Полдень 23 век. Возвращение Тойво
Шрифт:
Нехожин посерьезнел и некоторое время молчал, скрестив руки на груди и словно сосредоточенно думая о чем-то. Но скоро его лицо просветлело, и он снова с улыбкой повернулся ко мне.
— Но, вернемся к теме эволюции, Максим. Так вот, в начале XXI века некоторые светлые головы подметили интересную закономерность. Промежутки времени, т. е. исторические эпохи между эволюционными кризисами все время сокращаются, причем не просто сокращаются, а сокращаются в среднем в одной пропорции, порождая сходящуюся геометрическую прогрессию. Выяснилось, что каждая следующая эпоха короче предыдущей примерно в е 2,71 раз. Чем дальше мы продвигаемся по шкале времени из прошлого в будущее, тем плотнее сжимаются промежутки между эволюционными и историческими кризисами. Сначала это миллиарды лет, затем миллионы лет, затем сотни тысяч, десятки тысяч. А промежутки между историческими скачками в социуме
Нехожин поднял с земли прутик и нарисовал на земле две оси координат. Затем он изобразил некую кривую которая сначала шла полого от левого края нижней оси X, а потом резко уходила вверх приближаясь к оси Y, но не пересекая ее.
— Вот так примерно выглядит кривая эволюционной истории. Ось Х — это ось времени. По оси Y мы отмечаем точки эволюционных скачков. Сначала кривая эволюции идет достаточно полого и промежутки времени между эволюционными скачками довольно большие, но по мере приближения к оси Y она становится почти вертикальной, бесконечно приближаясь к оси Y. Точки эволюционных скачков на ней располагаются все ближе и все гуще, а временные промежутки между ними становятся исчезающе малы. Кривая круто уходит вверх и скорость эволюции устремляется в бесконечность… Но, — сказал Нехожин, подняв палец и с торжествующим видом посмотрел на меня, — очевидно, что в реальной жизни скорость эволюции не может быть бесконечной. И что из этого следует, позвольте вас спросить? — обратился он ко мне и сделал паузу, словно ожидая моего ответа.
— Ммм…, — начал я, несколько оторопев от этого вопроса. — Я затрудняюсь…
— А это значит, — сам продолжил он, — что закон ускорения исторического времени приводит нас к совершенно потрясающему выводу: Эволюция, в том виде, как мы ее знаем, протекавшая на Земле в течение нескольких миллиардов лет, с момента возникновения жизни и до наших дней, может продолжаться лишь конечное время. Интересно, Максим, что уже тогда удалось приблизительно вычислить предел этой сходящейся последовательности, т. е. точку на шкале времени, где скорость эволюции становится бесконечной. Он был назван Точкой Сингулярности Истории. Она пришлась на 2020–2030 год плюс минус 15–20 лет. Самое удивительное, что Глобальный Эволюционный Кризис действительно проявился во всю силу именно в первой половине XXI века. А это значит, что человечество уже тогда вплотную подошло к окончанию своей планетарной истории.
Он замолчал, и, закрыв глаза, сидел некоторое время молча, подставляя лицо солнцу, жмурясь как кот и улыбаясь, словно давая мне время осмыслить всю глубину сказанного. Я и в самом деле пытался это осмыслить.
— Обратите внимание, — продолжил он, открывая глаза и щурясь на солнечные блики, играющие на поверхности пруда, — что именно эволюционный кризис заставил всепланетный социум коренным образом изменить социальную форму, породив новый уровень всепланетной интеграции. Тогда же человечество вошло в Точку Сингулярности Истории и начался беспрецедентный эволюционный переход, которые и привел к Большому Откровению и к появлению люденов уже в наше время. Сейчас мы уже на самом пике этой Сингулярности. Когда мы выйдем из нее, в авангарде Эволюции прочно и навсегда утвердятся людены.
Нехожин помолчал немного, с улыбкой, чуть прищурившись, глядя на большой пруд с кувшинками неподалеку от нас, где мама-утка, хлопотливо покрякивая, вела за собой по водной глади весь свой выводок, семерых пушистых, серых утят. Кибер-дворник неподалеку от нас, ловко орудуя манипуляторами, собирал опавшие листья.
