Полет лебедя

Хаббард Маргарет Энн

Все же, несмотря на свое состояние, Ханс Кристиан испытал чувство воодушевления. Наконец-то он попал в Зеландию! Новая земля под новыми башмаками доставляла какое-то особое ощущение. Он совсем не был одинок. Ханс окинул быстрым взглядом остальных пассажиров. Давно проснувшийся господин с бакенбардами находился в приподнятом настроении. А несколько дам явно впали в меланхолию. Для них путешествие было не приключением, а жестокой необходимостью, когда, в самом крайнем случае, без него нельзя обойтись. Кучер дилижанса, выработавший спокойствие за много ночей, проведенных в дороге, в абсолютном молчании, помогал пассажирам укладывать багаж.

Ханс Кристиан проскользнул под угол навеса, служивший залом ожидания на случай дождя, и там в его тени снял шляпу и упал на колени.

— Боже правый, — громко произнес он. — Ты привел меня сюда. Спасибо тебе. Но, пожалуйста, не оставляй меня сейчас! Копенгаген большой город, и мне понадобится твоя помощь больше, чем в Оденсе. Однако я добьюсь успеха! Я знаю, ты этого хочешь. Я верю в тебя!

— Андерсен! Ну где этот мальчишка? — крикнул кучер.

Ханс вскочил на ноги и натянул шляпу на голову.

— Я здесь, герр кучер, — закричал он, пытаясь вскочить на ходу на свое место в дилижансе.

Всю ночь они тряслись в пути. Мужчина с бакенбардами храпел, в то время как дамы с недовольным видом пересаживались с места на место, разминая затекшие мышцы.

Наконец утро окрасило чудесными осенними красками прекрасные сельские пейзажи, проплывающие за окнами. Пока багаж перекладывали на другой дилижанс, Ханс жадно ел свой хлеб и сыр. Каждый оборот колес приближал его к Копенгагену и увозил дальше от Оденсе. Будущее казалось ясным и светлым, и все его мечты вновь ожили.

День пролетел для Ханса удивительно быстро. Он пересел в следующий дилижанс и, чтобы как-то убить время, начал прислушиваться к разговорам попутчиков. Вскоре сон сморил его, и какая-то добрая душа накрыла мальчика плащом. Проснувшись, он почувствовал себя свежим и отдохнувшим.

Первое, что бросилось ему в глаза, были шпили замка Фредериксборг, окутанные утренним туманом. Было еще слишком рано, и только одни из четырех ворот уже открылись. Их остановил сонный чиновник, взявший список пассажиров с таким видом, словно хотел сказать, что в этот ранний час он мог бы найти для себя более интересное занятие. Король следил за благосостоянием своей столицы. Поэтому ему необходимо было знать, кто приехал в город, кто уехал, были ли у кого профессиональные интересы. Говорили, что когда трое ворот закрывают в полночь, то ключи король прячет себе под подушку.

Задержка у ворот оказалась даже интересной для Ханса. Перед его глазами раскинулись прекрасные сады, о которых он так много слышал, а где-то там за огромными окнами блестели драгоценные камни в монаршей короне и король вставал со своей постели. Он, может, даже выглянет из окна. Но разве его заинтересует странный тощий мальчик, машущий на прощанье кучеру и спешащий к воротам замка. Это был самый короткий путь в город, и многие в поисках своей судьбы сначала проходили по прекрасным дорожкам парка, прежде чем затеряться в бесчисленных аллеях Копенгагена.

Так было и с Хансом Кристианом. Но он не мог позволить себе наслаждаться прекрасными видами дворца. Он должен был спешить. Он шел так быстро, как ему позволяла огромная сумка, в направлении маленького постоялого двора, который порекомендовал ему кучер.

Хозяин только открывал свои окна навстречу теплому утру, когда на его крыльце появился Ханс Кристиан.

— Душа и тело! — воскликнул хозяин, и все три его подбородка затряслись в такт его словам. — Нищий, думаю я!

Но хозяин гостиницы никогда не выгонял потенциальных клиентов, по крайней мере, не выслушав их. Его густые, как и усы, брови поднялись в выражении сомнения. Однако в том, как он рассматривал своего странного посетителя, чувствовался человеческий интерес. Он размышлял, прогнать ли его сразу прочь или продолжить знакомство.

— Доброе утро, герр хозяин, — поприветствовал его Ханс.

— Что же, и тебе доброго утра, молодой человек.

— Мог бы я на время здесь оставить свой багаж. Я вернусь позже. Я хотел бы переночевать в вашей гостинице.

Хозяин кашлем прочистил горло.

— Да… Конечно. Но для того, чтобы провести ночь под моей крышей, нужны деньги. Ты это, конечно, знаешь?

Лицо мальчика вспыхнуло, словно красная роза. За кого он его принимает! За бродягу? Он поставил сумку на землю и вытащил из кармана платок с драгоценными монетами. Они засияли в лучах яркого солнца.

— Вот, герр хозяин! Я уверен, что долго у вас не задержусь! Я бы предпочел жилище поближе к театру.

С гордым видом Ханс Кристиан убрал деньги и поднял сумку. Хозяин гостиницы был поставлен на место.

Ханс оказался доволен небольшой комнатой, которую предоставил ему хозяин. Но он не мог себе позволить просто сидеть и наслаждаться. Запихнув сумку под кровать, он удостоверился, что бесценное письмо к мадам Шелл по-прежнему находится в кармане, и поспешил вновь на улицу.

Сегодня Копенгаген пребывал в состоянии сильного смятения, вызванного скандалом с евреями. Люди выходили на улицы и собирались в кричащие и спорящие толпы. Ханс ничего не знал об этом. Он ожидал подобного великого волнения, и его сердце сильно забилось, когда он услышал этот шум большого города. Он считал, что города всегда находились в состоянии смятения, и был бы намного больше разочарован, если бы прибыл в столицу, встретившую его тишиной и покоем.

«Теперь я должен найти дорогу к театру», — решил Ханс Кристиан. Для него было совершенно естественно, что в первую очередь он должен посетить это место, которое станет фундаментом его будущего дома.

Он уважительно обратился к молодому усатому человеку, который вел бурные дебаты сам с собой, так как его никто не слушал.

— Вы не могли бы сказать мне, как пройти к Королевскому театру?

Тот оглянулся и окинул Ханса высокомерным взглядом.

— Иди за своим носом, ваше высочество, иди за своим носом!

Резким движением руки он сбил шляпу с головы мальчика и умчался прочь.

Ханс быстро поднял шляпу и стер с нее пыль рукавом. Его лицо было бледным и грустным. Он подумал, что так плохо с ним обходились только в Оденсе. Медленно мальчик побрел вдоль по улице, ведущей, как ему казалось, подальше от этой толпы. Ханс Кристиан больше ни с кем не заговаривал. В конце концов, радость от новых впечатлений взяла верх над горем. Он же был в Копенгагене! Он мог любоваться высокими двухэтажными зданиями, ухоженными черными лошадьми и отполированными до блеска каретами. Он был частью этого мира! Вскоре его лицо вновь засияло, а глаза заблестели радостным светом.