Полдень, XXI век (январь 2011)

Журнал Полдень

«Да ничего особенного», – весело подумал Вася, но деликатно промолчал.

– Что вообще со мной будет? – спросил Тарас. – Я окончательно стану им?

– Никто вплотную не занимался этим вопросом, – ответил программист. – А пик отключений сдвоенных синтур приходится на вторую неделю их существования, я специально посмотрел. Но мы же не спрашиваем клиенток, почему они требуют отключения. Может, за две недели им такая модификация ебарей надоедает. А может, две личности в одном мозгу за это время рвут общее ментальное пространство на клочки. Пойми, дружище, это ведь шизофрения

в чистом виде. Разница только в том, что обе твои личности в равной степени реальны. И ты помнишь, что говорит и делает другой. И он тоже помнит твои действия. И иногда перехватывает управление на себя. Вам нужно как-то договориться, если вы – вы оба – хотите выжить. Другого пути нет.

Тарас молчал. Коннор покосился на лежащий между его руками сверток и произнес:

– Ты закончил свое маркетинговое исследование?

Гость молча придвинул пакет к Васе и отвернулся. Когда он снова посмотрел на Коннора, программист почти прикончил свою бутылку пива. Нетронутый сверток лежал на столе.

– Я хотел узнать, – устало сказал Тарас, – чего вам не хватает?

Он кивнул в сторону кристаллохранилища.

– Почему каждый из вас хочет примерить на себя личину Аристотеля, Гитлера, Воронцова, трехчленного марсианина?

– Не каждый, – возразил Коннор.

– Да, не каждый, – кивнул Тарас. – Так почему же ты выбираешь старый добрый черный? Ведь ты мог поиграть с этими масками на халяву. И от них ломок не бывает.

– Бывает, еще как, – угрюмо сказал программист. – Когда все тело воет – это одно, а когда крышу сносит и перестаешь понимать, Вася ты или Навуходоносор… Я не хочу хавать это дерьмо, не хочу прокручивать в подкорке косо слепленные тизеры. Пусть это будет бред – но это мой бред, а не криво хакнутая программа с «Белл Системз».

– Тизеры? – переспросил Тарас.

– А, ты ведь и не знаешь, – сообразил Коннор. – За то время, что ты провел вне игры, появилась новая идея – полной деташизации, или гомикрии. И теперь почти любой сеанс эктогенезиса – это тизер. «Стань Наполеоном всего за 200 тысяч евро», «Почувствуй себя Калигулой – только в этом месяце за 99 999 евро» и тому подобное – в конце каждого сеанса. Людей тошнит от этой жизни. Каждому худосочному подростку хочется установить новый порядок, стать властелином мира, подорвать проклятую систему и замочить при этом пару-тройку оборзевших гомиков.

Вася открыл себе новую бутылку пива, основательно присосался к ней и мрачно продолжал:

– А потеть в спортзале, качать мышцу, получить струю газа в нос от ментов и вкалывать на лунных рудниках, пока кровь из задницы не пойдет, никто не хочет. А так – все наверняка. Двести штук – и ты Калигула, пожизненно, с гарантией, причем с полной уверенностью в своей аутентичности. Так, приснится иногда смутный кошмар про заблеванную подворотню, нож, со звоном упавший на асфальт… Император проснется, разомнет затекшую до боли руку и забудет странный сон, от которого тряслись поджилки.

– Двести тысяч – это не такая уж крупная сумма, – заметил Тарас. – Но мне моя жизнь нравится. Всегда нравилась.

– Верю, – усмехнулся

Вася.

Гость вопросительно приподнял бровь.

– В архивах «Иллюзивгейста» хранятся тысячи ментограмм, – сказал Коннор. – Тысячи душ, погруженных в электронный сон. И только ты один смог проснуться и спросить у программиста, у кого он теперь берет черный.

Тарас пожал плечами.

– Мне правда было интересно. Не буду больше вам мешать, – добавил он и встал из-за стола.

– Кому это нам? – переспросил Вася.

– Тебе и черному, – ответил гость. – Где мне лечь?

– Располагайся в комнате, – сказал Вася. – Я тут останусь.

– Спокойной ночи желать не буду, – усмехнулся Тарас и двинулся из кухни.

Когда он уже был в коридоре, Коннор окликнул гостя.

– А про что песня-то, Леша?

– Да про любовь, – морщась, ответил тот.

– Может, ты мне споешь? Этот аквариум можно настроить как эквалайзер. До концертного синтезатора этой поделке наших косоглазых друзей далеко, конечно, так ведь и я не Бетховен какой-нибудь, чтобы на качество исполнения через губу цыкать…

Тарас до крови прикусил губу. Он подумал о робостюарде на летучем дворце, который пытался преградить путь к аэрокару. Робот не сломался бы от короткого зависания системы, вызванного столкновением программ.

Но этим коротким моментом воспользовались другие, чтобы сломать его.

Тарас вздохнул и вернулся в кухню.

IV

Кто-то из домашних, уходя утром, открыл окно в кухне, поскольку день обещал быть жарким. Таня провела пальцами по чугунным завитушкам решетки и улыбнулась. Сегодня даже вульгарные петли и листочки казались ей прекрасными.

С минуты на минуту должен был придти Тарас.

Прощаясь с ней около такси, Тарас пообещал позвонить денька через три. Таня же думала, что звонок раздастся завтра, но почему-то у нее это не получилось. Сначала она хотела пожаловаться куратору проекта, но потом передумала. Пусть все идет, как идет.

Так даже интереснее.

Да и висок у Тани еще очень сильно болел.

Тарас позвонил на третий день, сообщил, что у него куча дел и они могут встретиться только в пятницу. Он разговаривал с ней так нежно, что Таня даже не рассердилась на неожиданное своеволие и согласилась. Да и пятница оказалась единственным свободным днем – экзамен у девятиклассников перенесли на субботу.

Таня отошла от окна, села за стол и взяла в руки очки. «И почему их так назвали», – рассеянно подумала она. Аппарат больше походил на старинное пенсне. Сходство с очками ему придавали только короткие дужки, которые заканчивались острыми, блестящими штекерами. «Разве что из-за темных стекол», – размышляла Таня. Несмотря на темные стекла, предназначением устройства было вовсе не защищать глаза от солнца, а совсем даже наоборот – включать внутреннее солнце души. Подумав так, Таня нацепила очки на нос и приладила штекеры к разъемам на висках. Пора было решать, в каком образе перед Тарасом появится его солнышко. «Пусть он увидит девочку-нимфетку», – подумала Таня и хихикнула.