Покушение Аллисы
Шрифт:
— Видишь, — сказала Аллиса, отпихивая меня в сторону и входя внутрь. — Все устроилось.
— Я ушиб ногу! — пожаловался я. — Не подуешь?
— Чтобы ты меня пнул по носу? Нет уж, пап, сам себе дуй.
Я представил картину «Профессор, дующий на свой большой палец ноги», захихикал и вошел следом. Аллиса уже расхаживала по просторному холлу, имевшему заброшенный вид.
— Ого-го! — завопила она.
Где-то в глубинах замка что-то хрустнуло и с треском обвалилось.
— Круто, — резюмировала дочка. — Мне нравится. Пап, давай это будет наша дача.
БАБАХ!
— Что это, — дрогнувшим голосом спросил я, так как этот звук раздался за моей спиной. — Похоже на хлопок двери.
— Это захлопнулась дверь, — сказала Аллиса. — Сама.
СКИИИРРР!!!
— Это задвинулся засов, — сказал я. — Можешь мне не говорить.
— Нет, — отозвалась Аллиса. — Засов не задвигался. Там автоматически запор защелкнулся. Это другой звук.
— И что он означает?
— Он означает, что какая-то тварь хочет изрубить тебя в капусту!
Аллиса нажала на гашетку, и сноп ярких зеленых лучей ворвался в грудь незнакомого человека, который подходил ко мне сзади и уже собирался вонзить мне в спину несколько лезвий, неведомо как размещавшихся на его перчатке.
— О-о-о! — взревел человек и испепелился.
— Аллиса! — я знаком показал, чтобы дочь пригнулась, и всадил несколько зарядов в здоровенного чувырлу в хоккейной маске, замахнувшегося на Аллису тесаком. Чувырла отлетел к стене, ударился об нее, но тут же поднялся и начал медленно приближаться. Аллиса не сплоховала — она с одного залпа с двух рук превратила чувырлу в беспорядочную груду шевелящихся конечностей.
— Я знаю, что это за замок! — прокричал я дочке, пока она превращала в кровавую пыль бегущую к ней дико хохочущую ведьму-зомби, одетую в весьма живописно вспыхнувшие лохмотья. — Здесь живут привидения!
— С привидениями нельзя сделать вот так, — и Аллиса обдала из огнемета выскочившего из картины дядьку в роскошном смокинге, который, оскалив сантиметровые клыки, желал, видимо, впиться в горло дочурки,
— Черт побери! Что же это за место?
— Пап, а ведь ты прав! Они очень знакомые! Похоже, это персонажи фильмов ужасов!
— Но их же уже давно не снимают! Это запрещено! Только у тебя в видеотеке есть, да и то это комиссар Джаз подсуетился. Тоже мне, подарочек на день рождения!
— Правильно! Это призраки! Только если призраки реальных людей прозрачные и эфемерные, то… Осторожно!
И она швырнула гранату прямо в рыжего клоуна, который, распялив огромную пасть с зубами-иголками, видимо, собирался оставить от меня одно воспоминание. Что ж, теперь в это самое воспоминание превратился он сам.
— Надо было ему воздушными шариками торговать, — сухо изрекла дочь, — а не на честных людей набрасываться.
— То есть, если я тебя правильно понял, именно так — реально, во плоти — и выглядят призраки выдуманных персонажей?
— Точно. Только почему они выбрали именно эту планету?
— Кто же тебе ответит? — сказал я. — Может, кто-то сейчас наблюдает за нами и творит все эти безобразия, готовя нам все новые и новые испытания?
— Возможно. Одно мне ясно совершенно — если бы здесь побывала наша неугомонная парочка, они бы вряд ли унесли отсюда ноги.
— И между тем унесли. Корабля-то нет.
— А, может, их сожрали какие-нибудь твари, а потом забрались в корабль и улетели?
— Вряд ли, — и я, прямо как в плохих детективах, поднял с пола только что замеченный мной листок бумаги. — Смотри! Это страница из мемуаров Первого капитана! Тут написано: «Я побывал в системе Занозы. Второго тут, кажется, нет. Хотя… Что это там за корабль? Ух ты, это же „Зимородок с индонезийского острова Калимантан“! Неужели я все-таки…» Дальше ничего нет!
