Полет бабочки. Восстановить стертое
Шрифт:
Андрей нашел нужную квартиру, позвонил, дверь тут же распахнулась.
— Вы к Маше, да? — спросил практически без акцента высоченный угольно-черный негр в джинсовых шортах и босиком. — Проходите.
В тесную прихожую выходило несколько дверей. За одной плакал ребенок, за другой кто-то надсадно терзал пианино. С кухни выглянула маленькая темноволосая девушка в таких же джинсовых шортах и розовой майке. Шорты едва застегивались на круглом животике.
— Вы Ткаченко? — спросила она. — Очень приятно. А это мой муж, — кивнула она на негра, — Аурелио Мартинес. Арик, ты посиди пока на кухне, хорошо? За борщом присматривай. А вы проходите в комнату. Нет,
Андрей прошел за ней в тесную комнатушку, в которой едва помещались диван, шкаф, письменный стол и несколько стульев, заваленных одеждой. На полке примостился небольшой японский телевизор, на подоконнике — микроволновка.
— Садитесь. — Маша махнула рукой в сторону дивана, сама осторожно пристроилась на краешке стула. — Вы извините, у нас тут тесно. Мы эту комнату снимаем. Муж у меня с Кубы, аспирант, я тоже неместная, из Мурманска. Так вы сказали, что из милиции, по поводу Инны…
Андрей понял, что сейчас она попросит удостоверение показать, и бросился в кавалерийскую атаку.
— Собственно говоря, я как раз не из милиции, а из газеты. Мы ведем свое расследование, — тут он вывалил на Машу уже обкатанную байку о смерти родителей Инны. — Я не могу вам всего рассказать, но нам крайне важно узнать об Инне поподробнее.
— Неужели Инка могла влезть в какой-то криминал? — удивилась Маша. — Хотя… Ну, спрашивайте.
— Расскажите об отношениях Инны с мужчинами.
— Мне известно только об одном экземпляре. Это было еще на первом курсе. Такая любовь-морковь, умереть не встать. Журналист какой-то. Я его пару раз видела, но теперь бы и не узнала. Абсолютно никакой. И что Инка в нем нашла?
Андрей мысленно «поблагодарил» Машу за комплимент.
— И что же?
— Да ничего. Честно говоря, я не знаю, стоит ли вам все это рассказывать. Как-то все это… Напишете потом ерунду какую-нибудь, а я буду как оплеванная ходить.
— Лично о вас я ничего писать не собираюсь. Может, и вообще никакой статьи не будет.
— Да? — приподняла брови Маша. — Ладно. В общем, я все равно о нем ничего толком сказать не могу. Даже как звали. То ли Алексей, то ли Андрей, не помню. Кончилось у них все, как в плохом романе. Инка забеременела, намекнула раз, намекнула два — и ничего. Ладно б он ей сказал, что это не его ребенок, или просто ноги сделал бы. Так вообще ноль, никакой реакции, словно и не слышал. Ну, Инка ждала-ждала, а потом плюнула и… и совсем с ним рассталась. Решила рожать. И доходила она месяца до шестого. Никто из наших, кроме меня, не знал. Живота особо видно не было.
— И что с ней случилось?
— Упала в метро, на лестнице. То ли толкнул кто-то, то ли голова закружилась. В общем, не спасли. Потом какие-то осложнения начались. Короче, врачи сказали, что детей у нее больше не будет.
Андрей впился ногтями в ладонь. Вот оно что!
— С отцом ребенка она больше не виделась? — спросил он глупо, лишь бы не молчать.
— Нет. Если до того случая она еще надеялась, что он, может, придет, то потом… Сказала, что если и появится — спустит с лестницы.
Ну, теперь все ясно. Спасибо, что не спустила.
— После этого Инка вообще начала от мужиков шарахаться. Один парень с нашего курса пытался за ней приударить, но Инка делала вид, будто вообще не понимает, что ему от нее надо. И так до конца института. Никуда не ходила, ни с кем не встречалась. Словно заживо себя похоронила. Я пыталась ей доказать, что это глупо, что не все одинаковые — бесполезно.
