Полиция памяти
Шрифт:
— Ох! Так это и есть… цунами?!
— Да нет же. Цунами — это гораздо страшнее!
— Ну, все равно поспешим!!
Явно желая помочь, Дон подскочил к старику, вцепился в рукав его свитера и принялся исправно тянуть пострадавшего из завала.
Ладони мои покраснели, виски ломило, плечи выворачивало из суставов, а проклятый комод почти не желал сдвигаться так, как от него требовалось. Но я все наваливалась на рычаг, и постепенно, фрагмент за фрагментом, тело старика начало появляться из-под руин…
Цунами? Или как там его? Слово вспоминалось с трудом, но почему-то не выходило
И лишь увидев, как освободилась уже и правая нога старика, я с облечением выдохнула и повалилась на спину без сил.
Кряхтя и шатаясь, старик поднялся на ноги и тут же ринулся к выходу.
— Вставай, принцесса! Бежим скорей!!
Сграбастав Дона в охапку, я поспешила за ним.
* * *
Не помню, как мы выбрались с шатавшегося парома, в какую сторону побежали, выскочив на причал, но когда наконец присели, чтобы отдышаться, под нами были руины библиотеки на склоне холма, а вокруг нас толпились все, кто, как и мы, успел убежать от землетрясения. От прекрасной погоды не осталось и следа — свинцовые тучи затянули все небо, грозя очередным снегопадом.
— Ты не ранена? — спросил старик, оглядывая меня.
— Нет, я в норме, — ответила я. — А вы? Откуда вся эта кровь?
Я достала из кармана платок и начала оттирать кровь с его лица.
— Царапины от битого стекла… — сказал он. — Ничего страшного.
Капли густой темной крови стекали от его правого уха к подбородку.
— А с ухом что?!
— Да просто порезался чуток.
— А вдруг перепонка повреждена? Или мозг?! Это же кошмар!
— Да нет же, нет! Ничего серьезного, говорю… — сказал старик и прикрыл окровавленное ухо ладонью.
Тут-то все и началось. Мы услышали нарастающий рокот, а морской горизонт закачался и погнал прямо к нашему берегу огромную белую стену воды.
— Это что?! — вскрикнула я, роняя платок.
— Цунами… — ответил старик, по-прежнему зажимая ладонью ухо.
Пейзаж перед нами изменился в мгновение ока. Как будто все огромное море вдруг всосалось в небеса и ушло под землю одновременно. Вода поднималась все выше и выше, грозя затопить весь остров. Толпа вокруг в ужасе застонала.
Проглотив паром, море перевалило через быки волнореза и подчистую слизало все домишки на побережье. Все случилось за какую-то пару секунд, но для меня эта сцена словно раздробилась на мириады фрагментов, каждый из которых я наблюдала отдельно: как уносило за борт кресло, в котором старик так любил подремать; как растворялись в ревущей воде бейсбольные мячи, забытые на площадке перед портовыми складами; как пунцовые крыши этих складов складывались, точно оригами, исчезая в ненасытной пучине…
Когда окружающее безумие наконец улеглось, первым, кто подал голос, был Дон. Вскочив на пенек и развернувшись к морю, он издал низкий протяжный вой, от которого, как по сигналу, зашевелились люди. Кто поплелся обратно вниз, кто начал искать питьевую воду, кто просто сидел и плакал.
— Все закончилось? — спросила я, подбирая с земли платок.
— Скорее всего, — отозвался старик. — Но я бы пока не торопился.
Мы посмотрели друг на друга. Выглядели оба ужасно. Свитер старика превратился в лохмотья, волосы посерели от пыли, тапки потерялись. В руках — единственное, что осталось: его оругору. Как ни странно, даже после всего на шкатулке ни вмятины, ни царапины. Что до меня — застежка на юбке сломана, чулки изодраны, одна туфля без каблука.
— Взяли шкатулку с собой? Но зачем? — спросила я.
— Сам не пойму. Кажется, я держал ее, когда меня придавило комодом. Но как сюда с ней бежал, не помню. То ли в руке сжимал, то ли в карман машинально сунул…
— Ну, хоть одну вещь спасти удалось. А я только Дона вытащить и успела…
— То, что Дон жив-здоров, — это самое главное! А мне, старику, для жизни много не надо… Все пожитки смыло волной? Да и ладно. Сам паром давно исчез, о чем говорить?
Старик посмотрел на море. Вся береговая линия была похоронена под обломками деревянных домов. Ленивый прибой перекатывал с места на место останки автомобилей. А вдали, уже в центре гавани, прямо из волн торчала корма затопленного парома.
— Вот и третью лепешку для кое-кого мы тоже не сберегли, — сказала я.
— Да уж, — кивнул старик.
* * *
Город тоже пострадал, и местами весьма заметно. Стены некоторых домов обвалились, в уличном асфальте зияли трещины, кое-где пылали пожары. То и дело мимо нас проносились кареты скорой помощи и фургоны Тайной полиции. А в довершение ко всему пошел снег.
Мой дом, на взгляд со стороны, потрепало не очень сильно, если не считать нескольких черепиц, упавших с крыши, и перевернутой конуры. Однако внутри дела обстояли намного хуже. Кастрюли, посуда, телефон, телевизор, вазы, газеты, коробки с салфетками и так далее — все было сорвано со своих мест и перемешано между собой.
Привязав Дона к колышку во дворе, мы сразу же поспешили в убежище. Больше всего нас тревожило, насколько вообще уцелело после землетрясения столь крохотное пространство между балками двух этажей. Торопливо закатав ковер в кабинете, я потянула за крышку люка. Но та не сдвинулась ни на миллиметр.
— Э-эй! Вы нас слышите?! — позвал старик, наклонившись. Через две-три секунды мы услыхали стук снизу.
— Да-да, я здесь! — подал голос R.
Я легла животом на пол и закричала уже в самую щель:
— Как вы там? Руки-ноги целы?!
— Я в порядке, а вы? Я страшно боялся за вас! Откуда мне знать, что творится снаружи? И что мне делать, если больше никто не придет?!
— Мы были на пароме, когда случилось землетрясение. Мы убежали, но паром затонул.
— Да вы что?! Какое счастье, что вы целы! Я все пытался приоткрыть хоть немного крышку… чтобы понять, что творится… Тянул, толкал, стучал… Бесполезно, заклинило намертво!
— Я сейчас потяну еще раз! — сказал старик. — А вы толкайте снизу!