"Полари". Компиляция. Книги 1-12+ путеводитель
Шрифт:
Кого берет мор? Да кого попало! Старого, молодого, красавицу, урода, кухарку, рыцаря, бургомистра – кто ему в лапу попадется, того и утащит. Ему, мору, никакой разницы нет. Беженцы принялись вспоминать покойников и общими усилиями сложили такой список, что хватило бы на приходское кладбище. Особенно всем запомнилась дочка епископа: уж так хороша была собою, и так невинна, и молилась исправно – а все ж померла. Видимо, кому-то из Праматерей в Подземном Царстве служанка понадобилась. Безумный дед с Ремесленной площади тоже удивил. Он был сухорукий и на голову хворый: всегда стоял плотно спиною к стене, отойти боялся –
– Да что уж говорить: даже собака от сизого мора издохла! – заявил Маляр. – Лежала в пруду вся синяя, бедолага.
– Причем тут мор? – возразила старуха Мэй. – Это собака сапожника, она утонула в пруду. Вся улица знала, что псина плавать не умеет! А что синяя – так она и при жизни была синяя. Порода такая…
Посовещались, убрали собаку из списка жертв.
А вот что еще удивительно: прачкина падчерица с Медовой – та, что гуляла с лошадниками, – осталась жива-здорова. Казалось, ей бы первой на Звезду отправиться – но нет. Как вертела хвостом перед мужиками, так и вертит до сих пор. Если, конечно, в Ниаре еще кто из мужиков остался…
– На что похож этот сизый мор? – спросил Вихорь, слуга и конюх торговца. – Как он себя показывает?
Беженцы охотно поведали во всех подробностях.
Сперва человеку становится зябко, вроде как холодок пробирает. Но коли оденешься и сядешь у огня, то ничего. На второй день становишься вроде как уставший: берешься за работу – не идет, поднимаешь ведро воды – пот течет. Это тоже можно пропустить, мало от чего человек уставший. На третий день синеют губы – вот это уже скверный признак. У кого «синий поцелуйчик» на устах, от того лучше держаться подальше, и даже не говорить с ним. Кто его знает, как хворь переносится: а вдруг со словами?.. После губ начинают синеть пальцы и нос, и сизые круги под глазами появляются. А кожа – бледная, что полотно, и человека всего трясет от озноба, будто в лихорадке. Тогда уже, считай, не жилец. И точно: день на пятый-шестой начинает задыхаться, ловить воздух ртом, как рыба, и глаза выпучивать. Похрипит вот так ночку, а на утро глаза помутнеют, зрачки закатятся – и прощай.
Постоянные разговоры о мертвецах вскоре надоели Хармону, он окрысился:
– Что вы все тоску нагоняете, а? Какой прок от этих похоронных песен? От этого что же, мор прекратится?! Скажите лучше, как его лечить, коли такие умные!
Вопрос не поставил беженцев в тупик. У каждого имелся свой надежный метод, испытанный на паре-тройке покойников.
– Мор надо лечить серебром, – утверждала старуха Мэй. – Истереть агатку в порошок, размешать с вином и в три захода выпить. Серебро – благородный металл, он внутренности чистит. Мне лекарь говорил. Ученый лекарь, знающий – носил птичий клюв и маску.
– Ерунда это! – ворчал Маляр. – Не агатки тереть, а молиться нужно. Прочесть шестнадцать молитв Праматерям и девяносто шесть – Праотцам. Коли успеешь, то исцелишься. Грамотному оно проще: взял в церкви молитвенник и давай, страницу за страницей… А нашему брату, неграмотному, беда: где же наизусть сто двенадцать молитв заучить? Потому я сбежал из Ниара и внучка прихватил…
– А я слышала, – говорила Дженни, – надо хворого в ледяную баню посадить. Хворь боится холода,
– Опять ты все напутала, – вставляла Пенни, – ледяная баня – это от безумия! А от сизого мора, наоборот, жара спасает. Садят хворого в парилку и греют, пока с него семь потов не сойдет. Мор с потом и выходит!
Даже Кроха высказалась! Она была так мала, что говорила с трудом. Дженни и Пенни присматривали за нею.
– Пледмет надо! Пледмет!
– Нет, деточка, – возразил Хармон, – уж Предметы точно не помогут. Мне священник сказал, мудрый человек: Предметы молчат. Праматери умели с ними говорить, а теперь уж никто не умеет.
– Маловато святости в этих ваших священниках, – хмуро сказал Маляр. – Коли истинно святой человек взял бы Предмет в свои руки, то мигом любую хворь исцелил бы! Но ничего, помяните мое слово: владыка наш Адриан займется этим. Вот уж поистине светлый человек! С ним-то любой Предмет заговорит!
– Твой любимый владыка – греховник, – фыркнула старуха Мэй. – Со своими этими рельсами невесть во что государство превратит! Сколько лет хорошо жили, как тут явился Адриан – и нате, давай все с ног на голову переворачивать!
– Владыка займется хворью и непременно исцелит, – стоял на своем Маляр. – А покуда он сам делами занят, то прислал в Ниар своего ы… и… эмиссара.
– Верно, эмиссара и мы видели! – сказали Дженни и Пенни. – Красивый такой приезжал, в красной карете!
Немного поспорили о значении слова «эмиссар». Решили, что это титул – выше рыцаря, но ниже барона.
Изо всех беженцев одна лишь Полли не интересовалась сизым мором. Скромно уединилась на задке фургона и коротала время з рукоделием: вышивала цветы на подоле сарафана. Красные, синие и зеленые бутончики переплетались друг с другом в веселом хороводе. Хармон засмотрелся – ловко это у девушки выходило: без лишнего. Всего несколько стежков – и расцвел очередной цветочек. Особенно торговцу понравилось, как Полли заправляла нить в иглу: всегда ровно ту длину, которая потребуется, не больше и не меньше.
– Ты швея? – спросил Хармон.
– Нет, сударь, это я так, для себя.
– А чем же занималась в Ниаре?
– Всем понемногу, сударь. Готовила, хозяйство вела, в мастерской помогала. Петь любила.
– Люблю, когда девушки поют! – оживился торговец. – Спой что-нибудь!
– Неловко сейчас… Там люди про хворь говорят, не хочу их сбивать.
– А ты что же с ними не говоришь?
– А толку от этого, сударь? Такие беседы лишь тоску нагоняют, а мне не по нраву тосковать. Помните, святая Янмэй велела: не получай удовольствия от страданий. Горюй тихо, а радуйся – громко.
Хармон улыбнулся:
– Это уж точно! Золотые слова. А вот, говоришь, в мастерской помогала – это как? Тебя что же, подмастерьем взяли? Странная штука!
– Нет, сударь. Муж был резчиком по дереву, а я помогала, когда время находила. Интересно было новому делу научиться.
– Муж?.. – удивился Хармон. – А что же ты одна, без него? Сбежала, что ль?
– Он умер, сударь. Две недели, как я вдова.
Такое не приходило в голову торговцу. Уж больно Полли молода, и очень умело скрывала свое горе. Нужно хорошо присмотреться, чтобы увидеть грустинку в опущенных уголках рта и в морщинках под нижним веком.