Политические партии
Шрифт:
Фашистские, а равно и коммунистические партии используют в этих целях и научные центры. Ни один проект, представленный депутатом в парламент, не исходит непосредственно от него самого; он подготовлен специалистами партий, а парламентарий просто уполномочен его защищать. Таким образом, любая часть парламентской деятельности обеспечена непосредственно партией. С другой стороны, она берет на себя заботу о том, чтобы дать своим депутатам весьма основательное идейное воспитание. В некоторых партиях имеются настоящие «школы депутатов», где они совершенствуют знание принципов партии и одновременно получают в качестве парламентариев специальные директивы. Выше мы уже отмечали, что некоторые курсы в национальных школах французской компартии специально предназначались для парламентариев. Такой подход выгоден вдвойне: депутатов готовят к выполнению их функций, а заодно и ясно дают им почувствовать свою зависимость от партии.
И, наконец, последний способ гарантировать дисциплину депутатов — это личная уния. Здесь нужно отметить полный переворот: в буржуазных и социалистических партиях личная уния из средства доминирования парламентариев в партии превратилась в инструмент господства последней над ними. Парламентариев, выдвигаемых на руководящие посты в партии, сменяют партийные вожди, приобретающие парламентские кресла. Это означает, что партийная солидарность существеннее, чем парламентская.
Общая ориентация партии усиливает это ощущение. Избирательная и парламентская деятельность, как мы уже видели, играют в ней лишь второстепенную роль. Депутаты партии — это активисты, занятые на менее важных участках (за исключением некоторых периодов, когда легальная политическая деятельность по мотивам стратегического порядка временно выходит на первый план; но никто из кадровых работников не заблуждается относительно ее временного характера). Парламент обычно используется всего лишь как трибуна для агитации и пропаганды; депутатам отводится чисто агитационная роль, как это ясно выражено в процитированной выше резолюции Интернационала. Весьма близка к ней инструкция, данная в 1924 г. Политбюро французской коммунистической партии: «Депутаты должны вносить чисто демонстративные проекты, имея в виду не их принятие, но пропаганду и агитацию». В самом Собрании депутаты-коммунисты в силу этого оказываются в явной изоляции и, как правило, сторонятся принятого в парламенте товарищества и духа солидарности: они несколько напоминают иностранцев на территории враждебного государства. Робер де Жувенель говорил: «Обнаруживаешь больше сходства между депутатами разных партий, чем между депутатом и активистом одной и той же партии». К депутатам-коммунистам это неприменимо: они — самые настоящие активисты, далекие от других депутатов. Когда они становятся министрами, ничего в сущности не меняется: партия внушает активистам, что министры — прежде всего представители партии, проводящие в правительстве ее политику, и потому должны не сливаться с буржуазными или социалистическими министрами, а с помощью министерской должности поднимать свой основной авторитет. Мы видим, что испытание властью в 1945–1946 гг. не «обуржуазило» сколько-нибудь ощутимо руководителей компартии Франции. И незаметно, чтобы действующие или бывшие министры пользовались бы в ней особым престижем.
Доминирование партии над парламентариями — не столько результат особых технических приемов, сколько следствие общей структуры и ориентации партии и целом. Вот почему коммунисты или фашисты могут смело пренебрегать некоторыми из этих приемов. Во французской коммунистической партии в отличие от социалистической, например, нет никаких барьеров и ограничений для избрания парламентариев в руководящие органы. Парламентарии могут иметь большинство в бюро и комитетах: этому не придается значения, поскольку ведь речь не идет о настоящих парламентариях. Статус внутренних руководителей доминирует над статусом депутата, поскольку компартия представляет собой достаточно могущественную и сплоченную общность, чтобы всегда унифицировать все составляющие ее элементы. Борьба против парламентариев — это очевидно — возможна лишь в партиях, действительно уязвимых для их деятельности. Другие просто не станут утруждать себя борьбой с несуществующим соперником.