— Не дописал? — спросила Аллиса, держа на прицеле каждую дверь и окно.
— Нет, просто страница обуглена. И пробита стрелой. И с одной стороны откушен кусок. Похоже, наших друзей здесь настигли настоящие неприятности. Итак, они кого-то ищут по дневникам Первого капитана, который, судя по всему, занимался тем же самым. Удалось ли ему? Удастся ли им? Удастся ли нам? Сплошные вопросы!
Я в сердцах топнул ногой. «ГУ!» — пронеслось по замку.
— Пап, ты аккуратнее! — посоветовала Аллиса. — Неизвестно, сколько простояла эта рухлядь.
— Да я тихонько, — сказал я.
И как бы в ответ на мои слова откуда-то тоже донеслось: «ГУ!»
— Опять? — покосилась на меня дочь.
— Честное слово, это не я!
Тем временем раздалось еще подряд несколько «ГУ!», причем эти звуки показались мне несколько ближе. Вдобавок к гуканьям раздался еще и рокот барабанов, и ликующие взвизгивания.
— У них там что — рок-фестиваль? — удивилась Аллиса. — Что за запрещенные барабанщики?
Рокот, не умолкая, приближался. Тяжкие удары сотрясали стены. Мы с Аллисой придвинулись ближе к дверям. Гулкий топот раздавался из-за закрытой двери, ведущей, скорее всего, из холла в какой-нибудь тронный зал — эта дверь была самой большой в холле.
— Может, это мама? — шепотом спросила Аллиса.
— Почему ты так решила?
— Потому что мне страшно. А меня ничто не может напугать, ты знаешь. Кроме одной вещи.
— Что ж, значит, сейчас мы узнаем еще одну вещь, которой боится наша доченька, — заметил я.
И эта вещь не замедлила явиться. Дверь буквально испарилась в потоке огня, и в дверях появился смутно угадываемый громадный черный силуэт чудища в языках пламени. Окутанный дымом, как плащом, он взмахнул рукой, в которой проявился огненный клинок. В другой руке его был огненный же кнут.
— Это Балрог, — прошептала Аллиса.
— Вот оно что, — отозвался я. — Балрог. А я и так до смерти устал.
С этими словами я уселся в одно из стоящих рядом кресел, вынул из-за пазухи «покет» нового романа старого фантаста Матюхина, которому нынче исполнилось сто тридцать восемь лет, и погрузился в чтение, предоставив Аллисе самой справиться со своими страхами:
«…И особенно с немытыми ногами!
Однажды ночью, проснувшись, Жен-Тьмы понял, что свершилось страшное!
Наступил его день рождения!
Сколько Жену стукнуло, не знал, пожалуй, и он сам, но имел несколько смутное представление. И это представление заставляло его черные волосики на затылке опасливо шевелиться. Еще бы — столько прожить и — тьфу, тьфу — ни одного седого волоска, перелома носа и злого заговора со стороны оборотня Сепы Лосева. Впору радоваться! Ан нет! Жен не возрадовался, ибо не успел он разлепить веки и потянуться, хрустнув косточками, как узрел рядом с собой небольшой коробок, обмотанный ленточками и бумагой. Обмотано было так старательно и с любовью, что Жен насторожился и даже на всякий случай принюхался. Посторонних запахов, вроде, не наблюдалось. Конечно, откуда-то сверху пробивался слабый запашок Дедка Бесноватого, живущего там уже около двух недель, но запах этот был скорее привычкой и не резал ноздри.
А коробок все же настораживал!
Приподнявшись на локтях, Жен попытался дотянуться до коробка кончиком большого пальца ноги, но потерпел неудачу. Подбираться ближе к таинственному подарку (да еще и неизвестно кем оставленному) не хотелось. Будучи умудренным опытом проведения предыдущих дней рождений, как своих, так и, собственно, чужих, Жен ждал от подарка сюрпризов.
Коробок не шевелился.
— Ну, так тебя да разэдак, открывай же быстрей! — раздалось у самого Женова уха, и он от неожиданности громко икнул.
— Да, и с днем рождения тебя, — продолжил чревовещательный бас Миши Кретчетого, по своему обыкновению раздающийся где угодно и когда угодно, — сколько нам стукнуло?