— Следует отметить один важный момент, Максим, — продолжил Нехожин. — В момент эволюционного кризиса решающим фактором оказывается так называемое избыточное внутреннее разнообразие системы. Это означает, что некоторые маргинальные формы жизни, не играющие существенной роли на данном этапе развития,
Подобно этому и люди с «третьей импульсной» существовали в человечестве уже в XXI веке и, видимо, даже раньше, никому неизвестные, часто неизвестные даже сами себе. Именно они представляли собой то самое «избыточное внутреннее разнообразие» и были готовы дать адекватный ответ на Глобальный Эволюционный Кризис. По сути, с середины XXI и весь XXII век набирало силу это маргинальное движение люденов. Они формировали свою расу, чтобы открыто заявить о себе, как о новом авангарде Эволюции во время Большого Откровения. Мы с вами живем на самой стремнине этого переходного процесса, можно даже сказать, уже в «постсингулярную» эпоху. Труднее всего пришлось первым метагомам, Павлу и Софии Люденовым. Им пришлось первым прокладывать путь, и я теперь почти уверен, что их работа началась уже тогда, в двадцать первом веке.
— В двадцатом первом?! Вы шутите?
— Да, если не в двадцатом. Я думаю, что когда они подошли к окончательной трансформации тела, им обоим было уже более двухсот лет. И все это время потребовалось на то, чтобы осуществить процесс инициализации «третьей импульсной». Я провел специальное исследование, пытаясь добыть о них хоть какую-то информацию, выяснить хотя бы место и годы рождения. Мне ничего не удалось выудить из БВИ, как я и предполагал. Много времени провел, роясь в архивах. Но, к сожалению, и там ничего не смог обнаружить. Предполагаю, что они несколько раз меняли имена, и старались держаться в стороне от людей, жили в уединенных местах, посвящая себя полностью своей работе. Думаю, в какой-то момент вокруг них начала сплачиваться группа учеников, тоже имеющих «третью импульсную». Скорее всего, Павел и София могли каким-то образом определять потенциальных люденов без специальной аппаратуры. Возможно, обладали особыми «пси-способностями» для этого.
— Вы рассказываете потрясающие вещи, Ростислав!
— Да, Максим. Природа всегда порождает достаточное количество маргинальных индивидуумов, готовых штурмовать следующую эволюционную вершину. Ведь цель Эволюции совсем не в том, чтобы создать общество, в котором «все люди счастливы, живут долго, и никто не болеет» и тем более — не все эти абсурдные проекты сращивания человека с компьютером. Такое общество, на самом деле, означает остановку Эволюции, деградацию человечества, новый вид «технократического» или «биотехнологического» рабства, тот или иной вариант «дивного, нового мира». Цель Эволюции в том, чтобы выйти на принципиально иной уровень, изнутри взрастить Новый Вид, обладающий бессмертным сознательным телом с помощью тех могучих скрытых сил, которые изначально заложены в человеке Ноокосмом… Это вы хорошо сказали… Вторая волна. Я думаю, Вторая, но отнюдь не последняя. Теперь уже очевидно, что в ближайшее время человечество поредеет еще на несколько сотен тысяч человек. Это уже не та капля в море во время Большого Откровения, когда люденов было не более полутысячи. Это уже похоже на Эволюционное Цунами. Интересно, как к этому отнесется Мировой Совет?
— Хотел бы я сам это знать… — задумчиво сказал я. Мне почему-то вспомнился Геннадий Комов с его резкой «анти-люденовской» позицией, которая с годами, похоже только усиливалась.
В это время рядом с нами остановилась группа ребятишек, мальчишек и девчонок лет одиннадцати, двенадцати. От их группы отделилась одна симпатичная девчушка в синеньком комбинезончике и светлой маечке с цветочками и, подойдя к нам, обратилась к Ростиславу:
— Ростислав Аркадьевич, а вы можете показать нам еще раз ракопаука с планеты Пандора?
— Легко! — закричал весело Ростислав, вскакивая. — А вы не испугаетесь, как в прошлый раз?
— Нет, — в разнобой загудела вся ватага.
— Ну, смотрите!
Ростислав принял забавную позу, выставив одну ногу вперед, согнул ноги в коленях и поднял руки с растопыренными пальцами, изображая видимо клешни. Резкий, пронзительный, скрежещущий, пробирающий до самых печенок, звук пронесся по парку. Где-то заполошенно залаяли собаки. Вся ватага со смехом и криками бросилась врассыпную. Даже я вздрогнул, и на мгновение мне показалось, что у меня заложило уши. Да, надо сказать проделано это было мастерски и очень натурально. Если бы у меня были закрыты глаза, то я был бы почти уверен, что нахожусь в опасной близости от этого пандорианского чудовища. Ростислав, посмеиваясь, снова уселся на скамейку.