Политические партии
Шрифт:
Демократический централизм невероятно гибок, когда это необходимо для достижения какого-то конкретного результата. Коммунистическая партия создает целый комплекс сложных институций, цели которых таковы: 1) с максимальной точностью информировать центр о том, что думают на местах, дабы он мог подготовить надлежащее решение; 2) обеспечить на всех уровнях выполнение этого решения центра самым строгим и точным, но не бездумным образом, то есть с привлечением низов. Итак, система централизована, поскольку решения принимаются наверху; она остается демократической, поскольку они зафиксированы в качестве мнения низов, и при их осуществлении в каждый данный момент тоже домогаются согласия этих самых низов. За достижение этого результата местные руководители, хотя они и избраны низами (с известным вмешательством центра, о чем мы дальше еще скажем), ответственность несут перед высшими инстанциями, а никак не перед теми, кто их избрал. Их роль, таким образом, заключается в том, чтобы как можно более точно довести до высших эшелонов мнения и реакции низов, а также четко и терпеливо разъяснить этим самым низам мотивы решений, принятых центром. Они — не пассивные депутаты, которые просто регистрируют
С другой стороны, демократический централизм предполагает, что перед тем, как решение будет принято, в низах проводятся весьма свободные дискуссии, чтобы «просветить» центр; но после того, как решение принято, строгая дисциплина должна соблюдаться всеми. И на самом деле свидетельства как будто показывают, что в ячейках дискуссия действительно происходит; а то, что «дискуссия должна развертываться в рамках принципов марксизма-ленинизма»10, считается совершенно естественным. Но после принятия решения дискуссии должны прекращаться, с этих пор все обязаны приниматься за их осуществление. В этом плане демократический централизм предусматривает весьма четкий контроль за исполнением, обеспечиваемый центром: руководители партии на всех уровнях должны проверять исполнение решений кадрами нижестоящего уровня. В то же время требуется, чтобы исполнители всегда заставляли низы понимать мотивы исполняемых решений, с тем чтобы никогда не терять с ними основательного контакта.
Можно думать о коммунистической партии как угодно, но нельзя не признать, что выкованные ею организационные механизмы замечательно эффективны, и невозможно отказать им в известной демократичности: партия действительно постоянно старается сохранять контакт со своей базой, стремится быть «в гуще масс». Некоторые избирательные агенты старых партий (например, «комитетчики» радикалов Третьей республики и некоторые «боссы» американских партий) обладали этой интуитивной эмпирической способностью улавливать глубинные чувства масс и всегда оставаться рядом с ними. Сила коммунистической партии в том, что она создала научный метод, позволяющий добиваться тех же результатов, пользуясь двояким преимуществом всякого научного метода: это максимальная точность и возможность всеобщего применения (после соответствующего изучения). Если еще точнее, достоинство этого метода в том, что он не является чисто пассивным, не ограничивается регистрацией реакции масс, но позволяет воздействовать на них, направляя их ненавязчиво, осторожно, но достаточно эффективно. Можно сожалеть о целях применения инструмента, но нельзя не восхищаться совершенством техники.
Остается определить те факторы, которые независимо от сознательного желания избрать ту или другую систему в силу практической ее эффективности или созвучности партийной доктрине заставляют партии строиться на базе централизованной или децентрализованной структуры. Мы уже говорили о некоторых особых исторических обстоятельствах в отдельных странах, способных объяснить централизацию или децентрализацию. Существуют ли наряду с этими специфическими факторами и общие, действие которых сочетается с ними? Можно напомнить здесь о влиянии истории: по-видимому, сам механизм рождения партии играет известную роль в степени ее централизации. Мы уже показали, что партии электорального и парламентского происхождения обычно имеют структуру более децентрализованную, чем партии внешнего происхождения, которые родились по инициативе центра, а не «снизу». Так, лейбористские партии более централизованы, чем парламентские социалистические партии; обычно довольно сильно централизованы католические партии, что связано с ролью духовенства или католических учреждений — Католического действия, Французской католической ассоциации молодежи — в их возникновении. Очень важен и способ финансирования. В партиях «буржуазных», где избирательные издержки в основном несут сами кандидаты или их местные кредиторы, низовые комитеты богаче центра, а стало быть, и независимы; и напротив, если кредиторы привыкли финансировать непосредственно центр, то этот центр может оказывать довольно значительное давление на местные группы. В партиях, финансируемых за счет регулярных и повышающихся в зависимости от доходов плательщиков партийных взносов, получаемых с помощью покупки годовых билетов и месячных марок, распределение ресурсов между центром и местными секциями представляет значительный интерес. В СФИО, например, центр продает федерациям каждую месячную марку за 16 франков, а те сами назначают цену ее продажи членам партии. В федерации Сены 40 франков удерживается федеральными органами (которые продают эту марку секциям за 56 франков), и от 20 до 50 франков — секциями (которые продают марку по цене от 75 до 125 франков). Ясно, что такая система откровенно благоприятствует базовым структурам в ущерб центру, и действительно, французская социалистическая партия очень децентрализована. В коммунистической партии, напротив, каждая организация (ячейка, секция, федерация, центральный комитет) одинаково получают по 25 из каждых 100 франков взносов.