— Много, — проворчал Жен. В его голову стали закрадываться смутные сомнения насчет того, кто бы мог оставить коробок с подарком.
„Но ведь у Миши нет рук! — с ужасом подумал Жен, почесывая нос, — у него же шесть щупалец, три глаза и бородатый затылок! Как же он смог?!“
— Ну, насчет бородатого затылка ты приврал, — ответил чревовещательный бас, и Жен с ужасом понял, что только что говорил вслух. День рождения начинался не ахти как, — да и подарок вовсе не я оставил. Нашел тоже дурака. Чтобы я, да тебе, да подарок?! Не смеши честные голоса!
— И то верно, — Жен успокоился, но отодвинулся от подарка подальше, к самому краю кровати.
Коробок по-прежнему не подавал признаков жизни.
— Ну! — нетерпеливо произнес бас Миши Кретчетого из угла комнаты, — рви же ленточки, жуй бумагу, открывай коробку! Жуть как не терпится поглядеть, что там такого тебе подарили! Это, наверное, новый гробовизор!
— С чего ты взял? — изумился Жен. Ему нравился и прежний гробовизор. С него очень удобно было стирать пыль и мелких насекомых.
— Это я так, чревовещаю, не обращай внимания, — сказал бас, а после короткого молчания вновь вопросил, — ну?!
— Что — „ну“? — буркнул Жен, — не хочу я его открывать! И, вообще, чего это тебе так не терпится? Может, это все-таки ты коробок подсунул?! Я его сейчас открою, а оттуда ка-ак выпрыгнет, да ка-ак выскочит! Собирай меня потом по всем закоулочкам!
— Неужели я в ваших глазах такой кровожадный? — искренне порадовался бас Миши Кретчетого, — нет, кидание Пупу с Крабом в колодец пиявок, я вам, так и быть, простил. Бритье бороды Дедка Бесноватого я тоже мимо мозгов пропустил! Но подсовывать своему лучшему другу Жену Тьмы бомбу в подарочную коробку! Нет, вы меня извините, но я глубоко оскорблен и… и ухожу, вот… насовсем, если это вас интересует!.. И не просите, чтобы я вернулся!
— Мы и не просим, — пробормотал Жен, — а ты и вправду уходишь?
— Не надейтесь! — сказал чревовещательный бас Миши Кретчетого из-под кровати.
Он хотел еще что-то сказать, но тут дверь спальни с хрустом распахнулась и в комнату влетело сразу три человека.
Стоит заметить, что людьми из них троих можно было назвать, пожалуй, только Саша-Тигра, да и то он был уже давно мертв и обитал в АДу, так что тоненькую связь с миром людским почти потерял. Остальные же двое, ввиду своей специфической внешности, людьми так же называться не могли. Они были вампирами.
Голова (а это был один из кровососиков!) и граф Яркула (а это, как ни странно, был другой из кровососиков!), возникли в облаках сизого дыма, что-то торжественно распевая, а Саш-Тигр, на голове которого красовался остроконечный колпак со звездочками, выставил вперед ногу, воздел руки к небу и, громко прокашлявшись, зачитал:
— Тебя хотим поздравить, Жен, от всей души и сердца, ведь праздник этот, ден рожден, нам всем милее кекса!
— Прелестно, — кисло произнес Жен, вынимая из ушей кусочки ваты.
— Честно сказать, я предлагал вместо слова „кекс“ вставить „дистиллированная кровь“, но меня, боюсь, неправильно бы поняли, — из редеющих полосок сизого дыма показался желтый и огромный нос Головы.
— С днем рождения, Жен! Дай потяну тебя за ухи! — воскликнул Яркула и Залез было на кровать, но не добежал, поскольку взгляд его упал на коробок.
— Ого! Тебя уже подарками завалили! От кого это?
Жен неопределенно пожал плечами.
— Мы думаем, — ответил чревовещательный бас Мишы Кретчетого, — не от вас ли, случайно?
— Мы в таких коробках спим, — сказал Голова, — а не подарки дарим.
— А тогда для чего хотели Жена за ухи потягать? За ухи тягают только тогда, когда подарки дарют!
— А мы с собой принесли! — гордо выпятил тощую грудь Саш, — я, вот, стих прочитал, а граф с Головой…
— Тц! — сказал граф, — я сам!
