Полет над разлукой
Шрифт:
И – время, время! Его не оставалось совсем, даже ночь не предназначалась для отдыха, потому что репетиции уже не умещались в световой день. К тому же предстояли выпускные экзамены: по пластике, танцу, вокалу, иностранному, даже по литературе. О них Аля и вовсе забыла в горячке последних месяцев, а вспомнить пришлось. Особенно об английском, который начисто выветрился у нее из головы.
– Плохую ты себе подругу нашел, Андрей Николаевич!
Аля сидела в гостиной на диване с высокой резной спинкой и, закрыв глаза, прислушивалась к тому, как гудят
– Да? – В его голосе слышна была привычная усмешка, а глаз его она не видела. – Отчего такое самобичевание?
– Оттого, что третий день тебя не вижу. Ни о чем спросить даже не успеваю. Что ты делал эти дни? В голове Мольер, на кухне пустота.
Аля не кокетничала и не ждала, что он сейчас с жаром примется уверять ее в обратном. Она знала, что так не живут с мужчиной, так не должно быть. Даже не из-за обеда – но вот именно из-за того, что у нее не оставалось времени на Андрея, и в этом она чувствовала неестественность совместной жизни. Слишком бесстрастно все это должно было выглядеть в его глазах…
Прикосновение его губ к своим она почувствовала прежде, чем услышала голос.
– Ты думала, я этого не знал? – произнес Андрей, наконец отрываясь от ее губ. – Что ты вообще обо мне думала?
Аля открыла глаза, увидела, что он наклонился над нею, опершись рукой о спинку дивана. Его глаза были совсем рядом, и теперь она видела только их – то неназываемое, даже на голос его не похожее выражение, которое заставляло ее забыть обо всем.
– Ох, Андрей, – медленно прошептала она, – ничего я не понимаю… Зачем тебе все это? Мог бы хлопот не иметь. Странный ты человек, непонятный…
– Да-а?.. – так же медленно прошептал он, легко и едва ощутимо касаясь ее губ. – Мо-ог бы… Мы о чем с тобой говорим, ты что-нибудь понимаешь?
– Не понимаю! – тихо засмеялась Аля. – Смеешься ты надо мной?
– Смеюсь, – подтвердил он. – Театр абсурда. Ты что мне говоришь? Какой-то бред. Я и отвечаю… Теперь скажи другое!
– Соскучилась по тебе, – сказала Аля. – Люблю тебя, Андрюша, жить без тебя не могу!
– Вот видишь. А теперь совсем помолчи. Если хочешь, можешь о Мольере думать.
– Не хочу о…
Сердце у нее проваливалось в пропасть во время этой краткой заминки, которой начинался его поцелуй – перед тем как губы его приоткрывались нетерпеливо и страстно.
И все-таки, как бы Андрей ни пытался уйти от разговоров о странности их жизни, не думать об этом было невозможно.
«Не может быть, чтобы его это совсем не угнетало, – думала Аля. – Ну ладно, он привык сам о себе заботиться, но ведь дело не только в этом! Почему он, кажется, даже доволен, что я занята, мало бываю с ним? Потому что ему нравится сохранять независимость?»
Эта мысль не давала ей покоя. Вдруг, мгновенно оказаться в общем доме не с мальчиком, готовым подстраивать свою жизнь под ее, а с мужчиной, в поведении
Аля терялась перед ним, не понимала мотивов его поведения. Единственная мысль приходила ей на ум: Андрей хочет сохранить свою независимость. Поэтому его устраивают и редкие часы вдвоем, и ее занятость, и погруженность в театральные дела.
Но почему, в таком случае, он захотел, чтобы она переехала к нему? Если сразу предупредил, что уедет, что они будут жить на два дома, – почему было не жить так с самого начала?
Что Андрей не ожидает от нее бытового обслуживания, Аля поняла довольно быстро.
Вообще-то она уже была избалована этим редчайшим мужским качеством. Когда-то Илья говорил ей, что только дуракам и нищим жена нужна для того, чтобы стирать рубашки, а нормальный мужчина приглашает для этого домработницу. Но тогда ей было, по крайней мере, понятно, в каком качестве она нужна Илье: как хорошая любовница, эффектная спутница в тусовке, удачный объект для рекламной раскрутки – и все это на фоне необременительных чувств.
С Андреем все было иначе, но как – Аля не понимала.
Она не знала, много ли времени он проводит в Москве, и не решалась об этом спросить, но видела, что его московский быт налажен довольно просто и, похоже, вообще не предполагает участия жены.
Когда Аля впервые, придя домой поздно вечером, обнаружила еще теплый и явно не ресторанного происхождения обед, ей стало не по себе.
– Ну, о чем ты думаешь? – спросил Андрей, глядя, как она болтает ложкой в тарелке с борщом.
– О том, что я здесь совершенно чужая, – не глядя на него, ответила Аля.
– Да-а? – насмешливо протянул он. – Интере-есно!.. И в чем, по-твоему, это проявляется?
– Как будто ты не понимаешь, – сдерживая слезы, пробормотала Аля. – Одна видимость, что… Прихожу сюда, как в гостиницу, как в ресторан! Ты ничего мне даже не объяснишь, ничего! Белье вон лежит поглаженное… Кто это делает?
– Аля! – Она заметила, что он наконец рассердился, и сама слегка испугалась. – Я что, отчет тебе обязан давать о всякой ерунде? Я всю жизнь так живу и не собираюсь жить иначе. Ну, приходит женщина, готовит, убирает. Ее еще тетка нашла, когда жива была. Это что, предмет для разговоров? Или ты боишься, что я с ней сплю в промежутках между стиркой и глажкой? Ты дурного мнения о моем вкусе, ей уже довольно много лет.
– Да я не о том, Андрюша, – невольно улыбнулась Аля. – Просто как-то… Я же не на то обижаюсь, что обед готов, я же понимаю, это глупо было бы… – Аля задыхалась от невозможности объяснить все просто и ясно, от того, что путается в словах, которые ей самой кажутся глупыми. – Ну, не было бы обеда, если бы какая-то посторонняя женщина его не приготовила, и белье было бы не глажено. Но ведь в этом же все и дело! Какая-то пародия на совместную жизнь, я чужой человек в твоем доме, и едва ли что-то изменится, потому что я…