Полдень, XXI век. Журнал Бориса Стругацкого. 2010. № 5

Полуян Павел

«Ламам-то что, — рассуждал он, выщипывая клювом льдинки меж когтей, — возьмут да объявят, что роженица в тибетском селении носит под сердцем новое воплощение Просветленного. А немолодой всепогодный Чва должен лететь и во что бы то ни стало найти женщину, которая вырастит и воспитает новорожденного Будду. Даже если родилась двойня».

Скрипнула входная дверь. Все, теперь домой, в Тибет! Главное сделано — новоявленные Будды обрели, наконец, в студеном Арзамасе-16 свою истинную мать. Единственную на Земле, способную сберечь божественный свет. Вот она обрадуется…

Антон Конышев

Воин: последний подвиг, или Сказ о простом человеке

Рассказ

Быть

или вовсе не быть —

Вот здесь разрешение вопроса.

Парменид. О природе

Достойно ль

Смиряться под ударами судьбы

Иль надо оказать сопротивленье,

И в смертной схватке с целым морем бед

Покончить с ним?

В. Шекспир. Гамлет

Человеческая жизнь по самой своей природе должна быть чему-то посвящена — славному делу или скромному, блестящей или будничной судьбе. Наше бытие подчинено удивительному, но неумолимому условию. С одной стороны, человек живёт собою и для себя. С другой стороны, если он не направит жизнь на служение какому-то общему делу, то она будет скомкана, потеряет целостность, напряжённость и «форму».

Хосе Ортега-и-Гассет

Ударило грандиозно.

Полоса, должно быть, прошла совсем рядом, потому что железобетонные стены блиндажа мгновенно оказались расписанными причудливыми сеточками трещин, из которых струйками брызгала земля напополам с жижей. Едкий, смешанный с мельчайшей земляной пылью дым лез в глаза, проникал в горло, нос и драл легкие.

В первый момент ему показалось, что на голову обрушилось не менее тонны земли, но потом его оглушило, придавило, и он перестал думать обо всём, кроме одного — дышать. Дышать и ни в коем случае не потерять сознание, иначе конец, смерть от удушья, и даже хоронить не надо, уже закопан. Милое дело…

Когда наверху угомонилось, а в ушах бешено застучало сердце, он изо всех сил, ногами и руками упершись в пол, рванулся, выпрямился и жадно глотнул.

Воздух пах смертью, но это был воздух.

Полоса, в самом деле, прошла очень близко, всего лишь метрах в двух от его укрытия, но всё её смертоносное могущество оказалось бесполезным, никчёмным: убивать было некого. Почти некого.

Воин выбрался из полузасыпанной канавы и принялся скакать на одной ноге, вытряхивая землю из-под гимнастёрки, из-за шиворота и из ушей. По опыту он вычислил и знал теперь, что самый короткий промежуток между двумя налётами составлял не менее десяти минут. А это значило, что можно попрыгать, поразмять ноги, приглядеть себе новый более или менее пригодный блиндаж и успеть в него перебраться. Ну вот, подумалось ему, и опять жив…

Несколько дней назад, когда их перебросили на передовую, они откровенно недоумевали: как же так, настоящая-то передовая в пятидесяти километрах от места дислокации? В те дни и часы всеобщего безумия и лихорадочного отчаяния им просто позабыли сказать, что какие-то пятьдесят километров для Армады — это даже не пустяк. И их линия очень скоро превратится в передовую, передовую следующего поражения. Их было много тогда, солдат, офицеров, каких-то людей с бешеными глазами в диковинной униформе. Они метались повсюду, позволяя себе совершенно безнаказанно оспаривать или изменять любые приказы, а в случае крайней нужды самозабвенно орать даже на генералов, брызгая слюной на их бледные физиономии, в то время как сами генералы стояли навытяжку, безоговорочно моргали в ответ и, не утираясь, тут же мчались исполнять приказание.

