Политическая биография Марин Ле Пен. Возвращение Жанны д‘Арк
Шрифт:
Серия «Политики XXI века»
Книга издана при содействии Фонда ИСЭПИ
Памяти моих учителей – Анатолия Васильевича Адо и Владимира Сергеевича Посконина
Введение
История российско-французских отношений знала как периоды острой вражды (война 1812 г., Крымская война 1853–1855 гг.), так и периоды весьма тесного сближения как цивилизационно-культурного (вторая половина 18 века – 1812 г.), так и военно-политического (франко-русский союз 1891–1917 гг.) Бесславный конец последнего союза многими русскими франкофилами воспринимался как предательство со стороны России ее «возлюбленной сестры» Франции – именно так это было отражено в пронзительном стихотворении Н. С. Гумилева, выбранном мной эпиграфом к этой книге. И надо сказать, у русских франкофилов были все основания винить Россию в тяжком грехе предательства: пришедшие к власти в России большевики заключили с Германией сепаратный Брестский мир, что позволило немцам продвинуться почти до самого Парижа.
Хотя отношения между Францией и Советским Союзом, по понятным причинам, не могли быть такими же сердечными, как во времена Российской Империи, взаимное притяжение двух стран ощущалось и в этот период. Достаточно вспомнить франко-советский пакт о взаимопомощи 1935 г., документ, значение которого в историографии явно недооценено. Принято считать, что история не знает сослагательного наклонения, но нетрудно представить себе, как изменилась бы история Европы, если бы не саботаж англичан на военных переговорах в Москве в 1939 году [1] . Безусловный интерес представляет тот факт, что наиболее дальновидные французские политики подчеркивали необходимость франко-советского союза задолго до подписания этого пакта. Например, искренний русофил Эдуард Эррио вспоминал о событиях 1935 г.:
1
17 и 20 августа 1939 г. глава французской военной миссии генерал Думенк сообщал из Москвы в Париж: «Не подлежит сомнению, что СССР желает заключить военный пакт и не хочет, чтобы мы превращали этот пакт в пустую бумажку, не имеющую конкретного значения. {…} Провал переговоров неизбежен, если Польша не изменит позицию». Под давлением Лондона Польша не изменила свою позицию, что и привело в итоге к событиям сентября 1939 г.
«Итак, я изучаю карту. Я вижу на ней только одну страну, которая была бы для нас необходимым противовесом и могла бы создать в случае войны второй фронт. Это Советский Союз. Я говорю и пишу об этом уже с 1922 года (выделено мною. – К. Б.). На меня смотрят, как на коммуниста или безумца. Даже царь при всем своем деспотизме пошел некогда на союз с республикой. Неужели наша буржуазия, наша печать окажутся менее умными? Что касается меня, я не изменю своих убеждений. По моему мнению, это диктует сама логика развития и даже просто здравый смысл. 4 апреля 1935 года под впечатлением дурных вестей из Германии я нанес визит послу Потемкину и обсудил с ним условия франко-русского соглашения…» [2] .
2
Эдуард Эррио. Из прошлого: Между двумя войнами. 1914–1936.
Можно, наконец, вспомнить знаменитые слова генерала де Голля о Европе «от Атлантики до Урала», напугавшие Хрущева в год Карибского кризиса, но позже охотно цитировавшиеся адептами конвергенции и нового мышления [3] . Они были не просто красивой метафорой, данью цветистому галльскому красноречию, но продолжением интеллектуальной традиции, представленной, в частности, такими выдающимися личностями, как Пьер Паскаль и Пьер Шоню, – традиции, которая, как мы увидим на страницах этой книги, жива во Франции до сих пор.
3
Хрущев был возмущен высказываниями де Голля насчет создания какой-то «Европы от Атлантики до Урала». Советским дипломатам было дано указание срочно выяснить у французов, что имеет в виду их президент, выступая с такими идеями, и не помышляет ли он расчленить Советский Союз. Был подготовлен срочный запрос, ответ на который шокировал Хрущева. На встрече с советским послом С. А. Виноградовым Шарль де Голль сказал: «Придет время, когда мы будем строить Европу вместе с Советским Союзом».
