Политика
Шрифт:
— Ну ладно, — ответил он, раздражаясь еще больше. — В чем дело?
— Мне никак не удается связаться с нашим общим знакомым. Возможно, я позвонил тебе именно потому, что терпение кончилось.
— Я ведь уже сказал, что больше не имею к этому никакого отношения! огрызнулся Хвостов. — Зачем ты втягиваешь меня в свои дела?
— Мой друг, — ласково заметил Тенг, старательно подчеркивая каждое произносимое им русское слово, — ты уже глубоко в них втянут.
Хвостов побледнел.
— Ты знаешь, что я хочу сказать. Я не собираюсь
— Нет, разумеется. Но ты был посредником в этой сделке. — Тенг сделал паузу. — Возможно, все объясняется недостаточно надежной связью, не больше того. У всех нас сейчас горячее время. И все-таки те, кто финансируют это дело, нуждаются в заверении, что им гарантирован успех. Они хотят быть уверенными, что все пойдет и дальше в соответствии с утвержденным планом.
Хвостов отвернулся от женщин и заговорил тише.
— Послушай, мне наплевать на них, — прошипел он. — Независимо от того, что ты имеешь в виду, мое дело сделано. Если ты хочешь, чтобы я связался с нашим другом, спросил, каковы его намерения, я сделаю это. Но это будет дружеская услуга с моей стороны, потому что я больше ничем никому не обязан.
Наступило непродолжительное молчание.
— Ну хорошо, — согласился Тенг все еще мягким голосом. — Впрочем, тебе следует помнить, что поиски истины могут быть возвращены на правильный курс с такой же легкостью, с какой они были отвлечены в ложном направлении.
Хвостов вздрогнул. Эти азиаты со своими загадочными фразами всегда заставляли его нервничать. — Что ты хочешь этим сказать?
— Подумай о своих интересах, мой друг. Будет очень неприятно, если они внезапно столкнутся с моими. Люди, стоящие за моей спиной, мнение которых тебя так мало интересует, имеют длинные руки и еще дольше помнят нанесенные им оскорбления.
Хвостов неожиданно почувствовал приступ острой боли в желудке. Черт побери, подумал он, ведь язва уже давно не давала себя знать.
Он глянул через плечо на Свету и Надю. Они все еще продолжали перешептываться. Казалось, они не обращают на разговор ни малейшего внимания.
Страсть — одна из самых ненадежных и капризных эмоций, подумал Хвостов.
Она может поднять человека из грязной канавы на вершину мира и затем с такой же легкостью столкнуть его в пропасть.
— Я сейчас позвоню нашему другу, — сказал он и нажал на кнопку, прерывающую разговор.
Надя придвинулась к Хвостову, надеясь отвлечь его от дел ради продолжения любовных утех.
— Подожди, — сказал он, грубо оттолкнув ее. — Сначала мне нужно покончить с этой чертовой путаницей.
Собравшись с мыслями, он набрал номер прямого телефона министра, чтобы его секретарь не мог слышать разговора, и на другом конце канала зазвонил телефон.
Он выждал пять звонков после чего услышал приветствие, произнесенное раздраженным голосом. Хвостов ответил тем же.
— Здравствуйте, господин министр, — сказал он.
— Хвостов? Ты с ума сошел! Почему ты звонишь
— Всего несколько слов.
— Дело не в этом. Линия может прослушиваться.
— Вот что, господин министр. Я не люблю политику и сейчас начинаю жалеть, что ввязался в это дело. Однако людям приходится следовать по выбранному ими пути, — Ты не мог бы кончить философские рассуждения и перейти к сути? Только не забудь, не исключено, что мы не одни и нас слушают.
— Ну что ж, хорошо. Я хочу дать вам совет, господин министр, — бросил Хвостов. — Вы можете поступать с ним, как вам угодно, но я надеюсь, что все же вы отнесетесь к нему с должным вниманием.
— Ну хорошо, хорошо. Так в чем дело?
— Наш зарубежный компаньон считает, что вы перестали обращать на него внимание. Он говорит...
— Этот человек не является моим компаньоном. Он всего лишь передаточная инстанция для товаров и, в свою очередь, передает то, что ему Поручают другие.
— Меня это мало интересует. Он утверждает, что вы отказываетесь отвечать на его звонки. Мне видится важным, чтобы вы поговорили с ним.
— Хвостов, разве ты не понимаешь, что я закладываю фундамент нашего общего дела? Я не хочу повиноваться его капризам. Если он ухе сейчас считает, что может говорить со мной когда ему заблагорассудится, представляю, что он потребует потом. Он и его хозяева, что скрываются за его спиной.
— Поговорите с ним, господин министр. Успокойте его. Я не хочу, чтобы он стал моим врагом.
— А мне не нравится, что он пытается противопоставить нас друг другу. Ему придется подождать, когда я буду готов поговорить с ним. Если ему это не нравится, хрен с ним.
— Послушайте, вы должны понять, что в его силах повернуть все это против нас самих.
— У нас достаточно дел, чтобы не забивать себе головы его проблемами. Я получил секретную информацию относительно американской операции в Калининграде.
Там происходят события, которые могут принести нам серьезные неприятности, хотя я не знаю точно, какие именно. Мы должны быть готовы принять срочные меры, если в этом возникнет необходимость. Мне кажется, что в создавшейся обстановке ты сам должен взяться за это дело.
— Это меня не интересует. Я уже сделал все.
— От тебя потребуется нечто большее. Мне нужно снаряжение, могут понадобиться и люди. Если ты считаешь, что можешь сейчас умыть руки, то совершаешь серьезную ошибку.
— Видел я гребаные ваши игры! Я уже сказал, жалею, что ввязался в это дело!
— Ничего не поделаешь, Хвостов. Жизнь — это политическая игра, с того самого момента, как еще в детстве мы соперничали друг с другом, стараясь завоевать внимание родителей, отхватить себе то, что лучше и интересней. Я уверен, что именно тогда мы научились предательству. Семья является школой предательства, где мы становимся иудами и любимый брат превращается во врага, верно?
— Не знаю. Я перестал вас понимать, господин министр.