Книга вторая. Партийные системы
В любой стране (за исключением государств с однопартийным режимом) сосуществуют несколько партий: формы и способы этого сосуществования определяют «партийную систему» рассматриваемой страны. Эта детерминация включает два ряда элементов, характеризуется двумя рядами элементов. Прежде всего, это сходство и различие, присущие внутренней структуре каждой из системообразующих партий. Будем различать системы партий централизованных и децентрализованных, тоталитарных и специализированных, со слабой и жесткой структурой, etc. А далее сравнение различных партий позволяет наметить новые элементы анализа, не существующие в каждой отдельно взятой партийной общности: число партий, соответствующие количественные параметры, союзы, географическая локализация, распределение в политическом спектре, etc. Система партий характеризуется известным соотношением всех этих моментов. Подобно тому, как были описаны различные типы структур, предстоит описать и определенные типы систем. Противоположность однопартийности, англосаксонской двухпартийности и многопартийности — классическая; на это различие наслаиваются и с ним взаимодействуют многие другие: система независимых партий — или входящих в союзы; доминирующих в данной системе — и уравновешивающих ее; больших и малых, стабильных и нестабильных, эволюционирующих влево («синистризм»1), или отличающихся стабильностью, etc.
Системы партий — это результат взаимодействия многочисленных и комплексных факторов; иные из них специфически присущи отдельной стране, другие носят общий характер. Среди первых можно выделить традицию и историю, экономическую и социальную структуру, религиозные верования и этнический состав, национальные конфликты, etc. Так, противостояние республиканцев и демократов в Соединенных Штатах связано с соперничеством Джефферсона и Гамильтона на Филадельфийском конгрессе; распад французской правой и появление радикальной партии проистекают из политической ситуации 1875–1900 гг.; жизнестойкость аграрных партий в Скандинавии восходит к середине XIX века, когда демократические сельские общины вели борьбу против консервативной знати городов, тогда как в других странах торговая, промышленная и интеллектуальная буржуазия породила либеральные партии и выступала против партий консервативных, опиравшихся на дворянство, крестьянство и церковь. Развитие социалистических партий повсюду совпало со становлением пролетариата. Проблема светской и церковной школы непосредственным образом породила систему бельгийских партий XIX века и противоборство французской правой и левой, которое по-прежнему сохраняется за более современными делениями, и раскол голландской правой на католическую, антиреволюционную партии и партию исторических христиан. В Австро-Венгрии до 1914 г. и в Чехословакии до 1938 г. система партий отражала национальные различия и расовые конфликты, равно как и английская трехпартийность конца XIX века, когда традиционный дуализм был нарушен ирландцами; то же самое относится и к борьбе современных южноафриканских партии. В Швеции и Норвегии в соперничестве партий долгое время играла доминирующую роль проблема единства или разделения двух этих стран; в Ирландии в первых партийных делениях большую роль играла позиция по отношению к Великобритании.
Среди общих факторов наибольшее значение имеет избирательный режим. Исследовано его влияние на некоторые аспекты структуры партий: даже в этой области он выступает как элемент системы партий, поскольку способ голосования ориентирует в одном и том же направлении структуры всех партий страны. Его воздействие на количество, численность, союзы, представительство партий является решающим. И наоборот: система партий играет главную роль при определении избирательного режима: двухпартийность способствует принятию мажоритарной системы с голосованием в один тур; наличие партии со структурой ордена заставляет ее избегать; естественная тенденция к союзам противостоит системе пропорционального представительства, etc. В конечном счете система партий и избирательная система — две реальности, неразрывно связанные друг с другом, подчас их трудно разделить даже с целью анализа: большая или меньшая адекватность политического представительства, например, зависит от избирательной системы и системы партий, рассматриваемых в качестве элементов одного и того же комплекса, и нередко эти элементы невозможно изолировать друг от друга. Общую взаимосвязь способа голосования и системы партий можно выразить в трех следующих формулах: 1) режим пропорционального представительства ведет к многопартийной системе с жесткими, независимыми и стабильными партиями (за исключением случаев всякого рода кратковременных, но бурных движений); 2) мажоритарное голосование в два тура ведет к многопартийной системе, партии которой характеризуются «мягкой» структурой, склонностью к альянсам и относительной стабильностью (во всех случаях); 3) мажоритарное голосование в один тур ведет к дуалистической системе с чередованием у власти больших независимых партий. Но эти весьма общие положения определяют лишь базовые тенденции; они далеко не исчерпывают всех моментов влияния избирательного режима на системы партий. Будем придерживаться их лишь в качестве первых и самых общих ориентиров.
