Полицейский (Архив сыскной полиции)
Шрифт:
В тот же день он познакомился и с сотрудниками. Московская сыскная полиция, благодаря стараниям ее бывшего начальника Александра Францевича Кошко, перед войной на конгрессе криминалистов в Швейцарии была признана лучшей.
Московские сыщики очень гордились этим, и Маршал к изо всех сил старался вести дела так же, как Кошко. Но тринадцатый год был совсем не похож на нынешний. Иная оперативная обстановка, вызванная потоком беженцев из Западных губерний, особенно из Варшавы и Риги. Эти города всегда отличались дерзкими
– Знаешь, Саша, – Маршалк налил в рюмки шустовский коньяк, – я когда узнал, что тебя к нам назначили, обрадовался страшно. Думаю, возьмешься ты за кобурщиков. – А что, сильно шалят?
– Да. Банк и ссудную кассу взяли. Но давай выпьем. Они выпили, закурили, помолчали.
– А тут указание Белецкого, чтобы ты срочно занялся делом Коншина. – А что это за дело?
– Понимаешь, богатейший барин. Полжизни в рулетку играл во Франции. У него дом в Париже, особняк на Французской Ривьере, недвижимость в Крыму, несколько имений в Заволжье, роскошный дом в дачных Сокольниках. – Так чего его понесло заниматься снабжением?
– Патриотический порыв… А я так думаю – блажь. Напялил на себя форму Земского союза, погоны чуть ли не генеральские нацепил и гуляет в московских кабаках, а снабжением занимается весьма жуликоватый народ.
– Мне Белецкий поручил разобраться, но веришь мне, Карл, никакого желания влезать в это дело у меня нет.
– Конечно верю, дело паскудное, а главное, Саша, весьма грязное. Ну, вот смотри. – Маршалк встал, открыл стоявший в углу сейф, достал пачку бумаг. – Познакомься, это работа наших патриотов. Читай наименование товара. – Папахи смушковые.
– Именно, а теперь посмотри. – Маршалк достал из ящика стола и протянул Бахтину нечто, похожее на серую тряпку. – Что это? – Как ты видишь, «папаха смушковая». – Но это же не мех.
– Нет, Саша, когда-то это было мехом. Потом умелые люди скупили за копейки у скорняков это нечто, пошили из него папахи и пытались отправить солдатикам в действующую армию. Но интендантский подполковник Княжин оказался человеком честным, взятки не взял и товар не принял, более того, он обратился в отделение контрразведки округа, а они переправили это чудо нам. Ты думаешь, там только папахи? Маршалк позвонил. В дверях появился секретарь Севостьянов. – Слушаю, Карл Петрович.
– А ну-ка, Володя, принеси нам из камеры вещдоков шинель и сапоги.
Минут через пять Севостьянов принес солдатскую шинель с зелеными полевыми погонами и юфтевые сапоги. Бахтин взял шинель, сшитую из какой-то дерюги, развернул и увидел, что она, как сито, пропускает свет лампы. Он положил ее на кресло и начал мять конец сапог.
– Да ты не мни их, – засмеялся Маршалк, – подошву смотри. – Что это?
– Не видел никогда картон, пропитанный какой-то гадостью? Вот
– Скажи, Карл, эти сапоги случайно не Рубин поставляет? – Ты Григория Львовича имеешь в виду? – Его.
– Нет, он коммерсант солидный, его поверенный Усов поставляет для армии только высококачественный товар. Совсем недавно, по ходатайству «Земгора», ему пожалован орден Анны третьей степени. – Вот это да, – искренне удивился Бахтин.
– А чему здесь удивляться, Саша, я, да и многие, знают, что за сволочь Рубин, но ведь уходит, как угорь из рук. А к его коммерции претензий нет. – Карл, так что же наш господин Коншин? – Сейчас.
Маршалк позвонил и приказал пригласить чиновника для поручений Кулика.
Через несколько минут в кабинет вошел благообразный господин лет шестидесяти.
– Валентин Яковлевич, поведайте нашему новому помощнику о делах на складах господина Коншина.
– А что, собственно, говорить. Извольте посмотреть документы, везде подпись господина Коншина. Я с чиновником из градоначальства, титулярным советником Беловым, создал комиссию по ревизии склада на Пресне, все опечатали, вместо сторожа посажен городовой, так что, господин начальник, все, как нужно.
– Валентин Яковлевич, – Маршалк достал из шкафа третью рюмку, налил коньяка, – угощайтесь. – Благодарствую, Карл Петрович.
– Товарищ министра тайный советник Белецкий поручил Александру Петровичу заняться делом Коншина.
– Помочь ему, естественно. – Кулик со вкусом выпил коньяк. – Именно так, – сказал Бахтин.
– Александр Петрович. – Кулик поставил рюмку с таким расчетом, чтобы Маршалк вновь наполнил ее. – А почему вам, именитому криминалисту, в тринадцатом году пожалованному медалью международного конгресса, нужно защищать господина Коншина? Какая опасность ему грозит?
– Тайный советник Белецкий в беседе со мной сказал, что господин Коншин подвергается шантажу.
– Не по чину мне,.Александр Петрович, обсуждать мнение столь вельможного господина, как сенатор Степан Петрович, но осмелюсь донести вам как моему прямому начальнику, никто господина Коншина не шантажирует. А жалуется Белецкому его супруга Александра Андреевна, урожденная Щербатова, которую господин Коншин, ссылаясь на трудности военного времени, отправил с детьми в Петербург. – Как так? – изумился Бахтин.
– А очень просто. Будучи весьма расположенным к женскому полу, он определил сына в Царскосельский лицей, и жену отправил за ним надзирать. Что касается шантажа, то факт такой истинно был. Певица из варьете Евдокия Соколова, сценическое имя Нора Оленина, действительно грозилась рассказать о кутежах Коншина репортерам, но он от нее откупился ожерельем.
– Валентин Яковлевич, – Бахтин сам взял бутылку и разлил коньяк по рюмкам, – у вас есть надежная агентура в кругах, близких к «Земгору»?