Полет миражей
Шрифт:
Не смея шелохнуться, Виннербау стояла на зеркальной поверхности глянцевого пола. Еще шаг — и окружающая идеальность была бы безвозвратно утеряна. Ее взгляд медленно скользил вперед, туда, где невообразимой величины стеклянная стена обрезала сгустившуюся вокруг тьму. За ней находился Марс — оживший, поражающий своей холодной красотой, но как всегда безразличный и безучастный. Усталым шагом Амитас Идам проковылял к прозрачной поверхности, отделяющей всех от спокойной красоты, и от неминуемой гибели. За ним, вынужденные оставлять грязные следы, поплелись и остальные.
— Арсия, — тихо протянул Идам, коснувшись
— Арсия, — покорно повторила Виннербау, в глазах которой отражалось синее небо.
Вслед за пальцами к стеклу прильнула иссущенная щека. Осторожно и трепетно, будто Идам боялся потревожить безмолвие снаружи. Закрыв глаза, мужчина что-то глухо пробормотал. И застыл.
Эншду немного покряхтел, переминаясь с ноги на ногу. Казалось, он один во всей этой процессии был абсолютно равнодушен к природной красоте Марса. К тому же, совершенно не понимал глубочайшую восторженность Идама, буквально трясущегося от развернувшегося зрелища. Честно признаться, магнат частенько замечал в себе отсутствие каких-либо эмоций на общепризнанные ценности этого мира. Естественно, это не относилось к еде. Ко всем ее видам, формам и проявлениям. В этом Эншду считал себя истинным ценителем. Именно поэтому сейчас он глубоко вздыхал, вынужденный терпеть разлуку с предметом своего обожания вплоть до следующего дня.
Окружающая темнота внезапно сгустилась. Она стала твердой и звенящей, словно натянутая струна.
— Сейчас, — прошептал Идам, начиная дрожать сильнее. — Прямо сейчас…
Вдали, преодолевая линию молочно-синего горизонта, выкатился пугающий своей близостью спутник. Он нависал над планетой, будто вот-вот хотел рухнуть на ее поверхность. Фобос рассекал высь, двигаясь с внушающий ужас быстротой.
Вершины Арсии пристально созерцали происходящее, словно осуждая увесистую глыбу за брошенную ею тень, ломанным пятном плывшую по заснеженным хребтам. Глыба же, в свою очередь, увлекаемая невидимой глазом центростремительной силой, рвалась вперед, разрывая безвоздушное пространство. Неуклюжая и громадная, она вносила резкий диссонанс в слаженное спокойствие вершин.
— Еще не все, — блаженно улыбнулся Идам, не на миллиметр не оторвавшись от холодной поверхности.
Вдруг стекло задрожало. Совсем незаметно, словно крылья бабочки, готовящейся к взлету. Но Идам замечал все, даже самые мельчайшие детали. Он открыл глаза точно в тот момент, когда плотную завесу облаков проткнула пузатая, ослепительная вспышка сияющей энергии. Она сделала это туго, натужно, будто разрывая облепившую ее паутину. Тонкие нити лопнули, выпустив ввысь тысячи сверкающих стрел. Они разбилась о небосвод миллионами серебряных искорок, на мгновение заслонив и массивный Фобос, и безразличную высь, и мерцающие звезды.
— Творение… — дрожащим от сдерживаемого возбуждения голосом сказал Идам.
Мужчина раскинул руки, обняв стекло и прильнул к нему с новой силой. Костяшки его пальцев уткнулись в прозрачную преграду, будто хотели ее продавить. Образовав небольшое пятно матовости, на ней отпечаталось слабое, скудное влагой дыхание.
— Когда гравитация на поверхности Марса стала приближаться к Земной, началось смещение траектории движения Фобоса и Деймоса. Это был побочный эффект искусственно созданного тяготения… — Идам внезапно раскрыл глаза, и они сверкнули черным, бездонным мраком, — Но человек… Он к этому подготовился. И все рассчитал. Удивительно. Просто Удивительно. Какой должна быть цивилизация, способная укротить небесные тела и заставить служить себе? Какой должна быть сила созидания, способная оживить мертвую планету, согреваемую столь скудным солнечным излучением? Бесконечная. Непрекращающаяся.
Мужчина резко повернулся к своим гостям и вдруг переменился, став вдруг абсолютно серьезным. Энергетическая бомба за его спиной рассеялась в разряженном пространстве, исправляя недостатки текущей атмосферы. От осознания этого прилив внезапного экстаза полностью захватил Идама. Его тело задрожало столь явственно, что готово было рухнуть, развалившись на упругие куски плоти.
На фоне черепа, обтянутого кожей, промелькнула еле заметная точка, спускающаяся куда-то в облачную пену. Она немного искрилась. Облака поглотили объект, словно что-то совершенно незначительное.
— Я бы желал увидеть все своими собственными глазами, — с заметной одышкой произнес Эншду.
Энтузиазм, витавший вокруг, его не очень трогал. Он порядком подустал от долгого стояния на ногах, да и длительное хождение довольно утомило. Давненько продовольственный магнат не совершал подобных спортивных подвигов. Помнится, лет уже пять. Именно тогда масса его тела перевалила за сотню килограмм.
— Пираты уже прибыли, — прикрыл глаза Амитас и пригласительным жестом указал куда-то вглубь непроглядной темноты помещения.
***
Признаться, Эншду ожидал увидеть что-то более впечатляющее, нежели небольшую лабораторию с грудой металлолома на первом этаже. Кладбище мертвых механизмов заняло практически все свободное пространство, и места для маневров оставалось катастрофически мало. То тут, то там сновали инженеры в белых халатах, похожие на многочисленных, трудолюбивых муравьев. Проржавевшие, кое-где и вовсе истлевшие детали космических кораблей-призраков изучались, сортировались и тщательно восстанавливались.
— Я думал, что в космосе уже ничего не осталось, — на выдохе прохрипел Эншду, чувствуя, что его выносливость подходит к концу.
— О, это великое заблуждение, — возразил Амитас, — После волны третьей колонизации разработки практически прекратились. Азари было не до этого. Новая Империя слишком долго вставала на ноги…
— А потом?
— А потом… Потом Королева решила, что излишнее развитие этой самой Империи угрожает национальной безопасности, — поджал тонкие губы Амитас, — И корабли превратились в призраки, вместе с дарами на их борту…
— Ох…
— Вы устали, мой дражайший Эншду, — заботливо прохрипел Амитас.
Издав глубокий вздох облегчения, пищевой магнат опустился в широкое кресло с регулирующим механизмом. Кресло появилось словно из ниоткуда, и Эншду даже не успел заметить, как помощники его подхватили. Расслабив свое тучное, изможденное тело, мужчина почувствовал капли болезненной испарины у себя на лбу. В горле пересохло.
Кресло чуть завизжало, приводя в действие небольшие колеса. Процессия продолжила свой путь. Сквозь пелену помутневшей реальности до Эншду доносились отрывистые фразы, отдаленные возгласы инженеров и лязг разбираемого металла.