Политическая биография Сталина. В 3-х томах. Том 2
Шрифт:
Наконец, важно всегда иметь в виду и никогда не упускать из нити своих размышлений два принципиально важных момента: роль субъективного фактора, т. е. роль самого вождя, и роль объективного фактора, т. е. совокупности реальных условий, в которых протекали события той поры. Одни исследователи видят основные причины репрессий в личных качествах Сталина как человека, дополненных и помноженных на особенности его политической философии. Отсюда и вытекает методология их подхода, предопределяющая окончательные выводы и оценки. Другие акцент делают на действии объективных закономерностей, в силу которых вождь, вне зависимости от своих личных планов и побуждений, поступал именно так, как это имело место в жизни, что все было чуть ли заранее предрешено логикой исторического процесса.
Полагаю, что первый подход страдает однобокостью, отсутствием широты исторического видения событий, придает отдельной личности значение,
Путь к решению проблемы, как я полагаю, состоит в том, чтобы соединить оба эти подхода в нечто единое целое. Но соединить не механически, а органически. Правда, сказать это легко, а сделать чрезвычайно трудно. Внутренняя взаимосвязь и взаимодействие первого и второго подходов, их взаимопереплетение могут служить хорошей предпосылкой для того, чтобы избежать крайностей обоих этих подходов, взятых по отдельности. Но любой исторический материал всегда представляет собой единое целое, и искусственно расчленять его недопустимо. Хотя, в данном случае имеется в виду не сам исторический материал как таковой, а лишь методология его анализа.
Мои рассуждения о первопричинах репрессий в Советской России в 30-е годы несут на себе печать какой-то абстрактности, внеисторичности. У читателя невольно возникнет мысль о том, будто такого рода явления являлись уникальными и не имели прецедента в мировой истории. Но это будет заблуждением: всемирная история настолько богата событиями любого рода, что ее, как говорится, ничем не удивишь. В других странах и у других народов тоже случались явления более или менее аналогичного порядка.
Но нет смысла вникать в глубины истории других стран и проводить какие-то сравнения и сопоставления, чтобы доказать некую уникальность репрессий, предпринятых Сталиным в 30-е годы. Хотя, конечно, они имеют свои неповторимые черты и особенности. Главное в том, чтобы попытаться разобраться в их истоках, целенаправленных мотивах и последствиях, оставивших глубокий след в сознании многих миллионов людей.
Прежде всего, конечно, следует начать с режиссера и главного исполнителя грандиозного политического действа, столь глубоко затронувшего все советское общество и в конце концов имевшего далеко идущие международно-политические последствия. Сталин в качестве неоспоримого лидера страны, вне всякого сомнения, имел свои собственные резоны, чтобы развернуть грандиозную чистку, с разной интенсивностью продолжавшуюся в течение почти четырех лет. Да и как таковая, чистка, собственно, никогда и не прекращалась. Поэтому есть основания утверждать, что чистки и репрессии являлись перманентным явлением в период правления Сталина. И в этом состояла одна из характерных черт всей сталинской эпохи.
Прежде чем перейти к мотивации, лежавшей в основе сталинского курса на репрессии, следует не упустить из поля зрения и личные черты его характера, о которых довольно подробно было сказано в первом томе. Здесь я не хочу повторяться, хотя повторение иногда и диктуется необходимостью: ведь сама личность вождя — это динамика в своем самом реальном выражении. Сталин 20-х годов не адекватен Сталину 30-х годов, а тем более последующих десятилетий. Он был в непрерывном развитии, обретая новые черты и новый опыт, отказываясь от некоторых своих прежних взглядов и представлений. О нем судить надо с непременным учетом фактора времени. Сталина трудно представить себе в статичном состоянии, в качестве некоего неизменного в своих проявлениях политического лидера. На его политической деятельности лежит неизгладимая печать прагматизма. Но сам он не был прагматиком в обычном понимании этого слова. Его политическая философия отличалась широтой кругозора и умением распознавать глубинные тенденции исторического процесса и учитывать их в своей практической деятельности. К тому же, он был не столь прост, каким казался и каким любил изображать себя в глазах общественного мнения своей страны и за рубежом. Есть немало высказываний Сталина, характеризующих его отношение к оценкам своей личности за рубежом. Вот одно из них, относящееся к 1931 году, когда он не находился еще в зените своей славы. В беседе с Э. Людвигом он заявил: «Я знаю, что господа из враждебного лагеря меня считают чем угодно. Я считаю ниже своего достоинства разубеждать этих господ. Подумают еще, что ищу популярности» [765] . Кстати, это место из записи беседы не было предано гласности при жизни Сталина по причинам, о которых можно только гадать.