Он торжественно порылся в карманах своего изрядно потрепанного фрака и преподнес Жену маленькую фарфоровую коровку в золотой короне. На груди у коровки было выгравировано: „Жену, человеку и пылесосу!“.
— Ага. А при чем тут пароход? — спросил Жен, принимая подарок и тщательно вытирая его о простынь. После пребывания в вампирском фраке окрас коровки приобрел некоторые мрачновато-зеленовато-коричневатые оттенки.
— Там было другое имя, — сообщил Яркула, — но мы общими усилиями ее переделали. Вот. Ради тебя. А что в коробке?
— Я не смотрел, — буркнул Жен.
— Так посмотри!
Жен внимательно вгляделся в чистые и честные глаза вампира. Граф Яркула не мигал. На его висках собрались мутные капельки пота. Голова и Саш, стоящие чуть поодаль, затихли и прекратили разгонять сизый дым, от которого начало скверно пахнуть серой, а он все не желал рассеиваться.
— Так. Это. Ты. Мне. Подарок. Принес. — сказал Жен голосом, от которого в былые времена мелкие женовы родственники впадали в тихий ужас и седели за считанные секунды.
— Коровку? Я. — Яркула сглотнул и подумал, что сказал что-то на редкость глупое. Поэтому повторил, — коровку, говоришь? Ну так, я и подарил… А что?
— Я не о коровке! — сказал Жен, — я о вон той коробке! Думаешь, значит, что я сейчас ее открывать полезу, ленточки-то порву, а там — ба-бах! — и нету, значит, больше Жена, да? А Замок-то ни на кого не переписан! Воспользуешься моментом, выскочишь замуж за мою жену, да и все мое имущество себе заберешь?!! ВО!! — в нос Яркуле уткнулся костлявый Женов кукиш, — Во тебе! Не видать тебе моего Замка как своих ушей, понял, вампирская морда?!
— Что-то ты, Жен, это, нервный какой-то с утра, — сказал Яркула, отстраняясь от кукиша, — зачем мне такую коробенцию к тебе тащить, чтоб взорвать, если я и так тебя ночью покусать смог бы? Да и Замок мне твой ни к чему, у меня и Транссервис неплохой.
— А на Свет жениться? — с надеждой спросил Жен.
— За что? — ужаснулся Яркула.
Наверное, на лице вампира отразился такой неподдельный ужас, что Жена это убедило. Он убрал кукиш и сказал:
— Ладненько. У меня сегодня день рождения, значит нужно радоваться. Кто знает, что у нас сегодня на завтрак?
Яркула восхищенно подвигал бровями. Затем неожиданно подхватил Жена подмышки, а Голова с Сашем за ноги, и они потащили брыкающегося хозяина Замка вон из спальни.
— А коробок?.. — зачах вдали чревовещательный бас Миши Кретчетого.
Жена притащили прямо в тронный зал.
А в зале уже стоял накрытый стол, ломившийся от всевозможных яств, сидели гости и лилось вино.
Гостей было немного. Сашкенштейн и Дедок Бесноватый, как обычно сидящие рядом, оборотень Сепа Лосев, Серомас и доктор Сивуха собственной персоной. Ввиду ее крупных габаритов, доктора усадили за одну половину стола, которую она и заняла целиком.
— Я же ж в пижаме же ж, ну? — слабо сопротивлялся Жен, но запах вареных галош с битумной подливой манил и приятно щекотал ноздри!
Его усадили за стол, навалили целую тарелку еды, и Жен уже не заметил, как залез в кресло с ногами и громко читал тост за свое, собственно, здоровье.
— У нас сегодня большой праздник! — вещал он, — праздник, как говорится, широких масштабов! У меня день рождения!!!
Ответом ему был восторженный рев публики и бурная овация! Серомас свистел носом! Саш нараспев читал свой новый опус! Яркула рассказывал доктору Сивухе, какой Жен все-таки замечательный игрок на укулеле! В общем, все слушали именинника с большим вниманием.
— И вот в этот торжественный праздник я хочу сказать, что мне без вас, конечно, в десять, нет, в двадцать раз лучше чем с вами, но, раз уж вы пришли, то и оставайтесь здесь, вот! Все равно вас и метлой не выгонишь!!!
