Политическое блюдо
Шрифт:
– Вперёд, на окраину, к нашей победе! – воодушевлённо орали юнцы.
Через два часа после того, как колонна выдвинулась на юг, Мах грелся у костра. Вокруг было много людей в камуфляжных костюмах, а гражданские подходили периодически, подносили еду или просто поболтать, дабы развеять скуку. Ребята эти, как Мах понял, находились на денежном обеспечении местной власти, можно сказать, они здесь временно работали. По разговорам стало понятно: большинство не имеет работы вообще и сюда пришли в надежде поднять свой финансовый уровень, хотя бы чтоб прокормить
– Смотрите, смотрите, колонна вернулась! – крикнул кто-то на улице.
Мах выбежал. Машины в полном составе, без каких-нибудь следов ведения боя, прибывали с южной стороны. Первым выпрыгнул из броневика полковник. По его виду нельзя было понять, зол он или нет. Скорее, полностью спокоен, как будто не неудачу потерпел, а просто пришёл домой с работы. Юнцы же, неохотно спрыгивающие через борта машин, были вне себя от ярости. Они с ненавистью посматривали вслед командиру, и зубовный скрежет лился у них прямо из глаз. К ним со всех сторон подбегали люди, полдня назад отправлявшие бойцов биться за свои идеалы.
Подойдя поближе, Мах слышал возбуждённые разговоры:
– Как так, почему так быстро?.. Да мы и въехать на территорию окраины не успели. Эти упрямцы создали живой щит… Стояло человек пятьдесят в гражданской одежде, может, больше… Полковник почему-то велел разворачиваться, а то бы мы их…
«Просто удивительно, – пришла к Маху мысль. – Опять доказательства нечистой игры. Да разве военные отступили бы перед пятью десятками гражданских? Да когда такое было? Выскочили бы да прикладами разогнали, в воздух постреляли. Да эти фанатики из сотни и сбить нескольких человек не испугались бы. А тут, выходит, сразу ретировались? Нестыковка получается. А полковник? По нему видно, что он всё знал и был готов: никаких эмоций, никакой военной злости и фанатичной упёртости».
………………………………………………………………
Мах зашёл передохнуть в ближайшее кафе, заодно и посмотреть последние новости по телевизору. Людей было мало, но все смотрели в одну точку – туда, где на стене висел большой экран монитора. Слушали внимательно, причём передачи с обеих сторон пока пропускала цензура.
– Сводка с периметра обороны! – орал ведущий новостей окраины. – Вчера десять человек в масках напали на мирных граждан. Сегодня задержали машину, в которой обнаружены четыре автомата и десять гранат. Поймали трёх человек с поддельными паспортами, видимо, являющиеся боевиками ультраправых сил.
Мысли у Маха лились одна за другой, вперегонку:
– Не понимаю! Ведь если бы боевики хотели проникнуть за периметр, они бы не втроём с четырьмя автоматами это делали, да и поймать их вряд ли смогли бы. Если ничего не продумано, это почерк дилетантов, а не профессионалов. Что-то среди своих коллег таких профанов не наблюдал.
– …Подождите, а как же вчера колонна машин с грузом и военными? Их
Злость охватывала Маха… и тут же гасилась: а чем тут возмущаться, что, лучше, если бы машины обстреляли и сожгли? Засунь себе своё возмущение… Где ты правду в мире видел?
– Ну да, как же, надо ведь красочно разыгрывать сопротивление, когда всё давно решено. Вот и посылают по нескольку статистов – вреда они причинить не могут, сценарий своими блошиными действиями не изменят. Но движуха есть, а значит, есть и информация в СМИ, да и мысли умных людей оттого, что всё подозрительно гладко, уводят.
«Это удивительно, – не мог понять Мах. – Ведь Обин – сильный и жестокий человек. Он мог бы не либеральничать, а попытаться отвоевать центр сам. Да вообще мог забрать всё себе, и не раз это проделывал с другими городами, помельче. Недаром его город стал самым богатым на планете… Значит, прав декан, большие волки не дерутся за добычу, а договариваются – на всех хватит. А дерутся только с шакалами, отбирая добычу у них».
Переключив вражеский канал на свой, центральный, Мах услышал вещи похлеще предыдущих:
– Окраина мечтает остаться с центром, а боевики Жестова, называющие себя «бесноватой сотней», мешают этому! И только город Зет и господин Обин прилагают все усилия, чтобы сохранить нашу целостность, – в два голоса гудели ведущие. – Сегодня на совести Жестова около сотни жертв, частью наши мирные граждане, пришедшие к военному формированию радиуса окраины, чтобы уговорить их сдаться. По ним подло открыли огонь, и только вовремя подоспевшие военные центра после долгого и кровопролитного боя сумели захватить формирование.
«Бред какой-то, – подумал Мах, вчера видевший всё лично. – Надо же, ни слова правды, всё вывернуто наизнанку и сверху нагружено ещё три короба».
Затем что-то на экране телевизора отвлекло Маха от мыслей. Сначала он не мог понять, что. Там, рядом с Сибиловым, был кто-то до боли знакомый, чьё-то привычное лицо…
– Господи, да это же декан! – воскликнул он вслух. Интересно, что он может там делать, в такой момент. Из-за гомона ничего не было слышно, говорили они, в отличие от ведущего, тихо. Мах встал и вышел из кафе, голова гудела от напряжения и шока.
………………………………………………………………
Следующий день, как всегда, начался с трибун неутомимых зазывал-ораторов. Мах их не слышал, речи звучали патриотически смешно и однообразно. Предназначены они были для толпы, а точнее, для глупых, легко внушаемых и с малым объёмом мозга – большей её части. Мах наблюдал за самой толпой, за изменением выражений лиц, за слепой верой во всё сказанное.
Пройдя вдоль сцены, Мах наткнулся на того, кто вчера так сильно удивил по телевизору своим появлением.