Полет орла
Шрифт:
Наконец в апреле дороги подсохли. К концу мая возобновились прерванные военные действия. А 29 мая при городе Гейльсберге Сеславин был направлен для усиления авангарда Петра Ивановича Багратиона, атакованного французами. Запряженные сильными лошадьми, пушки Сеславина примчались на боевую позицию.
И вот молодой офицер услышал не учебный, а поражающий близостью смерти свист пуль, визг картечи и глухие взрывы от неприятельских ядер. Большой отряд французской кавалерии, блистая клинками, атаковал русский авангард. Сеславин приказал снять с передков пушки на самой ближайшей дистанции от противника. Он уже различал в первых рядах французов их лица с открытыми ртами и чертами, искаженными яростью боя. Гвардейцы Сеславина привычно, ловко и весело заряжали картечью и наводили орудия.
– Ну, братцы, не посрамимся. Дадим врагу отпор достойно. Заряжай, наводи… Пали! – По команде поручика канониры подносили дымящиеся пальники к затравкам. После оглушительного грохота сквозь рассеявшийся дым Сеславин увидел отступающего противника. На кочковатом от разрывов поле корчились в последних судорогах или неподвижно лежали тела убитых и раненых людей и лошадей. Все внимание Сеславина было сосредоточено на действии его орудий. Он следил и моментально реагировал на изменение диспозиции.
– Ага, эти с фланга скачут… Быстро сдвинуть две пушки влево. Заряжай, наводи… Пали!
Некоторые опытные офицеры, находившиеся поблизости, в горячке боя все же обратили внимание на сноровку сеславинских гвардейцев и его хладнокровие, спокойное, точное командование. Невозмутимость поручика невольно передавалась и его канонирам. Хлесткие выстрелы картечью заставили врага отступать.
Однако усиленный все новыми свежими войсками, противник опять бросался в атаку. Арьергардный бой превратился в серьезное сражение. Тут что-то черное бесформенное вылетело из клубов сизого дыма и ударило Александра в грудь. Скорее всего, это был кусок вражеской разорвавшейся гранаты, но, к счастью для Сеславина, на излете. Тем не менее поручик упал, прохрипев своим канонирам: «Продолжайте…» Горлом пошла кровь от удара. Александр потерял сознание.
Очнулся он уже в лазарете с перевязанной грудью. Прежде всего ощутил досаду из-за того, что его первый бой был столь скоротечен. Однако кровь время от времени шла горлом, как у чахоточного. Через день он оказался в походном госпитале. Тут к лежачему Сеславину подошел, улыбаясь, Лев Нарышкин. У него повязка на левой руке.
– Какая встреча, господин поручик гвардейской артиллерии! – шутил жизнерадостный Нарышкин, усаживаясь рядом с постелью Сеславина. – Сколько лет, сколько зим, Саша!
– Да не так давно имел удовольствие тебя видеть, – отозвался приветливо Сеславин, хотя чувствовал себя довольно скверно. – С тобою-то что?
– Вот, сам видишь, ручонку поломал, – продолжал посмеиваться с юношеской беспечностью Лев. – Размахивал очень уж ручонками-то, ну и дождался… А с тобой чего приключилось?
– Сам не пойму. Треснуло чем-то в грудь. Болит проклятая, да кровью поплевываю. А так вроде бы… – Тут он смолк и перевел взгляд на солдат-санитаров, проносивших мимо него тело, накрытое с головою плащом. – Словом, пока еще живой. Может, Бог помилует, оклемаюсь да вдругорядь повоюю.
– Спаси Господи да все святые земли Русской.
– Чем обрадуешь в положении нашей армии? Я-то несколько времени ничего не имею из военных известий.
– По правде говоря, хорошего нет. Дрались наши чудо-богатыри, аки медведи, но проворных галлов не одолели. Под Фридландом случилась конфузия. Хотя полегло и наших, и супротивников более достаточного. Все же удачливого Буонапарте никак не угоняем, не уломаем. Больше он нас в ретирадное положение ставит. Ахти нас, бедных! – Нарышкин шутить перестал, и на красивом лице юноши явилось выражение печали.
VIII
Прусская кампания закончилась Тильзитским миром. Монархи, как заносчивые подростки, приуставшие в жестоких играх, договорились прекратить на время боевые действия. Решили похоронить убитых из-за их несговорчивости солдат. И подождать, пока снова явится желание и сопутствующие обстоятельства поиграть «в солдатиков» – пострелять ядрами и картечью из пушек, погонять стройными колоннами замордованную пехоту, дать свободу показать свою лихость кавалерийским частям: всем этим хвастунишкам уланам, гусарам, кирасирам, конным гренадерам и остальным.
Бонапарт демонстрировал при встрече с Александром I лишь личную дружбу с российским императором. Создавая снисходительно-улыбчивым видом впечатление полного доверия, хитрый корсиканец вел себя очень надменно по отношению к русским вельможам и генералам. А что касалось пруссаков, то, расколотив их армию в пух и прах, французский завоеватель долго не желал с ними вообще о чем-либо говорить. Находившийся среди адъютантов русского главнокомандующего – на тот день великого князя Константина Павловича – Денис Давыдов клялся приятелям, что император Александр, едва ступив на плот посреди Немана (где происходили переговоры) сразу торопливо произнес: «Сир, я так же, как и вы, ненавижу англичан». – «О, в таком случае, – ответил Наполеон, – мир между нами заключен».
– Вот, ей-богу, – клялся потом бравый гусар и модный поэт, – когда наш государь предложил заключить одновременно мир и с Австрией, этот корсиканский наглец заявил: «Я часто спал вдвоем, но никогда втроем». – Слушая о сальных насмешках Наполеона, гусары хохотали. – Однако, – продолжал Давыдов, – встретив случайно его взгляд, я почувствовал всё презрение этого человека к остальному человечеству и пожалел, что при мне нет моей турецкой сабли и что я не могу ее применить.
Получив, как офицер отличной храбрости, орден Владимира IV степени, Александр Сеславин возвратился в Россию, чтобы продолжить службу в гвардии и полечиться у петербургских врачей. Однако лечение не слишком ему помогало. На службе же менялось многое в отношениях с вышестоящими чинами: времена менялись. Для модного либерализма, может быть, недостаточны были образцовая «павловская» дисциплина и безукоризненная репутация боевого офицера. К тому же заслуженный под Гейльсбергом орден Владимира кому-то несомненно мозолил глаза. Чтобы жить в столице даже весьма скромно, денег из офицерского жалованья не хватало. Сеславин подал прошение об отставке (напоминаем, что уход и возвращение в армию стало делом довольно свободным). Одновременно покинул военную службу и его брат Николай.
Александр остался временно в столице, лелея некоторые планы. Николай уехал в деревню к родителям.
Спустя много лет, уже умудренным человеком и опытнейшим военным, Сеславин писал: «С 1807 года, когда я принужден был оставить службу по неудовольствию, я решил предпринять путешествие в Ост-Индию, собрав наперед нужные сведения о странах, которые я должен был проходить. Рассуждая часто об Англии и о причинах возвышения ее, утвердился в той мысли, что не в Европе должно искать средств ослабить влияние Англии, но в Ост-Индии. Россия к ней ближе всех; одна Россия в состоянии разрушить владычество англичан в Индии и овладеть всеми источниками ее богатства и могущества…»