Полигон
Шрифт:
Но это все в прошлом, а сейчас бывшему менту, нынешнему бизнесмену международного класса не по пути с остальными пассажирами. Его ждет вертолет.
В салоне, отделанном натуральной кожей, деревом и золотом, кондиционированный воздух приятно холодит тщательно выскобленные щеки Новака.
Газотурбинный двигатель разгоняет винтокрылую машину до трехсот километров в час.
Курс – на Вавилон, где у мужчины назревает серьезная сделка. К тому же у него там личный интерес, пора вернуть должок предателю.
– Жди, Край, скоро встретимся. –
Когда я уходил из дому, сын расплакался.
Не люблю, когда у пацана глаза на мокром месте, вот и хлопнул дверью сильнее, чем надо. От косяка отвалился пласт штукатурки, и следом еще один рассыпался по площадке пыльным мусором.
Мы с Миленой расстались крайне недовольные друг другом, чего уж скрывать.
…Сосед снизу старательно ковырял потолок перфоратором положенные регламентом пять минут, после чего устал и прекратил.
И тогда Милена, глядя на мои сборы, спросила:
– Макс, ты знаешь, что такое Полигон?
– Нашла время для бесед задушевных… – буркнул я.
Откровенно говоря, мне нечего было ответить на ее вопрос. Я знать не знал, что такое Полигон. Догадывался, понятное дело, что его не зря обнесли стеной – нет, даже Стеной! – и нагнали вояк в охранение. Но – раз не в курсе темы, Край, то помалкивай, не выставляй себя напыщенным дураком. Таким принципом я руководствуюсь по жизни, и он меня не подводит.
Сидя на диване, Милена заламывала руки.
– Макс, дорогой, Полигон – это закрытая территория, на которой когда-то испытывали оружие. Да не просто танки или пулеметы, но и всякую экзотику.
– То есть, ты хочешь сказать, что… – я задумчиво уставился на шерстяные носки. Нужны ли мне летом шерстяные носки? С одной стороны вроде бы и нет, но с другой…
– Верно, Макс, там испытывали биологическое оружие. Это для Запада партийные лидеры прошлого растрезвонили, что Страна Советов генетику не признает и всячески гнобит. На самом деле секретные лаборатории день и ночь создавали болезнетворные вирусы и генетически модифицированные организмы, предназначенные для ведения боевых действий. Вирусы, конечно, на Полигоне не испытывали, а вот…
– Агрессивные мутанты?
– Точно. Их запускали туда стадами просто. А потом забрасывали зэков. Иногда – вооруженных. И смотрели, что получится. Отец курировал этот проект.
Я поверил супруге сразу, без сомнений. Ведь ее отец – тот самый Профессор, безумный ученый-гений, который всерьез намеревался взять контроль над ЧЗО. Он и не на такую жестокость был способен.
– Но не только мутанты, Макс. Биологией да ботаникой дело не ограничилось.
– Что еще?
– Хай-тек, теперь это так называют. Видишь ли, кибернетику считали лженаукой тоже только на словах. Лучшие умы трудились в шарашках, выдавая такое, что ни одной японской или южнокорейской корпорации не создать еще лет сто. Только вот наши делали не магнитофоны с телевизорами, а приборы, способные воздействовать на психику людей, на органы чувств, кратковременно противодействовать гравитации и так далее, и тому подобное, мне очень мало известно, сам понимаешь.
– Это что-то вроде аномалий и артефактов?
Милена кивнула:
– Полигон создали задолго до того, как случилась катастрофа в Чернобыле. И его оставили, когда утратили контроль. Он давно уже стал замкнутой экосистемой. И если у его периметра еще ведется наблюдение с помощью видеокамер, то о происходящем в центре данных не было, уже когда мы с тобой учились в школе. Официально – это могильник ракетного топлива и радиоактивных отходов. На самом же деле… Впрочем, Макс, я не исключаю, что и могильник тоже.
– Ты что-нибудь знаешь о существах, которые там обитают? ТТХ приборов?
Моя благоверная откинула непослушную прядь за спину.
– К сожалению, у меня нет такой информации.
Я кивнул. Рассчитывать на иное было бы наивно. Милена и так знала больше, чем ей положено.
– Спасибо, любимая. Кто предупрежден, тот вооружен. Прощай, – я крепко-крепко прижал ее к себе, а когда оторвался от сладких губ, уточнил: – Нет, не прощай. До свидания, любимая.
Она резко отстранилась, будто я был раскаленным утюгом, а она – приложенным к нему пальцем.
– Макс, разве я не убедила тебя отказаться от этой затеи? Это же безумие, Макс! Ты же наверняка погибнешь! Подумай о нашем ребенке, Макс!..
В ее голосе было столько тревоги и отчаяния, что Патрик, который вряд ли понимал, что между нами происходит, уяснил одно – случилось что-то страшное, и расплакался. Слезки текли по маленькому лицу, он пальчиками втирал их обратно в глаза, пытаясь остановить, но ничего не получалось.
На душе у меня и так было тяжко, а стало совсем уж тоскливо.
Я присел рядом с сыном на ковер, обнял его:
– Сынок, я вернусь. Я обязательно вернусь.
И, поднявшись, двинул к двери.
– Я пойду с тобой, – скрестив руки на груди, Милена встала у меня на пути. – Ты один не справишься!
Когда она такая, с ней надо помягче, иначе ее не только не переубедить, но еще и схлопотать можно. Меньше всего я хотел устроить драку с женой на глазах у сына. Тем более – сейчас.
– Нет, любимая, не пойдешь, – я улыбнулся ей как можно приветливей, аж челюсти едва не свело. – Это слишком опасно. Ты должна позаботиться о Патрике. В конце концов, его не с кем оставить, верно?
Прикусив нижнюю губу, Милена кивнула и посторонилась…
Спускаясь по смердящей котами лестнице, заваленной окурками, одноразовыми шприцами б/у и упаковками от шоколадных батончиков, я закинул на плечо полупустой сидор – мужчине совсем немного в жизни надо, все помещается в брезентовом рюкзаке. Главное – чтобы в кобуре под курткой был надежный пистолет, а остальное приложится. Но на сердце все равно было тяжело – камень на сердце, прямо-таки плита. Хорошо, хоть не могильная, тьфу-тьфу-тьфу.