Полька и Аполлинария
Шрифт:
Девушка взволнованно закружила по комнате, размышляя, стоит ли рисковать и покупать купальник. Ведь выходит, чтоб выдать себя за Аполлинарию – это при встрече с Игорем! – ей придется идти на пляж в платье, а не в джинсах. Значит, где-то нужно переодеться, но где? Не в кустах же у реки!
«Может, забежать в какой-нибудь магазин? – хмуро подумала Поля. – Переоденусь в кабинке, а вещи сложу в пакет, под полотенца. И после пляжа так же… – Полин взгляд оживился. – А что? Неплохой выход! Аполлинария вполне может временами приезжать в город повидаться
Поля подошла к зеркалу и скользнула рассеянным взглядом по собственному отражению. Моргнула изумленно: она не сразу узнала себя. Присмотрелась и скривилась разочарованно: ну и девица! Просто отвратительно рыжая!
Ее волосы Мария Ивановна уложила в практически незаметный валик на затылке. Голова теперь гладкая, как облизанная, все кудряшки аккуратно подколоты, сверху и сбоку гребни. Кожа почему-то кажется чрезмерно белой. Веснушки не коричневые, а огненно красные, под цвет волос.
И как их много!
Поля больно прикусила нижнюю губу: Кирсанов явно над ней издевался. Она в жизни не выглядела хуже, чем сейчас!
Расстроенная девушка не замечала, что строгая прическа подчеркивает классические черты ее лица и высокие скулы. Золотисто-карие глаза, обрамленные пушистыми темными ресницами казались невероятно большими на бледном худеньком личике, создавая эффект неземной хрупкости, не зря Кирсанов назвал ее «феей воздуха». Тоненькая, стройная, легкая, Поля видела себя в зеркале совершенно другой: тощей, нескладной рыжей уродиной.
Она буквально ненавидела собственные веснушки! И в жизни не поверила бы, что они не портят ее. Наоборот – подчеркивают удивительную нежность кожи, ее прозрачность и шелковистость.
Поля горестно шмыгнула носом: даже такое красивое платье не сделало ее женственной. Лучше носить джинсы, она в них выглядит более обыденно и привычно.
«Ну и ладно, – Поля раздраженно отвернулась от зеркала. – Ну и обойдусь. Зато… Натка обязательно вырастет настоящей красавицей!»
Сегодня Софья Павловна встретила Полю на веранде. Кто-то вынес туда ее огромное кресло и натянул над ним полосатый тент. Старуха полулежала в тени, рассеянно рассматривая сосновые ветки – единственное дерево, оставленное на «заднем» дворе.
Почему-то она показалась Поле уставшей и невыспавшейся, наверное, из-за мешков под глазами. Девушка машинально отметила: Софья Павловна сегодня сменила привычную одежду на легкий батистовый брючный костюм и сняла драгоценности, оставив на смуглой шее лишь тонкую жемчужную нить.
Вошедшую Полю старуха словно не заметила, и головы к ней не повернула. По-прежнему смотрела на корявые сосновые ветки и выбеленное зноем небо.
Девушка, пользуясь минутами свободы, перегнулась через балюстраду и с любопытством стала изучать задний двор. Здесь, к Полиному удивлению, не оказалось никаких клумб или карликовых деревьев. Все просто и строго: сосна, у самого забора кусты облепихи, уже усыпанные ягодами, и зеленый ухоженный газон.
–Ты веришь в Бога?
Поля вздрогнула, настолько неожиданным и странным показался ей вопрос. Впрочем, Софья Павловна других и не задавала.
–Не знаю, – неуверенно ответила Поля. Подумав, добавила: – Но мне бы хотелось верить. Очень хотелось бы.
–Почему?
Поля послушно села на пуфик, поставленный в ногах старухи. Поймала внимательный взгляд каких-то птичьих черных глаз, злых и пронзительных, и растерянно пробормотала:
–Трудно так сразу объяснить…
–Не прибедняйся, – Софья Павловна язвительно улыбнулась. – Язык у тебя подвешен неплохо, даже слишком неплохо, учитывая твой возраст.
–Это, наверное, потому, что я выросла при библиотеке, – смущенно пояснила Поля. – Школьной. Я… слишком часто там бывала. Уроки делала, читала. Больше читала, если честно.
–Ах да, у тебя же мать учительница!
Поля кивнула, не решаясь сказать, что не в этом причина. Она просто пряталась в библиотеке от пьяного отчима, а вовсе не ждала с уроков маму. И читала порой от страха, чтоб не прислушиваться к скрипам притихшего старого здания, чтоб не думать о доме и о Павке с Наткой. Маму Поля редко жалела, ведь она сама привела в дом этого страшного человека.
Софья Павловна села и, ухватив жесткими пальцами Полин подбородок, развернула ее лицо к себе. Заглянула в упрямые янтарные глаза и с хриплой усмешкой поинтересовалась:
–Небось на классике выросла, вряд ли в вашу дыру – Сосновка, я правильно запомнила? – современную литературу подбрасывали?
–У нас в библиотеке не только классика, – немного обиженно возразила Поля.
–Ну да, еще советская литература, – фыркнула Софья Павловна. – «Как закалялась сталь», например.
–А мне нравится, – с вызовом вскинулась Поля. – Он – настоящий, Павка Корчагин, ему просто не повезло со временем. Или… повезло!
Софья Павловна снова откинулась на спинку кресла и раздраженно буркнула:
–Я не собираюсь обсуждать с тобой советскую литературу, Аполлинария, лучше вернемся к нашим баранам.
Поля растерянно молчала. Она уже забыла, с чего начался разговор.
–Мы говорили о Боге, – напомнила старуха. – При чем тут библиотека?
–Извините, – виновато улыбнулась Поля. – Сейчас.
Она сдвинула брови, прикидывая, как лучше объяснить то, в чем сама не до конца разобралась. Потом медленно сказала:
–Мне никто не рассказывал о Боге. Никогда. Так уж получилось. Папа с мамой выросли при Советской власти, они ничего о нем не знали, ну, почти ничего. И не верили. Не умели. А я… я в младших классах прочитала «Хижину дяди Тома», вы знаете эту книгу?
–Да. Ревела, помнится, когда девчонка там умирала. Ева, кажется.
–Вот!
–Что «вот»?
–Я тоже плакала. Но… я больше ей завидовала, если честно.
–Чего?! – Софья Павловна снова села и велела Поле развернуться лицом к ней, она хотела видеть Полины глаза. – Чему ты завидовала, Аполлинария, объясни. Ты что, тоже хотела умереть?