— А после института вы с ней общались?
— Редко. Раза два-три в год, не больше. Я к ней на день рождения, она ко мне на день рождения. По телефону, правда, часто болтали. Когда у нее родители погибли, на похоронах была. Знала, что все у нее по-прежнему. Работает, никуда не ходит. А где-то в ноябре позвонила, сказала, что познакомилась с одним человеком. Может, даже замуж за него выйдет. И все, тишина. Потом я уже через десятые руки узнала, что Инка действительно замуж вышла. Обиделась на нее страшно. Могла бы и позвонить. Или боялась, что я на свадьбу стану напрашиваться? А месяц назад решила ей сама позвонить, дура набитая. Так она меня даже не узнала сначала. Или сделала вид, что не узнала. Поговорили минут пять. Вернее, я пыталась говорить, а она только мычала в ответ и ждала, когда же я распрощаюсь. Ну еще бы, у нее муж банкир, ей теперь со мной неинтересно. — Голос Маши дрогнул. — Ладно, и без нее обойдусь. Честно говоря, хотела ее в крестные своему малышу позвать, но… Арик говорит, нельзя крестных по материальному признаку выбирать. Наверно, он прав. Ему виднее, он примерный католик, а я так, не пойми что. Борща не хотите?
Андрей даже вздрогнул от неожиданности и покачал головой, хотя есть хотелось страшно, а добираться до дома предстояло часа три.
— Ну, как хотите, — печально выпятила губу Маша. — Впрочем, может, вы и правы.
— Насчет чего?
— Насчет борща. Готовить-то я толком и не умею. Разве что суп из пакета и яичницу. Арик меня учит, учит — все без толку.
Всю дорогу домой Андрей обдумывал услышанное. На душе резвились не кошки, а откормленные тигры. Амурские. «Все из-за тебя!» — урчали они, царапая его когтями, похожими на остро отточенные грабли.
По крайней мере, это похоже на мотив, отмахивался от них Андрей. Собралась замуж, а жених ничего о ее проблемах не знает. Ну и что? Мало что ли таких женщин, у которых детей быть не может? А если он очень ребенка хотел? Может, узнал бы и не женился бы на ней? Может, она его пузом к стене приперла? Сделала вид, что залетела. Ах, дорогой, у нас будет беби, побежали в загс. Она же сама по телефону кому-то говорила, что ей надоело беременную изображать.
Стоп, стоп! Кому говорила-то?
Так он и не выяснил ничего насчет ее загадочного кавалера. Все в один голос твердят, что Инночка прямо монашкой жила; между ним, Андреем, и женихом никого у нее не было.
Мало ли что там подруги говорят. Инна, конечно, уникальный экземпляр, но есть кое-кто, кто о человеке знает побольше подруг. Любопытные соседки. Сейчас, конечно, любопытные соседки вымирают как вид, чаще всем на всех наплевать. Вот он, например, не знает даже, как соседей зовут, и нисколько от этого не страдает. Но то он, а то одинокая бабушка, живущая в соседней квартире лет двести. Он точно помнил, что рядом с Инной как раз такая бабка и жила. Семь лет назад ей было около шестидесяти. Может, и жива еще.
Андрей давно уже убедился, что если человек, услышав заветные слова: «я из газеты», — не захлопнул перед твоим носом дверь («У-у, журналюги проклятые!»), то он будет чесать языком так, что только успевай записывать.
Соседка Инны, по счастью живая и здоровая, оказалась именно такой. Она даже интересоваться особо не стала, зачем газете понадобились Иннины кавалеры. Надо — значит, надо. А может, и не для газеты вовсе, а?
— Между прочим, я тебя прекрасно помню, хотя семь лет прошло, — заметила она, почесывая заросший жесткой седой щетиной подбородок. — Заходи, чего на лестнице стоять. Красть у меня все равно нечего.