Полет ворона
Шрифт:
«В Центральный Комитет Коммунистической Партии Советского Союза. В Ленинградский областной комитет КПСС. От Чернова Дмитрия Дормидонтовича. Заявление. В связи с преступной халатностью, проявленной мной при хранении личного оружия, прошу освободить меня от обязанностей второго секретаря Ленинградского областного комитета КПСС. 7 ноября 1979 года. Чернов».
— Отец! — позвал Павел.
Тот не шелохнулся. Павел приблизился еще на полшага, положил руку на неподвижное плечо отца, постоял так. Отец поднял руку, положил ладонь на руку сына и слегка сдавил ее пальцами.
— Спасибо... — чуть слышно прошептал он. — Теперь иди.
Павел молча, на цыпочках вышел и вернулся в гостиную, где ждал его однофамилец-следователь. Они прошли в комнату, которая когда-то была его, Павла, комнатой, потом Елкиной, потом была частично переоборудована Лидией Тарасовной под свой уголок.
— Здесь нам никто не помешает, — сказал следователь, уселся за резной чайный столик и жестом пригласил Павла присесть напротив.
— Как это произошло? — повторил свой вопрос Павел.
— Откровенно говоря, это еще предстоит выяснить, — ответил следователь. — Есть некоторые странности... На данный момент у меня есть две версии происшедшего. Скорее всего, смерть вашей сестры наступила в результате неосторожного обращения с оружием. Она пришла сюда, открыв дверь собственным ключом, выпила бутылку кагора и примерно две трети бутылки ликера или как его там... в общем, «Дюбонне». Залезла в ящик стола Дмитрия Дормидонтовича, нашла там пистолет, стала баловаться с ним перед зеркалом и...
— Чушь какая-то, — сказал Павел. — Это так не похоже на Елку... на Елену.
— В том-то и дело, — согласился следователь. — Пока мне удалось опросить только соседей, свекровь потерпевшей — впрочем, от нее было мало толку — и некоторых прибывших на место происшествия... скажем так, коллег вашего отца, и на основании их показаний у меня тоже сложилось несколько иное представление о личности потерпевшей. Скажите, Павел Дмитриевич, летом одна тысяча девятьсот семьдесят шестого года с ее стороны имела место попытка самоубийства?
— Да, — прошептал Павел.
— Причина?
— Личная. — Павел сжал губы.
— Понятно. А скажите, пожалуйста, она знала, что у Дмитрия Дормидонтовича есть именное оружие?
— Наверное. Не знаю. Мы эти вопросы не обсуждали. Я знал.
— Давно знали?
— Пожалуй, с детства.
— И?..
— Простите?
— Не возникало желания... ну там, пострелять по банкам или перед сверстниками похвастаться?
— Нет. Вещи отца были для нас неприкосновенны. И потом, сколько себя помню, я никогда не любил оружия.
— Но пользоваться приходилось?
— Да. В экспедициях.
— Итак, насколько я понимаю, вам неизвестно, знала ли потерпевшая о наличии в доме оружия?
— Неизвестно.
— Так... А скажите, какие отношения были у Елены Дмитриевны с ее мужем, Вороновым Виктором Петровичем?
— Не знаю. Понимаете, последние годы мы были не особенно близки с сестрой. А Воронова я видел всего один раз — на их свадьбе, год назад. И сестру я с тех пор не видел. Завтра собирались встретиться... А вышло сегодня.
Павел замолчал. Следователь не торопил его. Лишь когда Павел достал из кармана сигареты, однофамилец из прокуратуры щелкнул зажигалкой, давая прикурить, и спросил:
— Она не могла повторить попытку самоубийства... по личной причине?
От неожиданности Павел поперхнулся дымом. Откашлявшись, он сказал:
— То есть из-за Воронова? Я сомневаюсь.
— Почему?
А что толку отмалчиваться... теперь? Елке все равно не поможешь.
— Понимаете, тогда, после первого случая, она сильно переменилась. Мне кажется, что она вообще утратила способность чувствовать. Любить, во всяком случае... Впрочем, я не знаю, что с ней было во Франции...
— А вы обратили внимание на зеркало? — неожиданно спросил следователь.
— Нет, а что?
— Там была надпись, сделанная губной помадой.
— Надпись?
— Да. «Прощай, изменщик коварный!» Павел невольно улыбнулся.
— Это из какого-то мещанского романса. Елка... то есть Елена могла такое написать только в шутку.
— Хороша шутка! Однако же мать Воронова показала, что по возвращении из Парижа ее сын несколько дней отсутствовал, а потом пришел и заявил Елене Дмитриевне, . что уходит к другой женщине.
— Вот как? Я не знал. И как она к этому отнеслась?!
— Спокойно собрала мужу чемоданы и выставила его за порог.
— Вот видите! Даже если Воронов и ушел к другой, стреляться из-за этого она не стала бы.
— Я тоже склоняюсь к такому выводу. Тем более что ваша сестра, прежде чем воспользоваться оружием, вынула из него магазин с патронами.
Павел изумленно посмотрел на следователя.
— Тогда как же?..
— Видимо, до того она случайно передернула затворную раму и послала патрон из магазина в патронник. Потом она вынула из пистолета обойму, но не учла, что один патрон остался в стволе...
— Значит, все же неосторожное обращение? А может быть, был еще кто-то, и она не сама?..
— Теоретически не исключено. Однако ваши родители услышали выстрел, входя в квартиру. То же услышали и соседи. Некоторые даже выскочили на площадку. В это время или после никто не мог выйти из квартиры незамеченным. Конечно, гипотетический убийца мог, к примеру, сделать выстрел через подушку и уйти, оставив капсюль с детонатором в стенных часах или, скажем, под дверным ковриком. Но это уже из области детективной фантастики... Разумеется, мы проведем тщательную экспертизу вещ-доков, но убежден, что никаких следов присутствия второго лица обнаружено не будет...