Поле бесчестья
Шрифт:
Катер замедлил скорость и под тихое гудение антигравитационных установок совершил мягкую посадку. Люк открылся, Хонор, поднявшись, усадила Нимица себе на плечо. По очень старой традиции, сложившейся еще до того, как древесных котов поставили на флотское довольствие, коты всегда сопровождали своих приемных людей во время аудиенции. Семь из девяти последних мантикорских монархов, включая саму Елизавету, были признаны котами во время посещения Сфинкса, причем выглядело это так, словно каждый кот заранее знал о предстоящем прибытии подходящего для него человека и поджидал его. В ходу была шутка, неизменно вызывавшая смех – по крайней мере, на Сфинксе: говорили, будто Корона не принимает ни одного решения, не посоветовавшись с котами. Выслушивая этот бородатый перл остроумия, Хонор
Спрятав вызванную привычной мыслью улыбку, она прошла через люк в сопровождении Мишель Хенке. При другом капитане Мика вышла бы первой, ибо высокое рождение в данном случае давало ей преимущество перед старшими по чину, однако Хонор была не только капитаном, но и графиней. Только сейчас ей пришло в голову, что она догнала свою старинную подругу не только по службе, но и по социальному статусу. Размышлять над этим не было времени: внимания прибывших настоятельно требовал страж – усатый майор в фуражке с алой окантовкой личного Ее Величества полка и с наплечной нашивкой Батальона Медных Стен. Уроженец родного мира Хонор, он приветствовал соотечественницу с очевидной радостью, отразившейся, впрочем, только во взоре. Дисциплина не позволяла выражать личные чувства, и офицер приветствовал прибывших, отдав честь.
Хонор и Мика козырнули в ответ. Усач вытянул руки по швам, словно на строевом плацу.
– Леди Харрингтон. Коммандер Хенке. Позвольте представиться, майор Дюпре, ваш сопровождающий, – произнес он, проглатывая буквы с неистребимым сфинксианским акцентом (отчего на Хонор повеяло дыханием родины), отступил в сторону и указал на выход из дока.
– Благодарю вас, майор, – ответила Хонор и, унимая внутреннюю дрожь, двинулась в указанном направлении. Хенке последовала за ней.
Путь оказался дольше, чем ожидала Хонор, а через некоторое время она сообразила, что идет не по тому маршруту, который был знаком ей по прежним визитам. Вовсе не к впечатляюще безобразному массиву здания Суда лорда-канцлера. При других обстоятельствах Хонор могла бы порадоваться – архитектор, проектировавший это строение земное столетие назад, являлся фанатичным последователем крайнего направления «функциональной» школы, и возведенное им здание совершенно не сочеталось с ранними, более гармоничными и изысканными элементами дворцового комплекса. Однако неожиданное изменение направления усиливало тревогу. Прежде королева всегда принимала ее в Голубом зале, палате для официальных аудиенций – размером с футбольное поле с парящим на недосягаемой высоте потолком. Это помещение могло сбить спесь с кого угодно, однако Хонор почему-то куда больше робела при мысли о встрече с государыней в менее формальной обстановке.
Едва эта мысль мелькнула в голове, Харрингтон выбранила себя за самонадеянность: с чего она вообще вообразила, будто ей уготован какой-то особенный прием? Но когда майор Дюпре неожиданно свернул к самой старой части дворца, Хонор прокашлялась.
– Прошу прощения, майор, не скажете ли, куда именно мы идем?
– В Башню короля Майкла, миледи, – с оттенком удивления отозвался офицер, видимо считавший, что расположение дворцовых помещений должно быть известно всем и каждому. А вот у шедшей позади Хенке почему-то вырвался вздох. Хонор обернулась, однако Мика уже совладала с изумлением – если таковое вообще имело место – и одарила подругу простодушным взглядом, сделавшим бы честь и ее кузену Полу.
Хонор нахмурилась и, отвернувшись от кареглазой спутницы, стала смотреть на вырисовывающееся впереди сооружение из необработанного камня, формой и пропорциями напоминающее одежный шкаф. По меркам цивилизации, научившейся справляться с гравитацией, это здание, пожалуй, не вполне соответствовало понятию «башня», однако возносилось ввысь с впечатляющим изяществом. Харрингтон почувствовала, как в глубине ее сознания что-то шевельнулось, и напрягла память, стараясь поймать упорно ускользавшую мысль. То ли она что-то читала об этой башне, то ли слышала?..
