Полет саранчи
Шрифт:
Катерина, его последняя дама сердца, рассказала: написал письмо в Кремль, да еще и от руки, что-то Дубову не верится в такое! «Почерк у него – полуславянская стилизация китайских иероглифов. Разобрать почерк невозможно, он и сам не понимал, что пишет; рукописное послание говорило бы о крайнем неуважении к адресату».
Юл скучает по другу – он всегда восхищался опальным олигархом, не думал, что все закончится столь быстро и необъяснимо.
Это была такая молния – человек невероятной активности, очень динамичный, очень умный, быстро думающий, не всегда правильно, но всегда быстро. Весьма серьезная и очень крупная личность. Дубов за всю жизнь не встречал никого подобного, а повидал он многое и многих.
В
Юла часто спрашивали, кем был его друг: бизнесменом, политиком, идеологом? Вряд ли из всех его ипостасей стоит выделять одну – бизнес, например. Не потому, что был плохим бизнесменом, – все-таки он кое-что после себя оставил. Если бы его жизнь ограничивалась только бизнесом, это была бы катастрофа. Чего он точно не умел, к чему был неприспособлен, так это к усидчивому, планомерному, ежедневному труду. Приходить на работу ежедневно в восемь или в девять страшно скучно, совершенно бессмысленно, и вообще непонятно кому и зачем это нужно… Нет, ну один раз можно для разнообразия прийти в шесть, всех разбудить и вызвать на совещание! Один, ну, может, два… Рутина – это ад.
Читать циферки – ужасно, говорить с кем-то о чем-то – от скуки скулы сводит… Приходят люди, что-то пытаются объяснить, а тебе хочется совсем иного. Потому что вот вчера такая девушка была, что нужно ей прямо сейчас звонить, а этот сидит и нудит про свое! У него везде был такой стиль, и в политике в том числе [4] . Наворотил, накуролесил… Кто теперь в этом сможет разобраться? Друга Юла оставил душеприказчиком. Одним из… Спасибо, удружил. Не разберешься – тогда согласно самой справедливой в мире британской судебной системе плати кредиторам из собственного кармана. Покойный был влюблен в английский суд. Потом любовь свою растерял почему-то. А теперь еще и умер. Вот зачем тогда Юлу рисковать? У него и так негусто осталось. Хочется для себя пожить, не для великих идей шефа. А душеприказчиками пусть наследники будут: дети – Лиза с Катей, Лена Горбунова, им есть за что бороться.
4
Автор использовал материалы интервью А. Егоровой в Новой газете (от 4 марта 2016 года).
Чего Юлу сейчас не хватает? Отцовского дома под Серпуховом. Туда бы он съездил: у него там куча подшивок перестроечных журналов – заперся бы месяца на четыре, вспомнил, как они жили, когда еще надежда была, а потом… Потом, наверное, обратно. А вот и на панихиду зовут вроде.
В стороне держался Ахмед Закаев, премьер-министр Республики Ичкерия в изгнании. Когда-то бригадный генерал Первой и Второй чеченских войн, ныне он премьер несуществующего правительства несуществующей республики. Сам-то он еще существует или уж нет? Поддержавшего его бизнесмена и политика нет в живых, а он здесь – в заморской стране, на чуждом ему христианском кладбище. О Аллах, зачем ты не дал мне умереть на полях сражений за независимость родины?
В 2003-м лондонский суд отказал московским властям в запросе на выдачу Закаева, посчитав обвинения политически мотивированными и высказав опасения, что Закаева – в случае выдачи России – могут подвергнуть пыткам. В том же году он получил в Англии политическое убежище. В защиту бывшего бригадного генерала выступили тогда актриса Ванесса Редгрейв, британский журналист Том де Ваал, правозащитники Сергей Ковалев, Валерия Новодворская, Елена Боннер, журналист Андрей Бабицкий, писатель Владимир Буковский, журналист Новой газеты Анна Политковская, правозащитники Мемориала.
Поддержал Закаева и Фонд гражданских свобод, созданный опальным олигархом. Фонд оплачивал значительную часть расходов защиты борца за независимость чеченского народа, в том числе поездки в Лондон свидетелей и экспертов.
Действующее правительство Чеченской Республики в 2009-м заявило, что Закаев – «один из немногих адекватных представителей так называемого правительства Ичкерии», который «отвергает террористические методы сопротивления» и за которым «не тянется шлейф тяжких преступлений». Двадцать пятого июля 2009 года в интервью Би-би-си Закаев дал понять, что готов сотрудничать с Рамзаном Кадыровым, признавая нынешние власти Чечни легитимными: «Не считаться с реальностью – это не только политически безграмотно, это вредно для всего и для всех» – и вскоре объявил о прекращении сопротивления боевиков с 1 августа 2009 года.
Тридцатого октября 2009 года Парламент Чеченской Республики потребовал роспуска телефонного парламента Ичкерии, состоящего из двух депутатов – Сараляпова и Бешиева, находящихся в Париже, а также избранного ими телефонного правительства Ичкерии в Лондоне, состоящего из двух министров – Закаева и Ферзаули.
Ахмед познакомился с усопшим в Ингушетии во время Первой российско-чеченской войны. Будучи замсекретаря Совбеза, гений интриги по праву считался ключевой фигурой российской делегации. Тогдашний глава Совбеза и руководитель делегации Иван Рыбкин не раз подтверждал, что договор о мире в мае 1997-го президенты Ельцин и Масхадов подписали главным образом благодаря фантастической настойчивости ныне покойного олигарха.
Болтают, будто бизнесмен отправил в Кремль письмо, в котором просил прощения и заявлял о желании вернуться в Россию. Закаев не верит ни единому слову: не могло быть такого письма. Если бы оно существовало, его опубликовали бы во всех СМИ сразу после отправления. Олигарх до последнего оставался верен себе и не предавал ценностей, за которые боролся.
К послеельцинской власти покойный относился как к диктатуре, которая свернула свободы и на корню задушила демократические процессы, проявившиеся в России во многом благодаря тому, кого сейчас будут отпевать.
Усопший был не только бизнесменом, но еще и одним из ведущих московских политиков (с 1996 года). Конечно, как и все смертные, допускал ошибки, но умел их признавать.
К олигарху иски на сотни миллионов долларов… О чем это может свидетельствовать? О том, например, что у него сохранилось еще немало всякого, если говорить о материальных ценностях. Те 25 или 30 миллионов фунтов, которые он потерял в суде, не могли стать чем-то определяющим в его борьбе, для его материальной базы – тоже. Ахмед не кассир и не бухгалтер олигарха и, конечно, не подсчитывал средств погибшего. Но ему не верится, что у бизнесмена так плохи были дела, что из-за этого он покончил с собой.