Полдень, XXI век (июнь 2011)
Шрифт:
Раскрылась дверь, и в палату ворвался – иного слова не подберу – мужчина в белом халате, высокий, с белозубой улыбкой.
Быстрым взглядом он оглядел больных, лежавших и сидевших на своих кроватях. Ира поднялась и уступила стул. Врач сел и спросил у Иры, будто она лучше меня знала, как я себя чувствую:
– Нормально?
– Да, – помедлив, ответила Ира, а я спросил:
– Что со мной было, доктор?
– Асаф Исмаилович мое имя, – представился он. – Переутомление. У вас бывали подобные срывы?
– Я прекрасно себя чувствую, – сказал я, – хочу домой.
– Еще не готовы кое-какие анализы. Мы вас подержим
– Может, я могу поехать домой, а в понедельник утром приехать и все оформить?
– Нет. Вам прописали лекарства, успокоительные…
Врач поднялся и сказал, глядя не на меня, а на Иру:
– Отдыхайте. Здесь не санаторий, конечно…
Не договорив фразы, Асаф Исмаилович покинул палату так же быстро, как возник.
– Попробую с ним поговорить, – сказала Ира. – Догоню его.
Пока Иры не было, я попытался уложить в голове неупорядоченные мысли, возникшие, когда я разглядывал фразу на салфетке.
Число эмуляций имеет тот же порядок величины, что число частиц в нашей Вселенной, и тот же порядок, что число вселенных в модели Линде. Если в реальной Вселенной, где я жил и умер, темное вещество составляло четверть массы, и если в эмуляциях это темное вещество оказалось распределено по всем копиям мироздания, то на каждую эмуляцию пришлось по одной-единственной частице темного вещества. И что?
Я должен был подумать раньше. Правда, квантовую физику я знал не так хорошо, как космологию, да и в памяти то, что я из квантовой физики знал, всплывало странным образом. Книга Типлера. И сейчас…
Перепутанные состояния. Сам написал на салфетке и не понял. Я читал об этом, уже будучи на пенсии. Чувствовал: надо что-то предпринять, иначе старость – состояние, мало зависящее от биологического возраста, – навалится, как тяжелый мешок, который не скинуть с плеч. Поехал в университет, где не был давным-давно. На факультет не пошел, там работали люди, которых я не знал. Отправился в библиотеку, набрал журналов за несколько последних лет и вчитывался, стараясь понять, что нового в моей науке.
Оказывается, пока я занимался журналистикой, в космологии изменилось практически все. Кое о чем я слышал краем уха, кое-что даже печатал в отделе научных новостей, но только теперь, обложившись журналами и каждую минуту заглядывая в интернет в поисках комментариев, понял, как отстал.
Так я о перепутанных квантовых состояниях. Несколько групп в Германии и Нидерландах поставили эксперимент: создали связанную систему из двух элементарных частиц, а потом переместили одну из частиц на довольно значительное расстояние – несколько десятков метров, насколько я помнил. Получилось то, что ожидали, но во что не верили. Частицы остались связаны и описывались общей волновой функцией, будто расстояние между ними было равно нулю. Когда менялось состояние одной частицы, одновременно менялось состояние другой, а ведь она, по идее, не могла «знать», что произошло с напарницей!
Тогда я не связал квантовое перепутывание с космологией.
О темном веществе не вспомнил, но несколько статей прочитал с интересом.
Если темное вещество принадлежало всем эмуляциям сразу, то могло составлять единую квантовую систему, описываться общей волновой функцией. Изменение квантового состояния частицы темного вещества в любой эмуляции мгновенно должно было изменять состояние всех связанных с ней частиц во всех прочих мирах. И никаких противоречий с теорией относительности, по-скольку никакой световой сигнал не проходил из одной эмуляции в другую, никакая информация на самом деле не передавалась.
Изменение квантового состояния частицы темного вещества ни о чем, кроме самого факта изменения, сказать не могло.
Получалось, однако, что темное вещество связывает эмуляции так же крепко, как прочный канат стягивает доски плота, спускаемого по бурной реке.
В каждой эмуляции частиц темного вещества очень мало – одна-две. Может, несколько, не больше.
И что?
Я понимал, что не зря вспомнил о перепутанных состояниях, как не зря вспомнил в свое время о книге Типлера и Точке Омега. Оставалось сделать мысленный шаг, я даже представлял примерно – какой именно. Если бы я помнил себя в этой эмуляции, если бы помнил хотя бы собственные работы последних лет, если бы помнил, что сделано в физике и в космологии… Но этой памяти у меня не было – будто специально. Именно сейчас, когда я так близок к решению… Специально?
Почему нет? Если существует вселенский компьютер Точки Омега, он должен обладать ощущением цели. Он должен быть… я опять вспомнил Типлера. Вспомнил даже кляксу, которую поставил кто-то, читавший книгу до меня, – темно-коричневую, будто пролилось кофе.
«Теория Точки Омега, как и идея воскрешения, – это чистая физика. Ничего сверхъестественного, ничего такого, во что надо верить. Это настоящий атеистический материализм, и не я первый вступил на этот путь. Одновременно со мной о воскрешении писали специалист по компьютерам Ганс Моравец и философ Роберт Носик. Значит, пришло время. Раньше идеи воскрешения принадлежали к религиозным традициям иудаизма, христианства и ислама. Теперь они стали предметом научного анализа».
Я не верил в Бога. Точка Омега – не Бог. Она – конечный автомат, осознавший себя и свое предназначение, как когда-то осознал себя и понял свое предназначение человек. Точка Омега создала все возможные эмуляции миров и распределила в них темное вещество, как средство перехода от одной эмуляции к другой.
Частица темного вещества – что это? Я помнил теоретические предположения начала двухтысячных. Говорили о не известных пока науке тяжелых элементарных частицах. Говорили, что это обычное вещество, пока недоступное наблюдениям. Других идей вроде и не было.
А если…
– Вставай, быстро! – Я не заметил, как вернулась Ира, в руках у нее была моя одежда: брюки, рубашка, пиджак. – Нужно успеть, пока кастелянша не заметила пропажу.
Одевался я торопливо, под любопытствующими взглядами соседей по палате. Мы поспешили к боковой лестнице, спустились в холл, где на нас никто не обратил внимания, и вышли к проходной.
На улице… Я не узнал место. Я здесь бывал, конечно, и не раз, всегда обращал внимание на аллею акаций, за которой был пустырь, куда жильцы окружавших больницу домов сбрасывали мусор. Сейчас не было ни акаций, ни пустыря. Автобус, в который мы успели вскочить, когда он уже отъезжал от остановки, проехал мимо стандартных пятиэтажек, унылых, привычных, но на этом месте никогда не стоявших.