Мантикорские средства массовой информации пришли к своего рода джентльменскому соглашению с Короной. В ответ на полную открытость и свободу, ограниченную лишь сохранением военной и государственной тайны, пресса не пыталась сорвать покровы с частной жизни королевской фамилии. Однако, кажется, в «Лэндинг Таймс» было что-то о…
И тут она вспомнила. В Башне короля Майкла находились личные покои Елизаветы, куда допускались лишь особо приближенные политические соратники и… друзья.
Хонор захотелось справиться у Мишель, но было уже поздно: они остановились у входа в башню. Дверь распахнулась, часовые щелкнули каблуками, и Хонор не оставалось ничего другого, кроме как проглотить вопросы и следовать за Дюпре по просторному, залитому светом коридору к старомодному подъемнику, наверняка представлявшему собой часть изначального технического оснащения здания. В этой конструкции не использовался даже простейший антигравитационный привод, но, когда майор указал место назначения, антикварный лифт пришел в движение на удивление мягко. Затем лифт остановился, двери распахнулись, за ними открылся просторный холл одного из верхних этажей. Охраны на виду не было, но Хонор знала, что сложная система обеспечения безопасности следит за каждым движением прибывших. Постаравшись придать лицу соответствующее ситуации выражение, она вслед за Дюпре подошла к потемневшей от времени резной двери.
Постучавшись, майор отворил дверь и объявил:
– Ваше величество, прибыли леди Харрингтон и коммандер Хенке.
– Спасибо, Андре, – послышался чей-то голос.
Посторонившись, Дюпре пропустил Хонор и Мишель внутрь и закрыл за ними дверь.
Сглотнув, Харрингтон двинулась вперед по безбрежному ржаво-красному ковру. Детали удобной, но изысканно-простой обстановки фиксировались где-то на периферии сознания, тогда как взор сосредоточился на двух женщинах, сидевших в старомодных набивных креслах по разные стороны кофейного столика.
Сидевшую справа, даже без древесного кота на плече, невозможно было спутать ни с кем. Ее теплая, красновато-коричневая кожа была светлее, чем у Мишель Хенке, но темнее, чем у большинства мантикорцев, а сходство черт лица особенно бросалось в глаза, когда она и Мика находились рядом. Правда, Хонор не назвала бы королеву столь же привлекательной, как Мишель, зато ее облик – и в первую очередь прямой, проницательный взгляд – сразу выдавал незаурядную личность.
Когда вошедшие офицеры приблизились, королева встала, и Хонор преклонила колено. Согласно церемониалу, от простых подданных требовался лишь низкий поклон, однако Хонор приветствовала государыню, как подобало пэру – приветствовала в лице государыни своего сеньора. Взволнованная и не вполне уверенная в себе, она подняла глаза, и королева улыбнулась.
– Встаньте, дама Хонор, – произнесла она голосом, окрашенным тем же хрипловатым тембром, что и голос Мики. – Это частная аудиенция. Мы можем приберечь формальности для другого раза.
– Да, ваше величество.
Голос Хонор дрогнул, и она, почувствовав это, покраснела, однако ухитрилась встать почти грациозно.
Одобрительно кивнув, королева протянула ей руку. Монаршее рукопожатие оказалось крепким, а кремово-серый королевский кот, склонив голову набок, воззрился на Нимица. Спутник королевы был поменьше и потоньше, чем Нимиц. Его хвост опоясывало меньше возрастных полосок, но зеленые глаза были столь же яркими и пытливыми. Хонор краем сознания ощутила глубокий и тонкий ментальный обмен. Потом коты кивнули друг другу, и Нимиц, тихо мурлыкнув, расслабился на ее плече.
Харрингтон взглянула на королеву, та усмехнулась.
– Я собиралась представить Ариэля, но он, похоже, обошелся без моего посредничества, – произнесла она со столь непринужденным лукавством, что Хонор усмехнулась в ответ, а ее робость почти совсем улетучилась.
Выпустив ее руку, королева повернулась к Хенке.
– Ну и ну. Никак это кузина Мика!
– Ваше величество…
Мика пожала протянутую ей руку (Хонор с завистью отметила, что у нее это получилось уверенно и непринужденно), и Елизавета улыбнулась.