Политическая преступность

Ломброзо Чезаре

Мы громоздим рапорты на рапорты, отношения на отношения для того, чтобы обеспечить экономное приготовление супа в больнице, а самого-то эконома оставляем без надзора. Мы испытываем горы бумаги для того, чтобы получить в конце концов фиктивную цифру рецидивистов, которая заставляет нас думать, что число преступлений уменьшается, тогда как оно растет.

21) Профессиональное образование. Для того чтобы устранить все эти неудобства, прежде всего нужно подготовить рабочих к кооперации, и правительство может это сделать лучше, чем кто-либо другой, путем профессионального образования. В самом деле, если

уж правительство должно вмешаться в этот вопрос, – а вмешательство его необходимо для того, чтобы победить невежество и влияние духовенства, – то пора уже ему даже в низшей школе бросить чисто теоретический и эстетический путь развития, приводящий только к мозговому переутомлению и дающий людей, лишенных практического смысла, вечно недовольных и, за неспособностью ни к какому делу, претендующих на то, чтобы государство их содержало.

22) Воспитание. И пусть начнут с фребелевских школ, знакомящих юный ум с реальностью, а затем – с введения в школах ручного труда, настоящего противоядия против пустой риторики, которая там царствует. Пусть внушают юношеству любовь к промышленности и ремеслам, пусть делают из них хороших рабочих и управляющих фабриками, вместо того чтобы увеличивать и без того большое число врачей и адвокатов без практики.

Интеллигентный рабочий при столкновении с менее интеллигентными товарищами производит на них благотворное влияние. Возьмите его из этой среды, сделайте адвокатом, врачом, чиновником, и общество ничего не выиграет, так как эти профессии без того слишком обширны, тогда как та маленькая кучка, в которой он вращался, много потеряет – сделается менее сознательной и активной.

Однако ж было бы большой ошибкой предполагать, что массы рабочего народа в скором времени будут уже настолько образованны, чтобы мочь командовать буржуазией, образование которой, хотя и ложно направленное, все-таки гораздо выше.

Вот почему и следует стремиться дать правящим классам действительно высокое образование. Надо просветить просвещенные классы, писали Флобер и Жорж Санд, то есть надо изменить систему образования, заставляющую нас жить в мире мертвых, надо дать нам вздохнуть свежим воздухом действительной жизни.

Мы должны наконец избавиться от аркадской риторики – печального наследия предков, хотя бы для того, чтобы защищаться от случайных политических преступников, которые, принадлежа, как мы видели, к числу маттоидов и неудачников, всегда стремятся к реформам реакционным, атавистическим.

Изучая движения 1789 и 1848 годов, в которых участвовало множество маттоидов, мы видим, что одной из причин маттоидных бунтов является архаическое образование, не соответствующее нуждам времени.

Мы питаем умы юношества ароматом цветов, вместо того чтобы давать им существенную пищу, а хотим, чтобы они были крепки и здоровы.

Наши молодые люди становятся, может быть, эстетиками – хотя и в этом можно усомниться, – но то же было бы, пожалуй, если бы мы заставляли их в течение десяти лет по шести часов в день выделывать искусственные цветы.

О, как наши внуки будут смеяться при мысли, что менее тысячи людей против воли должны были изучать отрывки из классических авторов или, еще хуже, грамматику древних языков, с тем чтобы тотчас же позабыть ее, и что это считалось драгоценным средством для развития ума, более драгоценным, чем изучение положительных наук и фактов! Кто же поверит, что латинский язык считался необходимым для моряка или пехотного капитана в то самое время, когда все правила стратегии изменялись под влиянием различных гениальных изобретений?

А мы продолжаем создавать поколения, мир которых, переутомляемый в течение долгого времени, пропитывается единственно формами, а не сущностью, да еще хуже, чем формами (тогда мы служили, по крайней мере, эстетике), – фетишистским обожанием старого, тем более слепым и бесплодным, чем больше тратится на это времени.

Вот почему при отсутствии серьезного знания юношество наше бросается на первое попавшееся нововведение, хотя бы самое бессмысленное и не соответствующее времени; если только оно напоминает ему плохо понятную старину.

Пропитав мозги детей классицизмом, мы потом несколько лет сряду накачиваем в них метафизику, и это накачивание для юристов и филологов продолжается в течение всего университетского курса.

А пользование такими превосходными орудиями специальной культуры, каковы статистика и социология, отходит тем временем на задний план, о психиатрии же, гигиене, антропологии, этнологии, истории религий, паразитологии почти и речи не заходит. Прекраснейшим педагогическим открытием – методом Фребеля – тоже все пренебрегают, точно будто нужно ждать, чтобы вся Европа его оценила прежде, чем ввести в школы стимулирующий и облагораживающий ручной труд, который, заменяя туманные мечты о древности точными и практичными знаниями, избавил бы нашу страну от наводнения носителями дипломов, то есть неудачниками, число которых следовало бы уменьшать всеми мерами.

Но зато у нас есть школы археологии, красноречия и декламации!

Зато если вам мало одной кафедры римского права, то мы дадим их по две и по три в каждом университете! О, мы ведь живем, руководствуясь обычаями и законами наших предков!

И с этим-то жалким багажом мы намереваемся вести Италию к великим судьбам, намереваемся создавать сильных и энергичных граждан, которые не довольствовались бы пустым хвастовством или нытьем о величии древних, наподобие маттоидов и учеников Игнатия Лойолы, а сами создавали бы величие с помощью новой науки и нового искусства!

Заведем же во всех университетах и даже во всех больших центрах населения кафедры этих новых наук: истории и критики религии, уголовной антропологии, физиологической психологии, зоологической философии, экспериментальной политики, да пусть эти кафедры путешествуют по стране, распространяя свет науки во всех ее уголках.

Были же учреждены в Париже, по предложению Доната и на городские средства, кафедры биологической философии, истории религий, Французской революции и даже целый антропологический институт. А в Соединенных Штатах Америки – кафедры физиологической психологии и уголовной антропологии.

Эти кафедры действительно содействуют просвещению просвещенных классов народа, открывая им новые горизонты и в гораздо большей степени развивая способность управлять, чем кафедры метафизики, философии и классической литературы, которые под предлогом «украшения духа» молодых мыслителей бесполезно перегружают этот дух и ставят его на пути, почти не имеющие никакого исхода.

Громадные капиталы, растрачиваемые во Франции и в Италии на поддержание смешных академий – классических, средневековых и иных – могли бы с большей пользой для нации быть употреблены на учреждение и поддержку вышеупомянутых кафедр.