Политэкономия войны. Заговор Европы

Галин Василий Васильевич

Упредить стремительное развитие России — в этом состоял главный вопрос. Геббельс в 1937 г. записывал: фюрер «объясняет напряженность, указывает на силу России, рассматривая наши возможности… надеется, что у нас будет еще 6 лет, но, если подвернется очень хороший случай, мы его не упустим»¹³⁵¹. Для начала необходимо было решить проблему тылов. Гитлер объяснял в конце 1939 г.: «Мы можем выступить против России, только когда мы будем свободны на Западе»¹³⁵². И Гитлер последовательно решал эту проблему. Ну а случай, очевидно, подвернулся во время советско-финской войны. Геббельс по ее итогам писал: «Русская армия мало чего стоит. Плохо руководима… Фюрер вновь определяет катастрофическое состояние русской армии. Она едва способна к боям. К тому же — упорство финнов. Возможно, что и средний уровень интеллектуальности русских не позволяет производить

современное оружие»¹³⁵³. В конце ноября 1939 г. Гитлер отмечал: «фактом является то, что в настоящее время боеспособность русских вооруженных сил незначительна. На ближайшие год или два нынешнее состояние сохранится… Время работает на нашего противника. Сейчас сложилось такое соотношение сил, которое для нас улучшиться не может, а может только ухудшиться»¹³⁵⁴. Спустя месяц был подписан к разработке план «Барбаросса». Через год, 13 декабря 1940 г., Гальдер приходил к выводу: «Решение вопросов о гегемонии в Европе упирается в борьбу против России». А. Гитлер 9 января 1941 г. констатировал: «Особенно важен для разгрома России вопрос времени»¹³⁵⁵.24 мая 1941 г. Геббельс: «Россия должна быть разложена на составные части… на Востоке нельзя терпеть существования такого колоссального государства…»¹³⁵⁶.

Советское правительство не сомневалось в намерениях Гитлера, так в 1934 г. К. Радек замечал: «мы знаем, что Версаля больше не существует. Вы не должны представлять себе, что мы окажемся настолько глупыми, что попадем под колеса мировой истории. Мы знаем кое-что о германских возможностях вооружаться. Политика СССР заключается в том, что бы продлить мирную передышку»¹³⁵⁷. Еще несколько лет, и Россия могла бы быть недостижима.

Даже ее существующая мощь оказалась неприятным сюрпризом для фашистского руководства. Так, всего через месяц после вторжения в Россию, Геббельс отмечал: «Большевики дерутся упорно и упрямо, но их наступлению не хватает решающего размаха. Это ведь славянский народ, который при решающем столкновении с германской расой всегда терпит поражение… Впрочем, в Ставке фюрера о положении судят чрезвычайно оптимистично… Открыто признают, что ошибочное приблизительное определение советс кой боеспособности ввело нас в некоторое заблуждение. Большевики все же оказывают более сильное сопротивление, чем это нами предполагалось, и прежде всего, они располагают материальными средствами в большем масштабе, чем мы себе представляли»¹³⁵⁸.

Спустя еще полмесяца в словах Геббельса уже слышна тревога: «Фюрер подробно описывает мне военное положение. В прошедшие недели положение было очень критическим. Мы серьезно недооценили советскую боеспособность и, главным образом, вооружение советской армии. Мы даже приблизительно не имели представления о том, что имели большевики в своем распоряжении…». Гитлер заявляет: «Вопрос стоит о тяжелом кризисе. Во всяком случае, предпосылки его вполне ясны. Нашим доверенным лицам и шпионам еще удавалось проникать в Советский Союз. Они не могли составить точную картину. Большевики прямо пошли на то, что бы нас обманывать… Совершенно противоположно было с Францией, где мы довольно точно знали обо всем и поэтому ни в коем случае не могли быть застигнуты врасплох. Гитлер подчеркивает, что в этой неосведомленности было для него преимущество при принятии решения о нападении. Если б он располагал точными данными, то «кто знает, как бы тогда пошли дела»¹³⁵⁹.

* * *

Однако, как уже отмечалось, воли и желания одного человека, даже диктатора недостаточно, что бы разжечь мировую войну, бросить на смерть и страдания десятки миллионов людей. Мало того, успех был настолько маловероятен, что риск поражения превышал любой разумный расчет. И даже победа не гарантировала успеха.

