Полет бумеранга
Шрифт:
Часов в пять вечера разразился тропический ливень. Полило как из ведра, земля сразу покрылась слоем воды. Но через полчаса непогода улеглась, а к заходу солнца стало совсем тихо и безветренно.
Взлетаем мы в десять вечера. Сингапур сверху — сплошное море огней. В гавани на чёрной воде — силуэты судов, очерченные горящими лампочками по бортам и вантам. И каждый из них повторяется своим отражением в воде, как в чёрном зеркале.
Проснулся утром, смотрю в иллюминатор — под нами Австралия! Сквозь пелену облаков видны заросли серо-жёлтого ксерофитного вечнозелёного кустарника — скрэба в тёмных пятнах редко разбросанных деревьев. Затем местность становится всё более
В половине девятого садимся в Сиднейском аэропорту. Подходя к двери самолёта, предвкушаю: сейчас я ступлю на землю Австралии! Но не тут-то было: по брезентовой трубе, придвинутой вплотную к двери, нас, не пустив на землю, проводят сразу на второй этаж здания аэропорта в багажный зал.
Парни в белых комбинезонах ловко схватывают чемоданы, появляющиеся с транспортёра, и размещают их на вращающемся круге. Все это очень слаженно и красиво, однако я не вижу моего большого чемодана. А в нём — километр фото-и киноплёнки, все мои африканские и алтайские слайды, которые я взял с собой для демонстрации на лекциях.
Вспоминаю шуточную рекламу авиакомпании «Люфтганза», как её пересказал мне однажды профессор Б. Гржимек, имеющий большой опыт общения с авиасервисом многих стран: «Наша компания точно и в срок доставит вас в Токио, а ваш багаж — в Дар-эс-Салам!»
Дежурная, узнав о пропаже, аккуратно записывает приметы моего чемодана. На специальном бланке изображены все возможные типы и формы чемоданов, нужно лишь отметить свой вариант. Очевидно, розыск потерянного багажа — привычное занятие, поставленное на широкую ногу. Я отыскал «свой тип» и назвал наиболее характерное из его содержимого — сетки для ловли птиц и коробки с плёнками. Выдают копию бланка, чтобы уже в Канберре обратиться в отдел авиакомпании «Квонтас» и получить чемодан. «Когда мы его найдём», — добавляет дежурная с очаровательной улыбкой. «Я очень надеюсь», — всё, что остаётся мне ответить, не выходя за рамки международного этикета.
Войдя в зал местных линий, уже с некоторым трепетом сдаю последний оставшийся у меня чемодан и сажусь в большой автобус; меня везут по городу в аэропорт местных линий в гуще машин, петляя по эстакадам. Одна из них строится — нависла нелепым обрубком над улицей. Вдоль шоссе много складов, заводов. Это промышленный район города. Около аэропорта протекает зловонный канал с чёрными берегами, покрытый плёнкой нефти.
Перед местным аэропортом образовалась «пробка» из машин. Чтобы дать автобусу заехать в аэропорт, полицейский выскакивает на мостовую, держа надпись «стоп» на большом круглом щите. Машины нехотя останавливаются, и автобус заезжает в аэропорт. Полицейский убирает «стоп», и лавина срывается с места, чуть не сшибая его.
Небольшой самолёт, который должен доставить меня в Канберру, берёт курс на юго-запад. Летит низко, среди облаков. Сквозь их разрывы видна холмистая местность, покрытая пожухлой травой, и отдельно стоящие эвкалипты. Весь пейзаж очень напоминает саванны Восточной Африки с той лишь разницей, что кроны деревьев здесь округлые, а не зонтичные. Полет длится недолго, и наконец завершается
В зале ожидания аэропорта слышу по радио свою фамилию: просят подойти к стойке. Меня ждёт молодой человек — служащий ректората Австралийского национального университета
(АНУ). Эдуард Хелшби (так зовут моего нового знакомого) отвозит меня в общежитие — «Дом университета». Мне выделяют комнатку на втором этаже и сразу приглашают на ленч. Все обитатели общежития обедают в общем зале. Обслуживают их дамы, потомки английских переселенцев, с милыми и приветливыми лицами. Говорят они на австралийском диалекте, к которому мне ещё нужно привыкнуть.
После ленча ко мне подошёл доктор Николас — заместитель заведующего департаментом зоологии АНУ — и повёз показывать город и университет. Объезжаем разбросанные по зелёным паркам и лужайкам здания университета. Все они малоэтажные, и нет двух одинаковых по архитектуре. Между ними живописно проложены пешеходные дорожки, созданы площадки для гольфа, крикета, теннисные корты.
Вместе с доктором Николасом въезжаем по серпантину на смотровую площадку, расположенную на вершине горы Блек-Маунтин. Отсюда открывается панорама столицы. Город раскинулся по берегам искусственного озера Берли-Гриффин. Названо оно именем американского архитектора, чей проект послужил основой при планировке молодой австралийской столицы. В центре озера вздымается вверх метров на тридцать струя мощного фонтана.
— Хотя озеро и расположено в центре города, но в нём можно иногда увидеть утконосов, — с гордостью говорит доктор Николас— Неплохое свидетельство в пользу наших работ по охране местной фауны, не так ли?
Охотно соглашаюсь: утконос в центре столицы — звучит очень привлекательно. На одном берегу озера, перехваченного большим мостом, расположился административный центр с высокими зданиями-коробками, а на другом — парламент и дипломатические миссии. Университет построен в стороне от центра, его здания невысоки, утопают в зелени. Близ университета, будто улеглось среди деревьев, — плоское и круглое, с окнами-иллюминаторами здание Академии наук.
От центра городка разбегаются на прилежащие склоны холмов рядами одно-, двухэтажные довольно однотипные коттеджи.
Спускаясь с горы, по дороге осматриваем естественный лес из эвкалиптов и искусственные посадки калифорнийской сосны. Насколько эвкалиптовый лес радостнее для глаза своим разнообразием, неравномерностью, пестротой! А ровные ряды посаженных сосен — без подлеска, все одинакового роста — нагоняют скуку. Даже птиц в таком лесу гораздо меньше, чем в эвкалиптовых зарослях.
— Пора и на работу, — усмехается Николас, лавируя по затейливым изгибам проезжих дорожек. Он тормозит у входа в департамент зоологии. В этом небольшом двухэтажном доме мне предстоит работать почти целый год.
Квадратное здание с внутренним двориком стоит на склоне, так что главный подъезд расположен на уровне второго этажа, а сзади можно подъехать к входу на первый этаж.
Стоянка для автомобилей перед главным подъездом огорожена метровым каменным забором. За ним виден ров, куда выходят окна первого этажа.
— Сначала этого забора не было, один лишь тротуарчик по краю, — рассказывает Николас, пока мы выбираемся из машины. — Так один из наших докторов — учёная рассеянность — умудрился въехать прямо в лабораторию на первом этаже, соскочив в ров. Я покажу вам снимок — его автомобиль на лабораторном столе. После этого случая пришлось сделать высокий и прочный забор.