Полет ворона
Шрифт:
— Конечно, «мерседес» лучше, но в наших условиях «Волга» практичнее. Никаких проблем с запчастями, техобслуживанием... Говорите, все-таки есть проблемы? Не знаю, у отца это дело поставлено отлично...
— Ближе к центру? Побольше? Решается за день. Масса свободной жилплощади. В исполкоме есть целый отдел... Отец, конечно, в курсе...
— Разумеется, кому, как не вам, с вашей квалификацией, опытом, талантом...
«Боже, какая мерзость! Ну ничего, терпи, голубушка. Еще не вечер. Он у тебя за все ответит». Слушать-его, сидеть с ним рядом, принимать его знаки внимания было невыносимо, и она упивалась собственными страданиями и грела себя мстительными мечтами, видя этого человека растоптанным, униженным, перемазанным в грязи, извивающимся у ее ног... Любовь?!
Когда он перешел на «ты» и в первый раз назвал ее «Леночка», она чуть не взвыла. Но тем приятнее было стерпеть, собраться с силой, прижаться к нему щекой, выдавить из себя: «Витенька».
В городе он открыто, на глазах у всего отдела, дарил ей цветы, билеты в театр, провожал до метро. Кузин и бабы не выходили из состояния тихого шока. Когда она пригласила его к себе, чтобы представить родителям, он просиял самым омерзительным образом. Было это через день после доверительной беседы в парткоме. Надо же, какое совпадение!
Он явился минута в минуту, в роскошном светло-сером костюме-тройке, благоухая дорогим одеколоном, с букетом пышных алых роз и огромной коробкой импортных конфет.
Они вчетвером посидели в гостиной совсем недолго. Потом Дмитрий Дормидонтович встал и решительно пригласил Воронова к себе в кабинет. Виктор Петрович получил исчерпывающее представление о тех благах, которые получит сразу и в перспективе, об обязанностях, которые принимает на себя в обмен на эти блага, и о штрафных санкциях за неисполнение этих обязанностей. Последнее было, конечно, неприятно, но договор был заключен и скреплен рукопожатием.
Учитывая категорическое пожелание невесты и еще некоторые обстоятельства, эту свадьбу, в отличие от свадьбы брата, решили сыграть без всякой пышности, в семейном кругу. Представителя загса пригласили прямо на дом, где и произошла церемония. Елена держалась идеальным образом до самого последнего момента, когда им предложили скрепить свой союз поцелуем. Тут она не выдержала и пребольно укусила Воронова в губу. Он стерпел, только посмотрел на нее с удивлением и обидой. В этот момент он страшно пожалел, что ввязался во все это дело.
Гостей практически не было. Кроме жениха с невестой, ее родителей и матери Воронова, совсем простой старушки, взявшей на себя всю готовку и почти не вылезавшей из кухни, был только Павел. Он сильно похудел и выглядел усталым. После первых тостов и закусок он извинился, отправился в бывшую свою комнату, которая теперь стала «уголком» Лидии Тарасовны, и прилег на диван. Через некоторое время туда заглянула Елена.
— Мы столько не виделись. Как ты?
— Ничего. Устаю сильно.
— Как дочка?
— Растет. Зашла бы как-нибудь, взглянула на племянницу.
— Некогда. Ты же видишь.
— Вижу. Жить будешь здесь или у него?
— Не у него, а с ним. Но в этом доме. Мы обменяли его квартиру.
— Хрущевскую «двушку» на сталинскую «трешку»? — Павел грустно улыбнулся.
— Ты же понимаешь.
— Понимаю.
— Ты все там же?
— Еще полгода. Потом приедет Лихарев, и надо будет что-то решать.
— А Татьяна?
— У себя, наверное. Не знаю. Мы не видимся.
— Понятно. Как тебе женишок?
— Никак. А тебе?
Елена не то засмеялась, не то всхлипнула.
— Ты что?
— Так, ничего. Просто ты первый догадался спросить. Я его ненавижу. ,
— Тогда зачем?.. Хотя погоди, я сам скажу, а ты только подтвердишь — да или нет.
— Хорошо.
— Ты ненавидишь его и черпаешь в этой ненависти силы, чтобы жить. Ты держишься за него, потому что иначе ты снова превратишься в живой труп. Да?
— Да, — чуть слышно прошептала Елена. — Как ты догадался?
— Жизнь научила. — Павел безрадостно усмехнулся. — Только скажи мне — он, конечно, человечек так себе, но разве тебе его нисколько не жалко? И себя не жалко?
— А что такое жалость? Я забыла.
— Извини, — сказал Павел. — Я забыл, что ты забыла...
— Леночка, — раздался из гостиной сладкий, чуть нетрезвый голос Воронова. — Мы тут без тебя соскучились, Елена посмотрела на брата.
— Иди, Чернова-Воронова, — сказал Павел. — Желаю тебе... желаю тебе выздороветь. Если что — адрес мой ты знаешь.
— Знаю. Только он мне не пригодится. Елена вышла. Павел посмотрел ей вслед и откинулся на подушку, глядя в потолок и тихо-тихо напевая:
— Черный ворон, что ж ты вьешься...
Эта странная свадьба произошла в начале ноября. В декабре супруги Вороновы отбыли во Францию по техническому обмену, оставив старушку-маму куковать в новой трехкомнатной квартире.
Глава пятая
ПЫЛИНКИ НА ВЕСАХ
27 июня 1995
Дверь мгновенно распахнулась. На пороге стояла невысокая женщина в строгом костюме и сквозь толстые стекла очков без улыбки смотрела на Люсьена.
— Э-э... Я, собственно, по приглашению. Информед, — с легким поклоном сказал Люсъен.
Женщина отступила на два шага в глубь гостиной и деревянным голосом произнесла:
— Проходите.
Она быстро прошла к дверям в гостиную и распахнула их перед Люсьеном.
— Но я, извините, не вполне в курсе... — семеня за ней, говорил Люсьен.
— Проходите, — повторила женщина, похожая на японскую бизнес-даму средних лет. — Миссис Розен просит извинения за некоторое опоздание. Пока можете закусить и отдохнуть.
— Но... — начал Люсьен, однако дверь за японкой уже затворилась.