Так, в сентябре 1938 г. К. Брауэр германский поверенный в делах в Париже, сокрушался о том, что после окончания военных действий, «вне зависимости от того, кто победит, во Франции точно так же, как и в Италии с Германией, неизбежно произойдет революция. Советская Россия не упустит возможности распространить мировую революцию на наши страны…». Казаки, жаловался он позднее американскому послу в Париже, «Европой будут править казаки»¹³⁶⁰. По мнению М. Карлея, «как в Британии, так и во Франции, связка «война-революция» была главным доводом консервативной оппозиции франко-советскому сближению»¹³⁶¹. И. Фест в свою очередь, отмечает, что «политика умиротворения основывалась не в последнюю очередь на страхе буржуазного мира перед коммунистической революцией»¹³⁶². Война «может означать триумф сил большевизма на континенте, — говорил Фиппс У Буллиту, — необходимо пойти на любые жертвы, чтобы ее избежать»¹³⁶³. Сам У. Буллит в мае 1938 г. убеждал Рузвельта, что «война в Европе может окончиться только установлением большевизма от одного конца континента до другого», а осуществленное Рузвельтом примирение европейских держав «оставит большевиков за болотами, которые отделяют Советский Союз от Европы. Я думаю, что даже Гитлер… примет Ваше предложение»¹³⁶⁴.

Проблема была не в Советской России, а в изменениях произошедших, в человеческой цивилизации в XX веке. Их понимание еще накануне Первой мировой, когда еще Советской России не было и в проекте, продемонстрировал Вильгельм II, который в разговоре с Николаем II «высказывал несколько раз… свой взгляд, что Германия не должна иметь войны с Россией, ибо такая война только бы помогла международным социалистам довести или Россию, или Германию, или обе эти страны до революции»¹³⁶⁵. «Правда» в августе 1939 г. лишь констатировала закономерность и объективность этого процесса: «Первая империалистическая война принесла экономическую катастрофу, нищету и голод народу. Только революция могла положить конец войне и экономической разрухе… Нет никаких оснований сомневаться, что вторая война окончится… революцией в ряде стран Европы и Азии…»¹³⁶⁶

Почему же тогда началась Вторая мировая война? Пытаясь ответить на этот вопрос в первой части книги, мы лишь едва очистили от кожуры плод познаний, чуть затронув мякоть. Настало время отведать плода: Почему к власти в Германии пришел фашизм? С чего это добропорядочные немцы ни с того ни с сего бросились в радикализм? Откуда взялся Гитлер? Что двигало им и германским народом — слепой фанатизм или что-то более серьезное? Какой это такой вклад внес русский большевизм в мировую цивилизацию? Почему вдруг русский социализм стал единственной надеждой «процветающего» и «благополучного» Запада? Где кроются те причины и истинные виновники, которые сделали войну неизбежной и обрекли на смерть и страдания десятки и сотни миллионов людей?

Американский представитель Верховного суда на Нюрнбергском процессе Джексон по этому поводу заявлял: «Я полагаю, что этот процесс, если на нем будут допущены дискуссии о политических и экономических причинах возникновения войны, может принести неисчислимый вред как Европе… так и Америке…»¹³⁶⁷. А еще в 1943 г. Рузвельт вдруг почему то дал указание Госдепу не публиковать протоколов заседаний Большой четверки во время Парижской мирной конференции в 1919 г. на том основании, что «таких записей никогда не следует сохранять и, тем более, публиковать»¹³⁶⁸.

УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН

Астахов Г.А. (1897–1942) — советский дипломат, в 1937-39 советник, временный поверенный в Германии.

Бальфур А.Д. (1848–1930) — лорд, один из лидеров консервативной партии. В 1916-19 министр иностранных дел. С марта 1918 активно участвовал в осуществлении антисоветской интервенции. В 1919-22 и 1925-29 входил в состав правительства. Возглавлял английскую делегацию на Вашингтонской конференции 1921-22.

Барту Л. (1862–1934) — глава французской делегации на Генуэзской конференции 1922. В 1922-26 председатель Репарационной комиссии; настаивал на выполнении Германией постановлений Версальского договора. С 1933 сторонник франкосоветского сотрудничества. С 1934 министр иностранных дел. Убит хорватским террористом.

Батлер P.O. (1902-82) — зам. министра иностранных дел Великобритании в 1938-40. Член кабинетов Р. МакДональда, С. Болдуина и Н. Чемберлена.

Бек Ю. (1894–1944) — сторонник Пилсудского, в 1932-39 министр иностранных дел Польши. После немецко-фашистского вторжения бежал в Румынию.

Бенеш Э. (1884–1948) — в 1918-35 министр иностранных дел Чехословакии, в 1935-38 президент. В 1927–1938 председатель Комитета безопасности Лиги Наций. Приняв условия Мюнхенского соглашения, вышел в отставку. С 1939 руководитель чехословацкого правительства в изгнании. В 1943 подписал в Москве советско-чехословацкий договор о взаимопомощи. В 1946-48 президент республики.