Политическая антропология
Шрифт:
Таким образом война, включая охоту и грабеж, делается важнейшей причиной политической организации. Всякая политика бывает сначала внешней и является продуктом военной тактики.
Во время процесса политического дифференцирования из естественных сил физического самосохранения и размножения вытекают, в пределах того же социального союза, противоположности интересов различных индивидуумов и групп, которые и приводят к внутренним трениям и к политическому подчинению физически и политически более слабых слоев.
Или, как это большею частью случается, другие племена той же или чужой расы попадают в подвластное положение и включаются как служащий член в социальную общину, из чего происходят внутренние противоречия и увеличиваются расстояния, которые еще обостряют борьбу групп. Тогда
Между тем как в стаде животных, а первоначально и в человеческой орде, власть и авторитет представляли только чувственный факт, вызывающий подчинение на основании чувственных восприятий, борьба за господство в прогрессе просвещения и цивилизации принимала все более интеллектуальный характер. Г. Ратценгофер делает следующее остроумное и глубокое замечание, что политика — это лишь одна из форм развития борьбы за существование, и что борьба за существование, ставшая политикой, получила у человека интеллектуальное содержание. [262]
262
G. Ratienhofer. Die soziologische Erkenntnis. 1898. S. 361.
Самый первоначальный источник политической силы и деятельности надо искать, как это уже было указано, в семье, причем в основании его заложено физиологическое развитие полов и возрастов. Власть мужчины над женщиной и родителей над детьми, в особенности отца или дяди, является самой примитивною формой политического господства, которое находит свое выражение в различном степенях семейном праве.
Большим политическим значением обладают в более первобытных обществах тайные союзы взрослых, способных к ношению оружия, мужчин, на что впервые указал Г. Клемм. Так, многие североамериканские индейцы предоставляют ведение своих общественных дел этим «союзам» и вождям, которые совещаются с ними и в надлежащее время объявляют племени о результатах своих совещаний. Недавно Шурц указал на мужские союзы и возрастные классы как на первые внутриполитические организации племени. Дома для мужчин служат средоточием общественной жизни. Как это доказывает Шурц, мужские союзы в особенности важны с точки зрения военной организации и возникновения предводительства. [263]
263
H. Schurtz. Altersklassen und Munnerbunde. 1902.
Дальнейшим источником политической силы и деятельности служит дифференцирование внутри собственного племени, естественное неравенство физических, хозяйственных и умственных способностей. Старость, обладающая опытом и упражнением, как и традиционным достоинством, сила и ловкость, ум и красноречие возвышают отдельных индивидуумов или группу индивидуумов, делая их представителями реальной общественной силы и ответственности. Где путем обыкновения и традиции общественные должности и звание становятся наследственными в семьях и родах, и последние замыкаются в особые сословия, обладающие привилегиями, там и сословные права становятся вместе с тем частью общественно-политических прав.
Важнейший и обильнейший источник политической власти составляет, однако, военное и интеллектуальное превосходство одного племени или одной расы над другими антропологическими группами. Именно такой перевес и служит исходным пунктом величайших и продуктивнейших политических организаций, которые всемирная история вызвала к жизни и сделала носительницами высокоразвитой цивилизации.
Различие между частными и публичными правами, в том виде, в каком оно существует у вполне развитых цивилизованных государств, первоначально не имело места. По мере того как вследствие развития более сложных общественных организаций правящая власть переходила из рук семьи в более широкие круги человеческой орды или племени и, наконец, в руки целого народа, многие полномочия частного права становились публичным правом, которое, как возвышающееся над семьями и племенами право, достигает своего полного развития впервые только в государственно-организованном народе. История семейных и сословных прав и связанных с ними политических функций находится поэтому в обратном отношении к развитию общественных прав. Господство мужа над женой, родителей над детьми, высших сословий над большой толпой ограничивается, вместе с прогрессирующей цивилизацией, в пользу тех общественных властей, которые в интересах целого принимают на себя защиту отдельных индивидуумов и отдельных групп.
Морган, Маркс, как и следующие за ними историки и социологи, предполагают существование исторического и принципиального контраста между обществом и государством. Они учат, что правовой строй государства возник только наряду с частной собственностью, оседлостью и территориальным единством народа в начале цивилизации. Только вместе с «государством» является и общественная власть, и образуется тот настоящий политический аппарат, который служит для защиты интересов господствующих классов и держит в повиновении угнетенных. Морган сводит все формы общественного управления к двум, по его взгляду, фундаментально-противоположным, основных формам. Первая, старейшая, основана на лицах и чисто личных отношениях — родовое управление; позднейшая основывается на земельной собственности — государственное управление. Первая форма произошла из отношений рождения и происхождения степеней кровного родства; последняя — из экономических причин. Только последней форме приписывает он политический характер. [264]
264
L. H. Morgan. Die Urgesellschaft. 1891. S. 52.
Хотя и несомненно, что родовое управление было древнейшей общественной формой старых азиатских и европейских племен, однако не следует забывать, что эта форма равным образом связана с внешними местными и экономическими отношениями, как и «государство», и что она с самого начала имеет политический характер, так как в ней соединяются господство и власть. Начала и первые ступени государства имеются уже в ордах и у племен, разделяющихся на роды, причем можно даже найти указания и на более древние животные социальные состояния. С чисто биологической точки зрения, всякая общественная организация носит в себе государственные элементы и централизованные силы.
Общественное право всякого политически-организованного общества покоится либо на обычае, либо на писаной, законно формулированной конституции. Обыкновение и зависящие от него обычай и традиция представляют древнейшее интеллектуальное средство правовых мотивов и приспособлений. Но даже там, где обычай превратился в законное право и возникла настоящая система частных и публичных правовых норм, обыкновение, обычай и общественное мнение все же остаются самым мощным источником и контролем правовых законодательств. «Обычай, — говорит Пиндар, — есть царь всех людей».
В обычае и общественном мнении выражаются как существующие, так и новые потребности и интересы, которые волнуются в глубинах общества. Это старый опыт политической правовой истории, что «законы без обычаев бесплодны», когда они не согласуются с характером и привычками, с религиозными предрассудками и унаследованными обыкновениями народа или, по меньшей мере, не связываются с ними органически во время своего развития. «Древнейшее обыкновение, — гласит законодательство Ману (I. 108), — есть самый совершенный закон, одобренный в священном писании и в постановлениях божественных законодателей».