Все снова зааплодировали, а Жен залпом опустошил бокал и плюхнулся в кресло.
Настроение его заметно поднялось и, хоть голые пятки, мерзли, Жен был доволен жизнью.
Праздник продолжался. Вскоре выступил Саш-Тигр со своей поэмой „А я Жена узнаю да по пухлому розовому носу“, которая пробила доктора Сивуху на скупую женскую слезу, а Голова так хихикал, что у него зарезало в животе и он, извинившись, молча (но быстро) удалился под стол.
Дедок Бесноватый представил на суд окружающих свой подарок, а именно — мумию мелкого женового родственника Петьки Бодяжного, который, по слухам, был самым древним родственником из всех родственников, обитавших в Замке. Тельце Петра Альцгеймеровича Бодяжного потерялось в недрах Замка три с лишним столетия назад, и считалось, что душа бедняги будет бродить по подвалам и просить квасу с хреном до тех пор, пока тельце его не будет должным образом похоронено.
Квасу в подвале Замка действительно кто-то все время просил, чем приводил редких чистильщиков канализации в ужас, но вскоре выяснилось, что это был никакой не призрак, а некий И.И. Васильков, таким образом нервирующий людей и заставляющий их обращаться за помощью к доктору Сивухе. Деньги за консультацию доктор и некий И. И. Васильков делили поровну.
В общем, Жен подарок принял и мгновенно похоронил мелкого женового родственника в горшке с фикусом.
Сашкенштейн преподнес свое новое изобретение с неопределенным и труднопроизносимым названием. Что это за изобретение, как оно работает и от чего заводится, Сашкенштейн объяснить не мог, но настолько клятвенно заверял, что это очень полезная штука, что ему все поверили, и даже не прокляли его, как обычно.
Лишь Серомас ничего подарить не возжелал, а полез к Жену тянуть его за уши, но потерпел неудачу, получил подзатыльник и скрылся в неизвестном направлении, потирая ушибленный копчик.
И в тот самый момент, когда праздник, казалось, достиг своего апогея, на пороге зала возникла Свет собственной персоной.
Каюсь, дорогой читатель, что не упомянул о ней в строках более высоких и не таких кратких, но тут уж ничего не поделаешь, ибо Свет не появлялась до того момента, а потом вдруг взяла и появилась.
— Празднуете! — с порога сказала она, — так, значит?
Гул за столом разом смолк.
— Подарочки дарите, да? — Свет торжественно прошествовала на свое место и уселась рядом с мужем, мельком оглядев того с ног до головы. Жену сразу расхотелось пить и захотелось в туалет.
— Э-э-э, дарим, — сказал граф Яркула, — а ты где, Свет, была? Мы тебя ждали, ждали…
— Я где была? — холодно поинтересовалась Свет, переводя взгляд с Жена на Яркулу. Вампиру тоже вдруг резко захотелось в туалет.
— Ммм, да, ммм, Свет, а где ты была? — произнес Жен, — у меня день рождения, знаете ли, я тут праздную, а моей любимой жены нету! Я уже собирался вставать и, это, идти на твои поиски! Скажи, кто тебя задержал! Я ему, э-эх, сразу всё, мда, подчистую!
— Видишь это? — Свет указала на свои губы.
— Вижу, — сказал Жен, хотя ничего существенного не увидел.
— А это? — Свет ткнула в свои ресницы.
— Ресницы, — сказал Жен, — это твое лицо, я знаю, так почему же тебя не…
— А это? — Свет ткнула в свои щеки, покрытые пудрой.
Жен гулко сглотнул. Он вдруг с неожиданной ясностью понял, о чем идет речь.
— Так ты причепурилась? — тише пушинки, падающей на подушку, спросил он.
— Наводила марафет? — спросил граф Яркула.
— Мазалась? — спросил Саш Тигр.
— Штукатурилась? — спросил Серомас.
— Козлы, — сухо сказала Свет, — я, видите ли, там надрываюсь, а они тут пьют!
— Только вино! Никакой дистиллированной крови! — сказал Жен, — мы же тебя ждали, да! Верно, Яркула?
Яркула, который уже выдул половину бутыля с дистиллированной кровью, в надежде, что про нее все забудут, кивнул и жутко покраснел. Он никогда не любил врать лучшему другу. Но приходилось.
