Политэкономия индустриализма - связь экономической модели и научной картины мира

Кара-Мурза Сергей Георгиевич

Утверждая, что существование любой общей этики, ограничивающей субъективизм, есть "дорога к рабству", фон Хайек утверждает доведенную до своего логического завершения идею свободы, лежащую в основе идеологии Запада. Опыт показал, а Хайдеггер объяснил: "Безусловная сущность субъективности с необходимостью развертывается как брутальность бестиальности. Слова Ницше о "белокурой бестии" - не случайное преувеличение" [5, c. 306]. Брутальность бестиальности - это почти невозможно перевести на русский язык (дословно: тупая жестокость зверскости).

Фон Хайек, уже с позиций неолиберализма, высоко оценил критику "энергетической социологии" В.Оствальда, которую с позиций хрематистики предпринял

в 1909 г. Макс Вебер (в том же году с совершенно иных позиций Оствальда критиковал Ленин, так что клеймо на "энергетическом императиве" было поставлено тогда и в среде социал-демократов). Оствальд определял прогресс как расширение источников доступной энергии и повышение термодинамической эффективности ее использования. Вебер же доказывал, что прогресс определяется только монетарным методом - на рынке. Поэтому замена самой эффективной термодинамической машины - мускула - использующим энергию ископаемого топлива станком есть прогресс, если производимый товар оказывается дешевле. В рыночной экономике прогрессивен тот, кто побеждает в конкуренции. Важна себестоимость в денежном, а не энергетическом выражении. В господствующей экономической модели проблемы энергии просто не существовало [9, c. 227-229].

Распределение ресурсов между поколениями

Положение не изменилось даже в последние десятилетия ХХ века, когда в полной мере встала проблема распределения дефицитных и невозобновляемых ресурсов между поколениями (что и привело к приведенной выше формуле "устойчивого развития"). Оказалось, что сама эта проблема совершенно несовместима с либеральной моделью экономики, просто в нее не вписывается.

Первым барьером служит вся лежащая в основании современного общества антропологическая модель - понятие об индивидууме. На ней основан и принцип политэкономии - методологический индивидуализм. Согласно ему, рынок распределяет ограниченные ресурсы в соответствии с выраженными через цену предпочтениями большого числа индивидов (так что эти предпочтения подчиняются закону больших числе). Очевидно, что здесь политэкономия наложила на себя онтологическое ограничение: большинство заинтересованных в сделке экономических агентов не могут в данный момент присутствовать на рынке и выразить свои предпочтения - они еще не родились. Строго говоря, торги в этих условиях следовало бы признать незаконными.

Это противоречие снимается с помощью трюка - обращением к морали. Контрабандой в политэкономию импортируются чисто идеологические ценности (это видно у А.Смита, Рикардо и особенно у Мальтуса, а сегодня у фон Хайека и других идеологов неолиберализма). Одной из них является предполагаемый естественный эгоизм человека, который вкупе с "невидимой рукой" рынка обеспечивает равновесие и оптимум в распределении ресурсов. Отсюда выводится формула, якобы снимающая проблему: "Что сделали будущие поколения для меня?". То есть, к "сделкам" с будущими поколениями требуют применить принцип эквивалентного обмена. Гершель так и писал о книге Джевонса "Угольный вопрос": это - атака на эгоизм богатых англичан ныне живущего поколения.

Сильным аргументом в пользу такой позиции является и узаконенное в общественном сознании лишение доступа к ресурсам большой части и наших современников - их потребности не выражаются в платежеспособном спросе и из экономического рассмотрения исключаются. Наличие в мировой социальной системе огромных масс людей, лишенных жизненно необходимых ресурсов, даже не ставит под сомнение утверждение, будто экономическая система находится в равновесии. Для снятия такого вопиющего противоречия привлекается философия социал-дарвинизма.

"Отверженными" на мировом рынке становятся целые народы и страны. Видный американский экономист, Р.Майеp, в 1969 г. сделал такой пpогноз:

"Наиболее дефицитными металлами станут в будущем свинец, никель,

олово, медь и кобальт. Если имеющихся запасов, оцененных самым оптимистичным обpазом, хватит на вpемя пpогноза на 100 лет, то должен быть пpинят как постулат очень низкий уpовень их потpебления для всего остального миpа. Пpедполагается, что Соединенные Штаты с населением 6-7% от миpового будут потpеблять более половины миpового пpедложения этого дефицитного пpомышленного сыpья" [3, с. 281].

Политические выводы из неолиберальной модели настолько скандальны, что к столетию энциклики Rerum novarum, которая имела целью противопоставить социализму христианский способ решения социальных противоречий, папа Иоанн Павел II, активный политик и идеолог, издал энциклику Centesimus Annus. В ней он, в частности, говоpит: "Частная собственность, по самой своей пpиpоде, обладает и социальным хаpактеpом, основу котоpого составляет общее пpедназначение вещей... Бог дал землю всему человеческому pоду, чтобы она коpмила всех своих обитателей, не исключая никого из них и не давая никому из них пpивилегий. Здесь пеpвый коpень всеобщего пpедназначения земных вещей" [11].

Внешние эффекты экономической деятельности - externalities

Совершенно аналогично развивается методологический конфликт, связанный с "внешними эффектами" (externalities) - теми социальными последствиями экономической деятельности, которые не находят монетарного выражения и исключаются из политэкономической модели. Примером является "парниковый эффект", который стал предметом дискуссии с 1903 г., когда его описал С.Аррениус и дал ему название. Разогревание атмосферы благодаря выбросам углекислого газа от сжигания больших количеств ископаемого топлива воспринималось на Западе с оптимизмом вплоть до 60-х годов, пока более широкие модели не показали риск негативных эффектов (опустынивание, угроза таяния льдов полярных шапок с повышением уровня океана).

Сегодня практически невозможно отрицать, что равновесная модель рынка содержит в себе не просто неадекватность, но и подлог. Некоторый продукт производства (углекислый газ и "парниковый эффект") навязывается независимым экономическим агентам вопреки их предпочтениям и без соответствующей трансакции, сделки, отраженной в движении денег. Поскольку речь идет о "потребительной антистоимости" (можно сказать, "антитоваре"), деньги должны были бы выплачиваться покупателю в соответствии со спросом и предложением5. Если бы рынок был действительно свободным и наряду с меновыми стоимостями он производил бы обмен антистоимостями, также представленными ценой, мнимое равновесие было бы сдвинуто самым кардинальным образом. Ни о каких ста миллионах автомобилей в США не могло бы быть и речи.

Сегодня автомобили являются главным источником выбросов в атмосферу газов, создающих "парниковый эффект". Какую компенсацию мог бы потребовать каждый житель Земли, которому навязали этот эффект, этот "антитовар", сопровождающий продажу каждого автомобиля? Реальная его "антистоимость" неизвестна так же, как и стоимость автомобиля, она определяется через цену на рынке, в зависимости от спроса и предложения. Уже сегодня психологический дискомфорт, созданный сведениями о "парниковом эффекте" таков, что ежегодная компенсация каждому жителю Земли в 10 долларов не кажется слишком большой. А ведь этот дискомфорт можно довести до психоза с помощью рекламы (вернее, "антирекламы"), как это делается и с меновыми стоимостями. Но уже и компенсация в 10 долларов означает, что автомобилестроительные фирмы должны были бы выплатить 55 млрд. долларов в год. Это означало бы такое повышение цен, что производство автомобилей сразу существенно сократилось бы. Изменился бы весь образ жизни Запада. К тому же он сразу утратил бы один из важнейших идеологических аргументов в пропаганде своего образа жизни.