Известное влияние в этом отношении имеет избирательная система. Голосование по мажоритарному принципу с одномандатными округами явно ведет к децентрализации, отдавая приоритет узко местническим позициям и личности кандидатов, которые могут стать независимыми от центра — и они сами, и их партийные комитеты. Голосование по партийным спискам не исключает централизации — оно просто расширяет рамки децентрализации. Во Франции система униноминального голосования оборачивается значительной независимостью окружных комитетов; голосование по партийным спискам делает их независимыми от департаментских федераций, но поддерживает автономию последних по отношению к центру; при пропорциональной системе часто приходится видеть, как социалистические федерации сопротивляются претензиям центра навязать им своих кандидатов или порядок их размещения в списках. В итоге один только принцип пропорционального представительства, функционируя в общенациональных рамках, по-видимому, способствует централизации; но он используется редко. В конечном счете можно считать, что избирательные механизмы обычно ведут скорее к децентрализации, нежели к централизации; фактически наиболее централизованными оказываются те партии, для которых выборы имеют лишь второстепенное значение и которые организованы не для этой функции, — партии коммунистического или фашистского типа.
Сложную проблему ставит случай Англии — не могло ли униноминальное голосование18 в один тур обусловить довольно сильную централизацию британских партий? Тенденция к автономии малых локальных групп была сломлена и другим фактором — необходимостью помешать распылению голосов и обеспечить, стало быть, строгую дисциплину кандидатов, что естественно ведет к созданию партий довольно сильно централизованных. Но если английские партии централизованы, то американские — весьма децентрализованы, хотя действуют и условиях тон же самой системы одномандатных округов с голосованием в один тур. Правда, весьма оригинальный механизм выборов к США с его архаичными «номинациями» кандидатов и множеством административных постов делает всякое серьезное сравнение невозможным. В становлении британского централизма, разумеется, также сыграли свою роль и другие факторы, особенно довольно сильная дисциплина парламентских групп, которая, естественно, проецируется и на организацию партий, и уже отмеченное Джеймсом Брюсом получение избирательных фондов из центра.
В конечном счете вряд ли возможно установить какую-то точную формулу воздействия на централизацию партий мажоритарного голосования в один тур.
Глава вторая. Члены партии
Кого можно назвать членом партии? Ответов будет столько, сколько партий, и каждый будет зависеть оттого представления о членстве, которое свойственно самой данной партии. Словосочетание «член партии» обозначает различную реальность у коммунистов и радикалов, в партии французских социалистов и британских лейбористов, католическом союзе Бельгии 1920–1930 гг., христианско-социальной партии 1945 г. В американских партиях оно вообще ничего не означает: можно лишь перечислить активистов, входящих в «машину», симпатизантов, которыми ее усиливают на время избирательных кампаний, участников праймериз, а также граждан, голосующих за кандидатов партии на выборах.
Внутри каждой партии к тому же существует несколько категорий членов. Мы уже видели это на примере лейбористской партии, которая с 1918 г. различает индивидуальных и коллективных членов. Даже в прямых партиях, которые знают лишь индивидуальное членство, единообразие — всего лишь видимость. Симпатизанты, члены партии, активисты, пропагандисты — вырисовывается целый ряд концентрических кругов, в каждом из которых партийная солидарность становится все более прочной. Будучи чаще всего официозными, эти различия тем не менее реальны. Есть степени «сопричастности» (participation) — так можно определить те узы солидарности, которые связывают человека с его партией. Но только ли о степени следует говорить? Можно ли оценить степень причастности гражданина Х к своей партии как в три или четыре раза большую, по сравнению с гражданином Y? Или речь идет скорее о различном качестве этой сопричастности? Так мы приходим к необходимости исследовать самую природу данного феномена, чтобы определить содержание той социологической связи, которая объединяет членов партийной общности.
Интереснейшая проблема, в которой отражаются две сущностные черты нашего времени: ренессанс малых групп и ренессанс религий. Связи сопричастности становятся все более и более прочными и вместе с тем они все более уподобляются структурам собственно религиозным. Закат официальных религий сопровождается восхождением религий политических. Понятие партии сегодня равнозначно понятию церкви — тот же клир, те же верующие, та же вера, та же ортодоксия и та же нетерпимость… Разумеется, этот феномен не носит единого характера, поскольку в современном мире сосуществуют партии весьма различной природы. И в целом эти различия почти совпадают с различиями инфраструктуры, ко торой они определяются: старые партии на базе комитетов, слабо структурированные и децентрализованные, сохраняют прежний технический характер, члены их не слишком многочисленны и не слишком фанатичны; современные партии на базе ячеек и милиции, централизованные и организованные, объединяют массы фанатиков, а религиозная пера дополняется там почти военной дисциплиной; партии секционной структуры придерживаются примерно средней линии и носят светский характер: они велики по численности, и члены их связаны умеренной солидарностью. Но, может быть, это всего лишь возрастные особенности? Ведь первые — самые древние, вторые наиболее молодые, а третьи занимают промежуточное положение и по возрасту, и по структуре.
I. Понятие члена партии
В обыденном языке понятие «член партии» (membre du parti) совпадает с понятием «приверженец» (adherent) — по крайней мере в Европе. От него отличают понятие «симпатизант» (symphatisant) — «сочувствующий». Симпатизанты — это те, кто заявляет о споем благосклонном отношении к доктрине партии и периодически оказывает ей поддержку, но остается вне партийной организации и партийной общности; строго говоря, симпатизант не является членом партии. Однако стоит только пойти чуть дальше, как это различие затушевывается, а порой и стирается. Эфемерность его особенно наглядно демонстрируют огромные расхождения при подсчете численности партий. В отношении некоторых из них даже самые серьезные исследования могут дать всего лишь приблизительные цифры. В 1939 г. журнал «Эспри» опубликовал в одном номере две вполне честные и объективные статьи, посвященные партии французских радикал-социалистов. Одна приписывала ей 80000 членов1, а другая — 2000002. Некоторые партии, напротив, могут установить численность своих членов почти с той же точностью, что и перепись населения, — например, социалисты и коммунисты.