Полет шершня
Шрифт:
– Информация точная?
Браун помедлил с ответом.
– Не вполне. Близкая к истинному положению дел, но не точная.
Петер кивнул.
– Значит, шпионы не немцы: у тех есть доступ к служебным данным и сведения были бы выверены, – скорее датчане. Ведут наблюдение со стороны и квалифицированно обобщают результаты.
– Весьма разумное рассуждение, – одобрил Браун. – Но сумеете ли вы отыскать этих людей?
– Безусловно.
Внимание Брауна полностью переключилось на Петера, будто Юэль тут не присутствовал или он был не старший офицер,
– Как вы думаете, это те же люди, что выпускают подпольную газету?
Петеру было приятно, что Браун признал его компетентность. Надеясь, что тот оценит иронию положения, в котором они с Юэлем оказались, Петер покачал головой.
– Кто издает газету, нам известно. За ними организован присмотр. Будь они вовлечены в наблюдения за диспозицией немецких соединений, мы бы заметили. На мой взгляд, мы столкнулись с организацией, нам не известной.
– Но тогда как же вы их поймаете?
– Есть группа потенциальных возмутителей спокойствия, которой мы должным образом не занимались. Это евреи.
Юэль тихо ахнул.
– Ну так займитесь ими! – велел Браун.
– В нашей стране не всегда легко выявить, кто еврей.
– Значит, проверьте синагогу!
– Хорошая мысль, – кивнул Петер. – Там могут быть списки общины. И станет понятно, откуда плясать.
Юэль грозно глянул на Петера, но промолчал.
– Вышестоящие органы в Берлине приятно поражены лояльностью и эффективностью, проявленными датской полицией при перехвате шифровки в Англию. Тем не менее они выразили настоятельную готовность прислать сюда группу следователей гестапо. Я разубедил их, пообещав, что с присущим вам рвением вы сами раскроете шпионскую сеть и предъявите предателям обвинение.
Это была длинная речь для человека с одним легким, и Браун остановился перевести дыхание. Он помолчал, переводя взгляд с Петера на Юэля и обратно, а отдышавшись, закончил:
– Ради вас самих и ради благополучия всей Дании вы должны добиться успеха!
Юэль и Петер поднялись со своих мест, и Юэль коротко ответил:
– Мы сделаем все возможное.
Они вышли. Едва оказавшись на улице, Юэль обратил на Петера свои синие сверкающие гневом глаза.
– Вам прекрасно известно, черт побери, что синагога тут ни при чем!
– Ничего подобного мне не известно.
– Да вы просто выслуживаетесь перед нацистами, холуй!
– А почему мы не должны им содействовать? Теперь они представляют закон.
– Думаете, они посодействуют вашей карьере!
– А хоть бы и так, – задетый, парировал Петер. – Копенгагенская элита предубеждена против выходцев из провинции. Не исключено, немцы смотрят на это шире.
Юэль не поверил своим ушам.
– Вы в самом деле так видите ситуацию?
– По крайней мере они не слепы к способностям мальчиков, которые не окончили Янсборгскую школу.
– Значит, вы думаете, что не получили должность из-за своего происхождения? Идиот! Вас прокатили, потому что вы экстремист! Меры не знаете. Дай вам волю, уничтожите преступность, арестовав всех, кто подозрительно выглядит! –
Петер кипел от раздражения.
«Что Юэль о себе возомнил? Знаменитый предок в родословной не делает его лучше других! Юэль такой же полицейский, как я, и не имеет права вести себя так, словно представляет высшую форму жизни. И все равно я его поборол. Получил разрешение обыскать синагогу. Да, Юэль всю жизнь будет меня за это ненавидеть. Ну и что? Власть сейчас не у Юэля, а у Брауна. Уж лучше быть любимчиком Брауна и врагом Юэля, чем наоборот».
В управлении Петер быстро созвал свою команду, выбрав тех же сыщиков, которые ездили на аэродром в Каструп: Конрада, Дреслера и Эллегарда.
Тильде он сказал:
– Если ты не против, я взял бы и тебя.
– С чего это я буду против? – огрызнулась она.
– Ну, после нашего разговора за обедом…
– Я профессионал.
– Ну и хорошо, – кивнул он.
Они приехали на улицу Кристалгаде. Синагога из желтого кирпича стояла к улице боком, словно выставила плечо в попытке защититься от враждебного мира. Чтобы никто оттуда не ускользнул, Петер поставил у ворот Эллегарда.
Из еврейского дома для престарелых, который стоял по соседству, вышел старик в ермолке.
– Я могу вам помочь? – любезно осведомился он.
– Мы из полиции, – представился Петер. – Кто вы такой?
Лицо старика выразило такой страх, что Петер почти ему посочувствовал.
– Я Горм Расмуссен, дневной смотритель дома, – запинаясь, проговорил тот.
– У вас ключи от синагоги?
– Да.
– Откройте.
Старик вынул из кармана связку ключей и отворил дверь.
Большую часть здания занимала молельня – богато украшенное помещение с золочеными египетскими колоннами, на которые опирались нависающие с двух сторон галереи.
– У этих евреев денег куры не клюют, – пробормотал Конрад.
– Покажите мне список прихожан, – приказал Петер Расмуссену.
– Прихожан? Что вы имеете в виду?
– У вас должен быть список имен и адресов всех, кто входит в общину.
– Нет. Мы рады любому еврею.
Что-то подсказывало Петеру, что старик говорит правду, но обыскать храм следовало в любом случае.
– Здесь есть служебные помещения?
– Только комнатка, где облачаются рабби и служки, и гардеробная для верхней одежды молящихся.
Петер кивнул Дреслеру и Конраду: «Проверьте там все», – а сам прошел к тому месту, откуда проповедуют, и поднялся по лесенке на возвышение. Там за занавесью обнаружилась ниша.
– Что в ней?
– Свитки Торы, – отозвался Расмуссен.
Это были шесть больших, тяжелых на вид свитков, любовно завернутых в бархатную ткань, – идеальное место что-то припрятать.
– Разверните их все и расстелите на полу, чтобы я убедился, что внутри ничего нет.
Пока старик выполнял приказание, Петер подошел к Тильде и заговорил с ней, с подозрением косясь на Расмуссена.