Глава первая. Количество партий
Противоположность плюрализма и однопартийности в обществе очевидна; в этом нередко видят чуть ли не политический критерий, разделяющий два мира — Восток и Запад. И совершают ошибку: ведь однопартийная система функционирует в Испании, во многих государствах Латинской Америки и на некоторой части территории Соединенных Штатов, а вместе с тем плюрализм продолжает официально существовать в Восточной Германии и в некоторых народных демократиях. Однако и общих чертах отождествление тоталитарного режима и однопартийности, демократии и плюрализма верно. По отношению к этой антитезе противоположность двухпартийности и многопартийности выглядит очевидно менее значительной, и понятно, почему на нее довольно долго не обращали достаточного внимания, так что она оказалась менее изученной. А между тем ее фундаментальный характер неоспорим.
Сравним политические режимы Англии и Четвертой республики во Франции. Некоторые усматривают их существенное различие в форме исполнительной власти и противопоставляют престиж британской монархии скромной роли французского президента. Но при этом забывают, что при парламентском строе государства президент играет всего лишь второстепенную роль: он «председательствует, но не управляет» — совсем как король «царствует, но не правит». Других больше впечатляет противоположность структуры парламентов двух стран, заставляя приписывать английской двухпалатности все добродетели, в которых отказывают французской однопалатности. Их обманывает видимость: забывают о том, что Палата лордов уже с 1911 г. не имела большой власти, что ее влияние носит преимущественно моральный характер и она идет к тому, чтобы разделить участь нашего незадачливого Совета Республики. Наиболее просвещенные подчеркивают, что британский кабинет обладает правом в любой момент распустить Палату общин, тогда как французское правительство более безоружно по отношению к Национальному Собранию, а угроза роспуска могла бы стать действенным средством помешать правительственным кризисам. Такого толкования придерживается и кое-кто из самих англичан, упрекая французов в том, что те запустили парламентский мотор, не позаботившись о тормозах. И хотя это объяснение несколько ближе к истине, чем предыдущее, оно все же остается весьма неудовлетворительным: английский кабинет практически никогда не пользуется угрозой роспуска, чтобы оказать давление на парламент с целью избежать вотума доверия или уклониться от его последствий. Он имеет достаточные основания полагать, что такой вотум почти неосуществим, поскольку одна из партий обладает абсолютным большинством. Количество партий — вот что действительно представляется фундаментальным отличием, разделяющим две системы. Там парламентские кресла практически делят между собой только две партии: одна из них обеспечивает монолитность правительства, другая же, находясь в оппозиции, ограничивается свободой критики; однородный и сильный кабинет располагает стабильным и сплоченным большинством. Здесь чтобы создать правительство, необходима коалиция нескольких партий, различных по своим программам и клиентеллам; это правительство постоянно парализуется их внутренними разногласиями, так же как и необходимостью с большим трудом поддерживать хрупкий союз, обеспечивающий ему парламентское большинство.
I. Двухпартийность
Различить дуалистический режим и многопартийность не всегда легко: ведь наряду с крупными партиями обычно существуют и малые объединения. В Соединенных Штатах, например, кроме двух гигантов — демократов и республиканцев, мы обнаружим и нескольких «пигмеев»: это лейбористская и социалистическая партии, партия фермеров, партия сторонников сухого закона и прогрессистская. В законодательных собраниях штатов или муниципальных образованиях та или иная из них порой приобретает большое влияние: так, например, в Миннесоте аграрная партия (фермеры-лейбористы) оттеснила демократов на положение третьей, относительно слабой партии; в штате Висконсин прогрессистская партия Ля Фолетта нередко занимала первое или второе место; в штате Нью-Йорк лейбористская партия в 1937 г. провела пять членов в городской Совет и пять — в Законодательное собрание штата. Лейбористы часто добиваются даже нескольких мест в Конгрессе, главным образом в Палате представителей, но также и в Сенате (см. табл. 32). Тем не менее очевидная диспропорция между ними и крупными традиционными партиями, так же как и их эфемерный и локальный характер, позволяют рассматривать американскую политическую систему как типично двухпартийную.