Последним на данный момент периодом сближения Москвы и Парижа – увы, весьма кратким – следует считать 2003 г., когда обе страны сблизились на почве противостояния военному вторжению США и их союзников в Ирак. Едва не сложившаяся ось «Париж-Берлин-Москва» заставила Кондолизу Райс произнести в июне того года сакраментальное: «Мы должны наказать Францию, проигнорировать Германию и простить Россию». В общем и целом, неплохие отношения между Россией и Францией сохранялись до конца президентства Ж. Ширака [4] , но уже с приходом к власти Николя Саркози становится очевидным разворот Пятой республики в сторону Вашингтона (а также явное потепление между Парижем и Варшавой, к которой Ширак не питал особенной симпатии как верному вассалу Вашингтона в Европе).
4
Который неоднократно говорил о «привилегированном партнерстве» между Россией и Францией.
Тем не менее, очевидно, что Франция – одна из двух стран Западной Европы, с которой Россия может образовывать стратегические союзы; вторая – это, разумеется, Германия. В 2013 – начале 2014 года часть экспертного сообщества в России была практически уверена в том, что союз Берлина и Москвы (где Германия будет поставщиком технологий и управленческих моделей, а Россия – поставщиком ресурсов и рабочей силы) настолько выгоден обеим странам, что не может не стать реальностью. События на киевском Майдане и последовавшие военные действия в Новороссии похоронили этот амбициозный проект, так как стало ясно, что Германия не готова идти на союз с Россией против воли своих старших партнеров по НАТО.
Но только ли в недоброй воле Вашингтона дело? Достаточно очевидно, что без общей ценностной платформы – именно ценностной, а не идеологической – создание по-настоящему крепкого союза между Россией и ведущей европейской страной невозможно, без нее такой союз будет в лучшем случае ситуативным, тактическим, а не стратегическим. С Германией таких общих ценностей у России нет, или почти нет. С Францией же история другая. Именно между Россией и Францией возникло взаимное идеологическое притяжение, основанное на разделяемых значительной частью общества консервативных ценностях.
По мнению крупного специалиста по франко-российским отношениям Тома Гомара, «во Франции можно выделить шесть основных подходов к интерпретации российской политики. Три из них роднит между собой строгая критика режима: это защитники „прав человека“, обеспокоенные нарушением общественных свобод, хулители „великорусской идеи“, которых тревожат даже слабые проявления русского национализма, и эксперты в области распространения ядерного оружия… Напротив, три других подхода подчеркивают позитивную стабилизацию России. Ссылаясь на баланс мировых держав, первые видят Россию как „великую страну“ и „стратегического партнера“. Для вторых Россия – огромный рынок с мощным потенциалом роста. Третьи видят в Путине последнего защитника русских интересов, который проводит политику национальной независимости – что-то вроде голлизма по-русски» [5] .
5
Thomas Gomart. La politique russe de la France: fin de cycle? // Politique 'etrang`ere. 2007/1.
Более того: не будет преувеличением сказать, что часть французского политического класса с надеждой смотрит на Россию как на хранительницу и защитницу традиционных европейских ценностей, павших под натиском глобализации и насаждаемой повсюду агрессивной цивилизационной англосаксонской модели. Как считает французский юрист и политолог Эммануэль Леруа, на протяжении ряда лет бывший членом Национального Фронта:
«Последний оплот, который они (англосаксонская финансовая олигархия. – К. Б.) должны завоевать, находится на берегу Москвы-реки. И война, которую они ведут, они ведут, чтобы завоевать Кремль. Это тотальная война: идеологическая, культурная, религиозная, экономическая, технологическая и, разумеется, собственно война в классическом ее понимании».