765
«Исторический архив». 1998 г. № 3. С. 217.
В еще меньшей степени он соответствовал образу, который рисовали его политические оппоненты. Хотя, надо сказать, что многие отрицательные черты его характера и личности в целом они смогли разглядеть чуть ли не с самого начала его восхождения на вершины власти. Особенно в этом преуспел Троцкий, изображавший своего смертельного врага как человека, в котором соединились чуть ли не все пороки, присущие политическому деятелю. Но главных достоинств Сталина Троцкий так и не сумел разглядеть. Ему, несмотря на определенную проницательность, оказалось не под силу увидеть в Сталине личность исторического масштаба. То ли помешало чувство неистребимой пламенной ненависти к генсеку, то ли непомерно высокое самомнение, лишавшее способности объективно оценивать людей, в том числе и своих соперников. При всей обстоятельности работ Троцкого о Сталине (а они, даже с учетом их не подлежащей сомнению тенденциозности, бесспорно, занимают первое место в сталинской историографии) в них явственно ощущается отсутствие не столько полета мысли, сколько проникновения в суть исторических событий, зацикленность на желании представить своего противника серой личностью, пробравшейся на историческую сцену только благодаря своей хитрости, беспринципности и непревзойденного лицедейства. Правда, на одних этих качествах (при отсутствии других — более весомых) сыграть такую роль в истории страны, да и в мировой истории в целом, просто невозможно.
Справедливости ради необходимо отметить, что уничижительные оценки Троцкого содержатся в его публичных выступлениях и публикациях. В своем же дневнике, оставаясь наедине с самим с собою, главный оппонент вождя был в своих оценках гораздо более прозорлив и более объективен. В середине 30-х годов он писал: «победа… Сталина была предопределена. Тот результат, который зеваки и глупцы приписывают личной силе Сталина, по крайней мере его необыкновенной хитрости, был заложен глубоко в динамику исторических сил… Сталин явился лишь полубессознательным выражением второй главы революции, ее похмелья» [766] .
766
Лев Троцкий. Дневники и письма. М. 1991. С. 91–91.
Иными словами, Троцкий вынужденно признает, что победа стратегического курса Сталина была предопределена логикой и закономерностями исторического процесса. В дальнейшем я еще коснусь вопроса о том, насколько исторически неизбежными и закономерными были события, наполнившие сталинскую эпоху страницами жестоких репрессий и преследований. Сейчас же коснусь лишь личных качеств вождя и того, как они повлияли на разворот российской истории в тот период.
Размышляя о Сталине и том, как его личные человеческие качества отразились на его деятельности и вообще на его судьбе, хочется привести строки из Д. Байрона. Они, как мне кажется, помогают понять хотя бы отдельные черты этой исторической фигуры. Д. Байрон писал в своем «Чайлд-Гарольде»:
«Всю жизнь он создавал себе врагов, Он гнал друзей, любовь их отвергая, Весь мир подозревать он был готов. На самых близких месть его слепая Обрушивалась, ядом обжигая, — Так светлый разум помрачала тьма. Но скорбь виной, болезнь ли роковая? Не может проницательность сама Постичь безумие под маскою ума…» [767]Эти строки, кажется, рисуют не образ героя байроновского творения, а личность Сталина — они так верно и точно передают его общий облик и даже в чем-то трагичность всей его судьбы. Ведь политический триумф Сталина — вождя всегда, как тень, сопровождала какая-то личная обреченность, которую он и сам не сознавал.
767
Библиотека Всемирной литературы. Джордж Гордон Байрон. Т. 67. М. 1972. С. 121.