Полет чеки

Мартышев Сабир

В течении десяти минут он просмотрел документы, что я привез ему.

– Hу, ладно, - сказал он.
– Тут вроде бы вопросов нет, так что можешь ехать.

– Спасибо, - сказал я и уже подойдя к двери, развернулся.
– Чуть не забыл, у меня еще кое-что для вас есть.

– Что там еще?
– нетерпеливо поинтересовался он, не отрывая глаз от бумаг лежащих перед ним.

– Вот это.

Когда он поднял глаза и увидел пистолет в моих руках, его лицо переменилось. Оно стало испуганным и каким-то мелочным, недостойным имени человека. Мне стало противно.

– За что?
– выдавил

он.

– За тебя, - сказал я и нажал курок.

Звук выстрела в закрытом кабинете почти оглушил меня. Я с удовлетворением отметил, что мне хватило одного выстрела - заместитель министра был мертв. Это было видно по его пустым глазам, над которыми красовалось аккуратное отверстие, едва сочащееся кровью. Задача была выполнена.

Я не буду описывать как в кабинет забежала секретарша и тут же с криком выбежала обратно, как через полминуты в кабинет прибежал милицейский отряд. Hе буду я рассказывать и того как они меня повалили на пол и принялись бить ногами, как меня несколько раз побили в камере предварительного заключения. Возможно стоит упомянуть и то как быстро устроили суд, но я не буду делать и этого, так как все это было сплошным фарсом. Впрочем, финальную сцену суда стоит изобразить ...

– Подсудимому дается последнее слово, - объявил судья.

Я встал и окинул взглядом зал суда, который представлял собой поле боя, по разным сторонам которого расположились враждующие лагеря. По одну сторону сидели мои родители, некоторые друзья, мои сослуживцы и даже директор нашего предприятия со своей свитой. С другой стороны сидели министерские чиновники, бизнесмены-нувориши, некоторые из которых пришли поглазеть на этот спектакль в сопровождении своих жен или любовниц. С этой же стороны сидела семья убитого - жена и двое дочерей старше двадцати лет . Им не было месте в этом ряду, они должны были сидеть на стороне моего лагеря, так как они тоже были пострадавшими в результате амбиций своего отца и мужа. Мне было грустно оттого, что я стал для них врагом.

– Во-первых, - сказал я, - я хочу извиниться перед семьей убитого. Мне искренне жаль, что я лишил их родного человека. Hо, если меня сейчас спросят раскаиваюсь ли я в содеянном, я скажу нет. И я объясню вам почему ...

Я им все рассказал. Рассказал о своей работе в управлении и как я постоянно натыкался на стену равнодушия и халатности на фоне повального разграбления предприятия, о работниках в цехах, которые месяцами не видели зарплаты, и у которых не хватало денег на простые лекарства, когда они болели из-за своей работы на вредном производстве. Рассказывал о том по каким низким ценам у нас подписывались отдельные контракты из разряда "по знакомству", рассказывал о дачах, построенных не на свои деньги, и собственных малых предприятиях руководящего состава. Рассказывал о недовольстве, которое зреет среди рабочих и клерков. Рассказывал о разговорах, которые те ведут в курилках или по вечерам на кухнях, о разговорах, которые всегда приходят к одному и тому же выводу - всех руководителей давно уже пора расстрелять за воровство. Рассказывал о том, что в нашей стране некоторым людям не выгодно, чтобы работали профессиональны, так как те не оставят лазейки для воровства первым. Доказывал, что нельзя вытаскивать деньги из чужого кармана и надеяться остаться ненаказанными. Как ни странно, меня никто не перебивал, хотя я говорил уже почти пятнадцать минут.

– И напоследок, - сказал я, повернувшись в сторону своих неизвестных врагов, - хочу сказать, что все сказанное относится к вам и только к вам. Пока еще ваше время, но рано или поздно вы уйдете или вас просто уберут. Вас сменят люди более честные и достойные, которые не будут заботиться только о своем краткосрочном благосостоянии. Те, которые не будут обирать и без того обнищавший народ. Пока же я и люди подобные мне будут единственным средством против вас. Я обычный человек, который не имеет больших амбиций и не метит на высокие посты. Я хочу заниматься нужным делом и получать за это положенные мне деньги. Я не хочу видеть воров и тупиц в лице своих начальников, которые по сути своей должны быть умнее и мудрее меня. Я не хочу видеть бессильную злобу на лицах людей, которых вы обворовываете. Я не хочу видеть женщин, доведенных отсутствием денег до состояния желчных стерв. Я всего лишь хочу справедливости. Мне жаль, что я не знаю менее болезненного способа вернуть эту попранную справедливость. Я надеюсь, что страх за собственную жизнь заставит вас задуматься о своих поступках. Hасколько мне известно, никто в нашей республике еще не совершал идеологически обоснованного убийства на столь высоком уровне. Таким образом я получаюсь как бы первый, но возможно не последний. Я очень надеюсь, что некоторые из вас прекратят свою безнравственную деятельность. А тем, на кого сегодняшняя моя речь не произвела никакого впечатления я могу сказать только одно. Бойтесь, бойтесь изо всех сил. Потому что рано или поздно к вам придут люди, которым уже нечего терять по вашей милости. Они не будут с вами дискутировать, вам не дадут права на адвоката или на телефонный звонок. Вас просто убьют без слов и без сожалений возможно вместе со всей семьей. Сегодня, я нахожусь на скамье подсудимого, а со стороны потерпевших выступают те, кто заслуживают этого суда гораздо больше, чем я. К сожалению, в зале суда я не вижу Фемиды. Она бы не допустила этого фарса. Впрочем, ее давно уже сюда не пускают. Поэтому позволю себе сказать от ее имени - бойтесь правосудия, бойтесь меня, бойтесь тех, кто придет после меня!

Я сел на скамью. С секунду в зале суда стояла гробовая тишина, затем медленно стал нарастать гул голосов. Я смотрел на своих врагов и пытался хоть в чьем-то лице увидеть понимание, проникновение тем, что я только что пытался донести. Их лица оставались пустыми - они так и не поняли. В зале суда было несколько работающих видеокамер - я знал, что к вечернему выпуску новостей мою речь обрежут до нескольких предложений и исковеркают таким образом, что я стану в глазах общественности опасным преступником или в лучшем случае психом с комплексом Робин Гуда.

Когда меня уводили из зала суда, я пожалел тех слепцов, что судили меня сегодня. Hо я не держал на них зла - они всего лишь часть той системы, которую необходимо свергнуть. Говорят, что почти все наиболее удачные покушения или теракты проводили не группы, а одиночки. Я один из таких и надеюсь, что после меня появятся и другие одиночки подобные мне, которые смогут помочь вернуть справедливость.

Эй, одиночки, вы меня слышите ..?