— Понятно, — протянула Свет, оглядывая зал, — а подарок мой где? Ты уже видел подарок мой?
— Какой подарок? — спросил Жен, и ему стало понятно, что это за коробка стояла у него в ногах около кровати. Жена разом прошиб холодный и липкий пот.
Тут как раз дверь распахнулась вновь, и вошел лакей, сжимающий в обеих руках коробку.
— Вот! — торжественно сказала Свет, — вот мой подарок! Прими же его, о, муж! Прими, порви, открой и узрей!
— Чего сделай? — спросил немного глуховатый Дедок Бесноватый, — на счет откупорь, глотни и икни, я понял, а вот последнее какое слово было?
Жен поперхнулся слюной.
— Так это ты?! — взревел он вдруг, опрокидывая бокал с вином, — так это, значит, моя любимая женушка подсунула мне эту коробку! Значит, думаешь, что дерну я за ленточку, а потом — бац — и все, аллес, как грится, капут Жену! И нету больше этого милого, доброго, в меру упитанного, очаровательного человека! И нету больше того, кто любил тебя всю жизнь, до конца дней своих, холил и лелеял, дарил тебе цветы, лазил за тобой по стенам Замка, удирая от собаки Бульдока, жарил себе яичницу и сам штопал свои носки!..
— Вот это любовь! — завистливо повел носом граф Яркула, — штопать самому себе носки! Класс!
— …А ведь Жен еще любил гулять по кладбищу, осматривать свои владения, ухаживать за каждой косточкой в своем семейном склепе! — продолжал Жен, — он, если хотите знать, по ночам читал Маяковского! А еще цитировал Дидро и знал наизусть тридцать три позы…
— Двадцать одну, — поправила Свет.
— …Знал, в общем! — Жен больно стукнул себя в грудь кулаком, — и такого милого человека вы, ВЫ хотите одной ленточкой — бац — и все?!!
Он замолчал, потирая ушибленную грудь, и оглядел стол.
Все рыдали. Голова всхлипывал на груди у Яркулы, Яркула прислонился к Саш-Тигру и глотал слезы, Тигр утирал нос салфеткой и выл прямо в лицо Сашкенштейну, а тот, в свою очередь, уткнулся лицом в бороду Дедка Бесноватого. Доктор Сивуха, ввиду своей неподъемности, плакала в стол. Сепа Лосев вообще не плакал, а громко, навзрыд трубил.
— И? — спросила Свет.
Не плакала она одна, за много лет семейной жизни настолько привыкшая к Жену, что ее не пугал даже его вид в одних только семейных трусах в горошек на голую… на голую ногу, мда.
— Что — и? — спросил пораженный Жен, перекрикивая хор плачущих и ревущих. Еда на столе стала настолько соленой, что от нее травился потом даже бесноватый пес-бульдог по кличке Бульдок.
— Я о подарке, — сказала Свет, — ты закончил свою тираду? Тогда, будь добр, открой коробку, а то мне не терпится потаскать тебя как следует за уши.
— А… это… ба-бах?.. — робко заметил Жен.
— Никакого „ба-бах“ или там „бац“, а также „бум“, „бдэмс“ или „хряпсфшшш“, — покачала головой Свет, — это просто сюрприз!
— Ну, раз сюрприз, — сдался Жен и полез отрывать ленточки.
К его сильнейшему удивлению, под грудой разноцветной бумаги и фольги оказалась самая, что ни на есть обыкновенная пепельница в форме черепа. Как раз в Женовом вкусе.
Жен пришел в дикий восторг и даже не отреагировал на то, что подлый Серомас, выплакав все слезы, незаметно дернул его за ухи целых полтора раза.
А потом за дело взялась и Свет.
Нам доподлинно неизвестно, сколько именно стукнуло в тот год Жену, но уши его распухли настолько, что он не мог к ним притрагиваться еще долгих две недели, а спал только на спине. Еще к ухам прикладывали лед и оконную замазку, но это отчего-то не помогало.
А что касается дня рождения, то бутыль с остатками дистиллированной крови так и не нашли, поэтому пришлось добивать галоши с подливой томатным соком и вином „Запах Вампира“.
В общем, день рождения удался!».