Все тогда были какие-то бешеные, повсюду можно было обнаружить признаки кипучей деятельности. Одно за другим беспрерывно прибывали новые подразделения, роты, полки, дивизии, в названиях которых он, человек, в общем-то, гражданский, всегда путался; ускоренными темпами возводились укрепрайоны, рылись километры окопов, десятки, если не сотни, блиндажей и бункеров (до сих пор на руках ныли мозоли от лопаты), эшелонами, самолётами и вертолётами доставлялись горы вооружения от морских кортиков (откуда и зачем здесь в таком количестве?!) до чего-то грандиозного, даже на непросвещённый взгляд напоминающего мобильную пусковую установку ракет средней дальности.

И уж, конечно, путаница была сплошь и рядом. Путали всё: ополченцев с регулярными частями, иностранцев со своими, периметр укрепрайона с основной оборонительной линией, оружие с провизией, день с ночью, нездоровый румянец паники с ввалившимися, покрасневшими глазами после четырёх суток без сна… И как проклятие и наваждение, ежесекундно слетало со всех уст произнесённое на разных языках, но с одним выражением слово — Армада.

Никто не знал, откуда она появилась, как никто не знал и каким образом её остановить и возможно ли это вообще. Вопли ужаса и бессвязные сообщения, поступавшие из стран, первыми подвергшихся вторжению, поначалу не вызывали ничего, кроме раздражающего недоумения и плоских шуток насчёт особенностей иностранного юмора.

Потом всякая связь оборвалась вообще и сразу, словно одним мощным ударом был уничтожен весь космический арсенал Земли на орбите — от спутника-шпиона до орбитальных станций. Планета в одночасье ослепла на один глаз, оглохла на одно ухо и потеряла одну карающую длань. Это подействовало отрезвляюще, и сразу же на континентах начались лихорадочные поиски противника, чуть было не кончившиеся преждевременной катастрофой.

А когда разобрались — было уже поздно. Нечто огромное, настолько странной формы, что казалось бесформенным, вовсю ползло по планете, не оставляя после себя практически ничего. Тогда-то с чьей-то лёгкой руки её и окрестили Неумолимой Армадой, а так как никто не знал, что она представляет собой в действительности, то название осталось, прижилось.

За считанные дни была создана Объединённая армия, численность ополченцев измерялась миллионами. Пожалуй, это была единственная в истории человечества война, на которой не было дезертиров. Просто бежать было некуда, да и не успевали убежать…

Собственно, ответный удар был нанесён почти мгновенно, но последствия его повергли военных в состояние тяжёлой депрессии. Никаких последствий просто не было: ракеты и бомбы, достигая цели, бесследно исчезали, словно проваливаясь в бездонную пропасть; эскадрильи и эскадры погибали на подступах, не успев даже понять в чём дело; миллионные армии, до сих пор считавшиеся непобедимыми, за доли секунды смешивались с землёй, вызывая у оставшихся в живых новые приступы безысходного страха.

Ужас положения проявлялся ещё и в том, что саму Армаду никто не видел. Те чудовищные потери, которые подкосили спокойствие и самоуверенность землян, были нанесены всего лишь передовыми отрядами Армады, названными так исключительно по аналогии, так как ничего общего с подобными образованиями они не имели и в помине. Просто небо вдруг темнело, пока не превращалось в непроглядно чёрное, и на фоне мрачного бархата начинали метаться ослепительно белые полосы, похожие не то на лучи прожекторов, не то на хвосты комет. Когда иллюминация заканчивалась, внизу не оставалось ничего живого или сколь-нибудь целого. По рассказам чудом выживших после такой свистопляски земля напоминала гигантскую пашню, только «плуг», десятки раз пройдя по живому, не переворачивал почву, а словно вдавливал её с невероятной силой, оставляя после себя ровные отутюженные полосы. Очутиться в полосе удара было равносильно неминуемой смерти.