Политическая цензура в СССР. 1917-1991 гг.
Шрифт:
Постепенно происходила деградация творческих союзов. Они превратились в кормушку для приспособленцев и литературных чиновников с погонами. Пресловутый советский блат и система взаимных обязательств открывали конформистам дорогу в рай, т. е. ко всем имеющимся материальным благам, в том числе и изданию их произведений. Главную роль в обеспечении материальными благами играли определявшиеся Государственным комитетом по делам издательств (Госкомиздатом) тиражи сочинений писателей-функционеров. Высокие прибыли от многотиражных изданий, грандиозные государственные премии за литературные, художественные и иные «шедевры» создавали дутые образы советских классиков, имена которых сегодня не известны даже специалистам. Та же ситуация складывалась и во всех областях изобразительного искусства, кинематографе, музыке.
По сравнению с тиражами писателей-функционеров, тиражи других авторов были значительно меньше, а тираж устанавливался Госкомиздатом после соответствующего обсуждения в ССП [866] . Бывший функционер Госкомиздата Ю. Идашкин описывал иерархию писателей-функционеров, которые имели преимущество перед другими. На первом месте стояли
866
Вигилянский В. Гражданская война в литературе, или О том, как помочь читателю Льва Николаевича // Огонек. 1988. № 43. С. 6-8; Жукова Т. Кому повем цифирь свою // Книжное обозрение. 1988. 3 июня. С. 2.
867
Книжное обозрение. 1987. № 8.
868
Социалистическая индустрия. 1974. 14 сент.
Практика политической цензуры располагала еще одним совершенным и трудно уязвимым методом, а именно идеологически скорректированным переводом, так называемой цензурой через перевод [869] . В результате этого, например, происходила фальсификация реального развития литературного процесса как зеркала борьбы идей в обществе и в искусстве, эта фальсификация, осуществляемая под знаком «единственно допустимой и правильной» марксистско-ленинской идеологии, находила свое выразительное появление не только в отборе, но и в своеобразном «препарировании» историко-литературных и литературоведческих произведений. Например, в панорамном обзоре тенденций британского литературоведа и критика Уолтера Аллена [870] при переводе для русского издания были пропущены страницы и разделы, отражавшие вклад в литературу таких авторов, как Джорж Оруэлл и Артур Кестлер, на протяжении десятилетий числившихся «идеологическими противниками» социалистической системы [871] .
869
Цензура иностранных книг в Российской Империи и Советском Союзе. С. 82-88.
870
Allen, Walter. Tradition and Dream: A critical survey of British and American Fiction from the 1920s to the Present Day. Lnd., 1964.
871
Аллен У. Традиция и мечта: Критический обзор английской и американской прозы с 20-х годов до сегодняшнего дня. М.: Прогресс, 1970.
Подчас тяготение к «идеологической опеке» над читателями побуждало руководство издательств приносить в жертву собственному представлению о «верном» и «неверном» в литературе целые части и фрагменты художественных произведений. Красноречивый пример – «операция», произведенная над романом крупнейшего английского фантаста Артура Кларка «Космическая одиссея» [872] (экранизирован Стенли Кубриком), вышедшим в СССР в 1970 г. Можно представить, что идеологическое начальство смутила идея постепенной трансформации главного героя – астронавта Дэвида Боумена – в человекобожество в космосе. Автор послесловия к роману Иван Ефремов был уполномочен издательством оповестить читателей об «отсечении» финальных глав в русском переводе, как «не согласующихся с собственным, вполне научным мировоззрением Кларка» [873] .
872
Clark А.С. 2001: A Space Odyssey; based on the Screenplay by Arthur С Charles and Stanley Kubrick. London: Hutchinson, 1968.
873
Кларк А. Космическая Одиссея 2001 года: Сборник научнофантастических произведений / Послесловие И. Ефремова. М.: Мир, 1970.
Еще один пример «косметического» издания – перевод страстной публицистическо-репортажной книги патриарха американской журналистики Стадса Теркела «Работа» [874] , осуществленный в СССР. Панорамная картина жизни в США 1970-х, представленная на 500 с лишним страницах оригинала, «съежилась» у нас до книжечки в 12 авторских листов [875] . Цензурирование осуществлялось прежде всего путем целенаправленного отбора, о сверхзадаче которого можно судить с полной ясностью, если добавить, что в русский текст не попали монологи таких персонажей-собеседников С. Теркела, как безработный, домашняя хозяйка и женщина легкого поведения. «Неадекватным» целям издания редакция посчитала и предпосланный книге эпиграф из Уильяма Фолкнера, не слишком соотносившийся с каноническим представлением советского общества о труде как единственном смысле и оправдании существования человека.
874
Terkel S. Working: People Talk About What They Do All & How They Feel About What They Do. N. Y.: Pantheon Books, 1974.
875
Теркел С. Работа: Люди рассказывают о своей каждодневной работе и о том, как они к этой работе относятся. М.: Прогресс, 1978.
