Поле, где я умер. Файл №405
Шрифт:
Дворец Семи Звезд Эпсон, Теннесси 26 ноября, 5:15
Операция захвата похожа на небольшое землетрясение.
Еще мгновение назад люди спокойно занимались своими делами, пусть и не вполне понятными непосвященным, — а те незаметно, что называется, применяясь к местности, прячась за деревьями и кустарниками, пригибаясь, короткими перебежками концентрировались вокруг Дворца; но, в конце концов, землетрясению тоже не понятны дела человеческие. И вот уже все сметено; гром, гул, рык. Хаос. Истошно кричат дети; вопят женщины, разбегаясь и
А через несколько мгновений все кончается. Снова тихо. Только жизнь уже совсем не та, что прежде. И подчас — все, все приходится начинать сначала.
Грохот выбитой дощатой двери.
— Господи, что это?
— ФБР!
— Не двигаться! Всем стоять!
— Мама! Мамочка!
— У нас ордер на обыск!
— Лечь! На пол, живо! На пол!
— А-а!! Не стреляйте!
— Кому сказано!
— Где Верной?
— Где оружие?
— Уроды! Снимите ваши каски и маски, взгляните нам в глаза, если вы люди!
— Руки за голову!
— Где Верной Уоррен, известный как Вер-нон Эфесянин?
— И воздастся нам по грехам нашим…
— Трое — туда. Осмотрите мастерские. Все здесь переверните вверх дном! Оружие должно быть!
И внезапно безумие заканчивается. Стихия отгрохотала. Невообразимо тяжкие, скрытые в бездне пласты, составляющие твердь земли, твердь юдоли грехов и скорбей, приняли новое положение и опять спокойны. Надолго ли?
Для Молдера тишина настала чуть раньше, чем для остальных.
Первая дверь лишь чуть отвлекла его. Он еще бежал вместе со всеми, еще участвовал в общем действии, для кого-то, быть может, похожим на разгул стихии, на бешеный бег прорвавшей плотину реки или грохочущий сель — но для него бывшим только очередным эпизодом обычной работы. Но, увидев семь звезд, полукругом нарисованных на двери над красиво выведенной надписью «Но узрите меня теперь, ибо я жив во веки веков», он замедлил шаги. Что-то заставило его это сделать. Что-то прозвучало в его мозгу, словно где-то далеко-далеко, за порогом слышимости, лопнула басовая струна или ударил колокол.
Двое оперативников с автоматами, в бронежилетах, глубоких касках и очках на поллица, делавших их похожими то ли на марсиан, то ли на роящихся тяжело вооруженных насекомых, оглушительно топоча по доскам пола, пробежали дальше по узкому коридору. Молдер остановился и, почему-то помедлив мгновение, нерешительно глянул в сторону.
Туда тоже уходил короткий, сейчас совсем безлюдный коридор; стихия, бывшая работой Молдера, выдула из него всех, разметала их по более темным и укромных углам многочисленных помещений обширного и довольно ветхого строения, известного как Эпсонский Дворец Семи Звезд. А в конце этого коридора светилась другая дверь.
Нет, то не было ни магией, ни галлюцинацией. Дверь светилась обычным дневным светом, она вела наружу.
— Кто-то, похоже, предупредил Вернона. Его нигде нет.
— Наблюдатели утверждают, что он не покидал территории Дворца.
— Мы все осмотрели, его нигде нет.
— И оружия нет.
— Дьявол, они успели его где-то припрятать. Простучите полы, здесь могут быть тайные погреба и люки.
— Молдер… Молдер! Что с тобой? Молдер не слышал. Даже голос Скалли не заставил его очнуться.
Потому что он когда-то уже видел эту дверь. Он знал, куда она ведет. Он открывал эту дверь не раз, и не раз закрывал.
Это было сродни безумию. Оно накатило внезапно, как землетрясение. Как группа захвата.
— Молдер, стой. Куда ты?
Он, словно лунатик, двинулся к стеклянной двери, забранной простой, но явно не новой, быть может, еще прошлого века узорной решеткой. Здесь все было таким древним, таким ветхим…
Дверь выходила на зады Дворца, прямо в поле. Американское поле, поросшее высокой, жухлой травой, окантованное вдали купами еще хранящих остатки листвы деревьев… А за деревьями, далеко на востоке, в стороне Чаттануги, в сером утреннем свете угадывались отроги Аппалачских гор.
Только легшая ему на плечо рука Скалли заставила его очнуться.
— Что?
— Куда ты?
Не отвечая, он снова шагнул вперед. В поле.
Тяжелые осенние облака, словно вторые, главные горы, куда более высокие, нежели земные Аппалачи, громоздились над улетающим в бесконечность горизонтом. Горестная, всполошенная суета и всхлипы захваченного государственной стихией Дворца сразу остались позади, далеко. Сухие метелки желтой травы хлестнули Молдера по коленям.
— Молдер, наблюдатели доложили, что здесь, кроме внутреннего двора и пристроек, нет больше никаких убежищ!
Еще шаг, и трава сухо потрескивает, расступаясь. Шумит, словно бы шипит ветер, путаясь в высокой траве. Шипит.
Как и тогда…
Когда?
Да что со мной такое, подумал Молдер, с трудом отводя взгляд от деревьев.
Как они выросли…
— Ты кого-то заметил? — уже с легкой тревогой спросила Скалли, догоняя его.
Молдер сделал еще шаг. И еще. Он не смог бы объяснить, куда и почему идет. Что-то вело его, некое знание, необъяснимое, как инстинкт…
Но что такое инстинкт, как не лежащая вне сознания память миллионов сменивших друг друга поколений?
Никто не знает.
Он едва не оступился, споткнувшись о невидимую в траве кочку.
Потом стали слышны голоса.
В поле не видно было ни души, и ветер шипел и скулил в беспросветном одиночестве — но, словно бы из-под земли, глухо и немного вразнобой доносилось невесть откуда:
— Всякою молитвою и прошением молитесь во всякое время духом, и старайтесь о сем самом со всяким постоянством и молением о всех святых и о мне, дабы мне было слово — устами моими открыто с дерзновением возвещать тайну благовествования, для которого я исполняю посольство в узах, дабы я смело проповедовал, как мне должно…