Политическая наука №2 / 2014. Трансформации европейского политического пространства
Шрифт:
В последнее полтора десятилетия пространственный анализ занял влиятельные позиции в исследовании европейской интеграции. Такие понятия, как «политическое пространство», «пространство политики», «пространственные отношения», прочно вошли в научный лексикон ученых-европеистов. Осмысление в категориях пространства проблематики европейской интеграции и функционирования ЕС стимулировало разнообразие теоретико-концептуальных подходов [Bourne, Cini, 2006] и неизбежно потребовало расширения рамок традиционного политического анализа путем использования междисциплинарного подхода, объединения усилий исследователей различных дисциплин – политологов, историков, социологов, политэкономистов, политгеографов. Принципиальное значение имело признание необходимости анализировать
Важными направлениями научных разработок стали вопросы многоуровневого управления в ЕС, в том числе сетевого, территориального сплочения, пространственной политики Союза и государств-членов, взаимоотношения Евросоюза с внешним миром. Потенциал пространственного подхода позволил по-новому взглянуть на явление и процесс транснационализации, формирование европейской макроидентичности, взаимодействие европейских, национальных, региональных и местных властей, тематику территориальности, внутренних и внешних границ ЕС, трансграничного сотрудничества, проблемы гражданского общества и демократического дефицита в Евросоюзе. Как относительно самостоятельные функциональные пространства начали рассматриваться и даже официально обозначаться отдельные сферы деятельности Евросоюза (например, пространство свободы, безопасности и правосудия ЕС, учрежденное Амстердамским договором в 1999 г.).
В центре внимания оказался феномен европеизации, который в широком смысле можно понимать как процесс структурирования европейского транснационального пространства [см., например: Jones, Clark, 2010], и проблема взаимовлияния пространств различного уровня в ходе этого процесса.
Использование понятия пространства позволяет выстроить модель политических изменений с учетом как институциональных, так и неинституциональных факторов, в том числе знаково-символического наполнения политики, формальных и неформальных практик поведения и взаимодействия. Это важно для выявления закономерностей динамики политических процессов. Если подходить к феномену политико-институциональных изменений как динамическому, подвижному и многомерному явлению, то его можно и нужно осмысливать в категориях политического пространства, многомерного и многоуровневого по своей сути. Применение концепта пространства предоставляет уникальные возможности чрезвычайно широкого и многостороннего изучения явлений политической жизни.
Если говорить о трансформации европейского политического пространства, то в первую очередь речь следует вести о его усложнении, о переходе в некое иное качество, из одного состояния в другое, более сложное и совершенное, о преобразовании его формы и структуры. Так, ключевым моментом в трансформации европейского транснационального пространства стало превращение его в международный регион как часть глобального мира.
Поскольку европейское пространство, как и любое другое политическое пространство, включает в себя все виды отношений, норм и практик, как формальных, так и неформальных, вероятно, одним из направлений его трансформации представляется постепенный переход некоторых из неформальных отношений, норм и практик в разряд формальных.
Можно ли считать направлением трансформации европейского политического пространства его территориальное расширение? По всей видимости, не существует однозначного ответа на этот вопрос. С одной стороны, мы наблюдаем горизонтальное расширение и закрепление пространства на новых территориях – и, казалось бы, развития, усложнения и перехода в новое качество не происходит. С другой стороны, налицо создание новых видов пространств, что, в свою очередь, стимулирует дальнейшее развитие европейского политического пространства. В новых государствах – членах ЕС идут активные процессы транснационализации и социализации различных политических акторов, и прежде всего национальных элит, в этих странах и на европейском уровне рождаются организационные ответы и решения, не существовавшие ранее.
События последних лет показывают, что последствием кризиса для европейской интеграции стала трансформация ее политических механизмов. Если рассматривать усиление наднациональных механизмов и федерализацию в еврозоне, закрепление модели многоуровневой интеграции, рост значения экономических факторов как источников власти, более отчетливую демаркацию границ внутри ЕС и по его периметру [Буторина, 2013] в категориях политического пространства, можно предположить, что эти тенденции серьезным образом трансформируют сложившуюся конфигурацию пространственных отношений в зоне евро и Европейском союзе в целом.
При этом меняются дистанции между субъектами и акторами политического процесса различного уровня. Так, Европейская комиссия, к примеру, теперь вовлечена в бюджетный процесс в государствах-членах в рамках «Европейского семестра» [Буторина, 2013, c. 73–74; Стрежнева, Прохоренко, 2013, c. 106, 118–120]. Становится иной и политизируется роль Европейского центрального банка [Стрежнева, Прохоренко, 2013, c. 14–24, 27–35].
В рамках нового Многолетнего финансового плана ЕС на период 2014–2020 гг. не получила поддержки инициатива Еврокомиссии изменить систему налоговых отчислений в общий бюджет и ввести новый налог на финансовые трансакции в размере 0,1% (в отношении обмена акциями и облигациями) и 0,01% (в отношении вторичных контрактов) [Стрежнева, Прохоренко, 2013, c. 80–81]. Предлагая ввести новый налог, сбор которого осуществлялся бы на европейском уровне, Европейская комиссия хотела придать новый импульс Единому внутреннему рынку, усилив гармонизацию национальных налоговых систем, устранив национальные запреты и исключения, сократив число случаев мошенничества при сборе НДС, а также упростив бюджетный процесс в ЕС и придав ему б'oльшую транспарентность. Тем не менее в середине 2014 г. планируется взимать новый налог в 11 государствах-членах (Австрии, Бельгии, Германии, Греции, Италии, Испании, Португалии, Словакии, Словении, Франции, Эстонии), что будет способствовать дальнейшему развитию механизма продвинутого сотрудничества и закреплению многоуровневой интеграции, которая, скорее всего, приобретет устойчивую двух- или трехуровневую систему [Буторина, 2013, c. 74].
Тот факт, что теперь источником власти во всевозрастающей степени становятся показатели экономического веса и эффективности государств-членов [Буторина, 2013, c. 74–76], очевидно, будет усиливать неоднородность, асимметричность и неизотропность европейского политического пространства. Наконец, углубление разделительных линий внутри ЕС и по его границам усилит три вышеназванные тенденции в развитии ЕС. Все вместе они будут способствовать более выраженному делению стран ЕС на две группы по признаку членства в Экономическом и валютном союзе [Буторина, 2013, c. 76].
Буторина О.В. Европейский союз после кризиса: упадок или возрождение? // Вестник МГИМО – Университета. – М., 2013. – № 4 (31). – С. 71–81.
Косолапов Н.А. Международный регион и его политическое наполнение // Транснациональные политические пространства: явление и практика / Отв. ред. М.В. Стрежнева. – М.: Весь мир, 2010. – С. 34–50.
Прохоренко И.Л. О методологических проблемах анализа современных политических пространств // Полис. – М., 2012. – № 6. – С. 68–80.
Стрежнева М.В. Структурирование политического пространства в Европейском союзе (Многоуровневое управление) // Мировая экономика и международные отношения. – М., 2009. – № 12. – С. 38–49.
Стрежнева М.В., Прохоренко И.Л. Управление экономикой в Европейском союзе: институциональные и политические аспекты / РАН. ИМЭМО. – М., 2013. – 155 с.
Чихарев И.А. Проблематика политического пространства и времени в современной политологии и международных исследованиях // Политическая наука. – М., 2009. – № 1. – С. 7–31.