В творчестве любимого широкими массами читателей СССР Джона Апдайка пуристы отечественных идеологических ведомств не могли принять его подчеркнутого интереса к интимным сторонам жизни. Поэтому не случайно читающий русские переводы Д. Апдайка порою выносит впечатление, что перед ним произведение другого автора. Как правило, дело обходилось смягчением грубой лексики и опущением отдельных подробностей; однако купюра объемом в страницу печатного текста в переводе романа «Кролик, беги!» [876] – первой части тетралогии о Харри Энгстроме – была чревата обеднением духовного облика действующих лиц (речь идет о любовной сцене между Кроликом и его возлюбленной Руфью) [877] .
876
Updike J. Rabbit run: A novel. N. Y.: Knopf, 1960.
877
Апдайк Д. Кролик, беги!; Давай поженимся: Романы / Пер. с англ. / Вступ. статья А. Мулярчика. М.: Художественная литература, 1979.
Такой сравнительный анализ идеологизированного перевода можно было бы продолжить [878] . Следует заметить, что в стране, где знание иностранного языка считалось не только не обязательным, но и не всегда поощряемым, мало кто был способен читать произведения зарубежных авторов в подлиннике (тем паче, что они были практически недоступны), чтобы затем обнаружить несоответствие перевода. Примечательно, что, несмотря на очевидные цензурные искажения в изданиях переводных книг, особенно выходивших в издательстве «Прогресс», признать его деятельность хотя бы тенденциозной отказался один из его бывших ведущих сотрудников А. Мулярчик [879] .
878
Анализ был проведен Н. Пальцевым для каталога «Цензура иностранных книг в Российской империи и Советском Союзе» (С. 82-88).
879
Кречмар Д. Политика и культура при Брежневе, Андропове и Черненко. 1970-1985 гг. М., 1997. С. 221.
Реальные данные переизданий литературы различного профиля доказывают, что законы в СССР были писаны не для всех. Например, роман Ю. Бондарева «Горячий снег» выходил по два раза в 1970, 1974, 1975, 1976, 1977, 1978, 1979, 1980, 1981, 1984, 1988 гг.; трижды в 1982, 1983, 1985 гг.; пять раз в 1986 г.; в общей сложности было организовано 38 изданий общим тиражом около 8 миллионов экземпляров. Его же роман «Берег» выдержал 18 изданий тиражом более 4 миллионов экземпляров. И это не считая республиканских [880] .
880
РГАНИ.Ф. 5. Оп. 24. Д. 262. Л. 114-118.
В секретной записке Отдела пропаганды (Е. Тяжельников), Отдела культуры (В. Шауро) и Отдела науки и учебных заведений (С. Щербаков) ЦК КПСС от 27 июля 1977 г. «О ходе выполнения постановлений ЦК КПСС» (которая была посвящена периоду, включающему такие идеологически определяющие решения, как постановления ЦК КПСС «О повышении ответственности руководителей органов печати, радио, телевидения, кинематографии, учреждений культуры и искусства за идейно-политический уровень публикуемых материалов и репертуара» от 7 января 1969 г., «О недостатках в подготовке и выпуске историкопартийной литературы мемуарного характера» от 5 февраля 1974 г. и «О мерах по дальнейшему упорядочению издания литературы, экономии и рациональному использованию бумаги для печати» от 2 июня 1975 г.) помимо общих сведений «о повышении идейно-научного и художественного уровня выпускаемой литературы» и «усилении контроля и личной ответственности руководителей и каждого работника за качество публикуемых материалов», была дана оценка деятельности Главлита. Говорилось, что его работа активизировалась: Главлит систематически информирует руководителей органов печати, информации и культуры, а в необходимых случаях – партийные и советские органы об ошибках идейно-политического характера, содержащихся в материалах, предназначенных для печати или публичного использования, что существенно «улучшает» их идейное качество. Так, журнал «Плановое хозяйство» намечал опубликовать статью Е. Юдина, в которой была представлена крайне неблагоприятная картина о положении дел в топливных отраслях народного хозяйства страны. По рекомендации Главлита статья была снята из номера. Другой пример: журнал «Дружба народов» подготовил к публикации цикл стихов Е. Евтушенко, в которых читателю навязывалась мысль о том, что в стране якобы нет подлинной демократии и что чуть ли не единственным борцом за нее выступает сам поэт. После беседы в Главлите ряд стихотворений Евтушенко был снят редакцией из номера, а в другие внесены исправления.
С печатными и электронными СМИ использовались иные формы работы. Одной из таких наиболее эффективных форм политической цензуры были совещания в ЦК, на которых не только подвергались разбору прецеденты идеологических ошибок, но давались прямые указания о содержании информационных и пропагандистских материалов. Так, в конце мая 1977 г. в Отделе пропаганды ЦК КПСС было проведено совещание с представителями органов печати, радио, телевидения по вопросам дальнейшего усиления политической бдительности и повышения ответственности руководителей средств массовой информации за идейно-политический уровень публикуемых материалов.