногах, борясь с этой тонкой гранью между безумием и здравомыслием.
“Но она должна что? Просто двигаться дальше и забыть, что это случилось?” он продолжает. “Потому
Я даже не знаю, что сказать. Все, что угодно, кроме согласия, привело бы к возможной вспышке ярости с его стороны, и по какой-то причине я тоже не могу заставить себя полностью согласиться вслух.
Я всегда был по одну сторону закона, неустанно работая во имя справедливости по всем надлежащим каналам.
Но Лана попыталась. Джейк попытался. Им было отказано.
“Я любил его", — говорит он, поворачиваясь, и непролитые слезы пытаются скатиться с его глаз. “Я любила его и обращалась с ним как со своей маленькой грязной тайной на публике, в то время как любила его всем, что у меня было за закрытыми дверями. Маркус принял то, что я предложила, потому что он так сильно любил меня, что не мог отпустить, хотя и заслуживал лучшего.”
Слезы текут из его глаз, и он сердито смахивает их.
“За все эти годы не было ни разу, чтобы я задавался вопросом, что бы я сделал для него, после того как так ужасно подвел его, когда он был еще жив. Я принимал его как должное. Я принимал то, что у нас было, как должное. Я никогда не понимал, насколько чертовски редким все это было или как быстро все это могло исчезнуть".
Он снова медленно опускается на диван, его колени, кажется, подкашиваются.
“Лана… Я никогда не думал, что она кого-нибудь полюбит так, как я любил Маркуса. Я думал, они сломали ее. Я думал, что они украли все до последней капли ее сердца. Единственное, что поддерживало в ней жизнь, — это огонь внутри нее, который горел чистой, неподдельной ненавистью”.
Он поднимает глаза, снова встречаясь со мной взглядом. “Она любила тебя. У нее было два видения того, как все это будет происходить. Один закончился тем, что ты любил ее так же сильно, как она любит тебя, и ты был бы рядом с ней, несмотря ни на что, чувствовал бы ее боль, как если бы она была твоей собственной. К сожалению, ты выбрал вариант номер два, доказав мою правоту, хотя я отчаянно хотел, чтобы ты доказал мою неправоту.”
Я все еще не могу подобрать нужных слов, и у него по-прежнему время от времени капают слезы, когда он смотрит на меня с не меньшим презрением.
“Настоящая любовь? Такой, какой дала тебе Лана? Это тот вид любви, который выходит за рамки обид по отношению к другим и взывает только к душе. Лана спасла ребенка. Лана рискнула всем, чтобы спасти тебя. Лана спасла бесчисленное множество женщин, убив Племмонов. И все же вы все еще считаете ее чудовищем, не соответствуя своей распространенной версии морали. В твоих глазах лучше навсегда быть жертвой, чем когда-либо снова почувствовать покой, потому что настоящий монстр может умереть от рук того, кто не проявит милосердия”.