Полкороля
Шрифт:
– Ты заключил договор с Гром-гиль-Гормом, – произнес он, и гневный ропот пробежал по залу. Мудрый король всегда найдет виноватого, поговаривала мать Гундринг. – Ты призвал в Гетланд нашего злейшего недруга, призвал пожары и смерть.
Ярви не стал отрицать обвинение, даже если бы отрицанием смог перебороть растущую в Зале Богов ярость.
– Честные люди погибли. Чем же, мать Гундринг, велит за это расплачиваться закон?
Служительница перевела взгляд с нового короля на старого ученика, и на локте Ярви крепко
– Смерть, государь, – хрипло выдавила мать Гундринг, казалось, без сил повиснув на посохе. – Либо, на крайний случай, изгнание.
– Смерть! – заверещал женский голос откуда-то из полутьмы. Визгливое эхо, заметавшись, угасло в каменной, могильной тиши.
Ярви бывал близок к смерти и прежде. Уже не раз она приоткрывала перед ним щелочку Последней двери – а он до сих пор отбрасывал тень. Разумеется, под ее хладным взором никому не уютно. Но, как и во многом другом, привычка и практика решали дело. По крайней мере, на этот раз, хоть бухало сердце и горчило во рту, он встречал ее стоя, и чисто звенел его голос.
– Я совершил ошибку! – объявил Ярви. – И не одну. Признаю это. Но я принес клятву! Принес обет пред богами. Клятву Солнцу и клятву Луне. И я не знал иного пути исполнить ее. Отмстить за отца и за брата. Прогнать с Черного престола изменника Одема. И, несмотря на мою скорбь по пролитой крови, я благодарен богам за их милость…
Ярви вскинул голову на богов, затем униженно потупился в пол и покаянно взмахнул руками.
– Ибо законный государь возвратился!
Атиль угрюмо взирал на свою ладонь на матовом металле престола. Небольшое напоминание, что им он обязан замыслу Ярви, – не повредит. Гневный ропот собравшихся вновь всколыхнулся и рос, разбухал до тех пор, пока Атиль не поднял руку, наводя тишину.
– Это правда, что Одем толкнул тебя на этот путь, – сказал он. – Его преступления куда весомее твоих, и ты уже воздал ему справедливую кару. У твоих поступков имелись серьезные причины, и, сдается мне, хватит здесь смертей. В твоей – правосудия не было б.
Ярви, не поднимая головы, сглотнул с облегчением. Вопреки бедам и горестям последних месяцев, ему нравилось жить. Нравилось больше прежнего.
– Но расплаты не миновать. – И, кажется, глаза Атиля затуманились грустью. – Мне жаль, вправду жаль. Но приговором тебе должно стать изгнание, ибо человек, однажды сидевший на Черном престоле, непременно восхочет завладеть им вновь.
– По мне, он чересчур неудобен. – Ярви поднялся на ступень выше. Он знал, что делать. Знал с тех самых пор, как Одем бездыханным вытянулся на полу и над ним в луче света проступило лицо статуи Отче Мира. В изгнании есть своя прелесть. Быть кем угодно. Никому не обязанным. Но он проскитался очень уж долго. Его дом – здесь, и идти было некуда.
– Мне никогда не хотелось сидеть на Черном престоле. И думать не думалось, что все-таки сяду. – Ярви поднял левую руку и помахал перед всеми единственным пальцем. – Я – не король: ни в чьих глазах, а меньше всего – в своих собственных.
В тишине он склонил колено.
– Я предлагаю иное решение.
Атиль сузил глаза, и Ярви взмолился Отче Миру о том, чтобы дядя сейчас искал способ простить его.
– Тогда говори.
– Позвольте мне поступить на благо Гетланда. Позвольте мне навеки отвергнуть притязания на ваш трон. Позвольте мне пройти испытание на служителя, каким и было мое намерение до смерти отца. Позвольте мне отказаться от семьи и наследных прав. Мое место здесь, в Зале Богов. Не на Черном престоле, но подле него. Явите величие в милосердии, государь, и позвольте мне искупить вину верной службой вам и стране.
Атиль медленно и хмуро выпрямился. А тишина все тянулась. Наконец, король наклонился к служительнице.
– А вы как думаете, мать Гундринг?
– Отче Мир просияет при этом решении, – тихо ответила она. – Я всегда считала, что из Ярви получится превосходный служитель. И считаю по-прежнему. Он проявил себя проницательным, как никто.
– С этим не спорю. – Тем не менее Атиль мешкал и, потирая острый подбородок, обдумывал приговор.
И тут мать выпустила руку Ярви и порхнула к Черному престолу. Шлейф красного платья стелился на ступенях, когда она преклонила колени у ног Атиля.
– Великий король милостив, – прошептала она. – Умоляю, государь: оставьте мне единственного сына.
Атиль покачнулся и распахнул уста, но не промолвил ни слова. При всем своем бесстрашии перед лицом Гром-гиль-Горма, глядя на мать Ярви, он дрогнул.
– Однажды нас с вами обещали друг другу, – сказала она. Сейчас в Зале Богов чье-либо дыхание раскатилось бы громом, но все в этот миг боялись дышать. – Вас сочли мертвым… но боги вернули вас на законное место.
Она тихонько положила руку на его покрытую шрамами ладонь – на подлокотнике Черного престола, – и глаза Атиля приковало к ее лицу.
– Моя сокровенная мечта – исполнить обещанное.
Мать Гундринг придвинулась и приглушенно произнесла:
– Верховный король неоднократно предлагал Лайтлин замужество. Он воспримет это крайне неодобри…
Атиль не взглянул на нее. Его голос грубо проскрежетал:
– Наша помолвка опередила сватовство Верховного короля на двадцать лет.
– Но только сегодня праматерь Вексен прислала нового орла, чтобы…
– Кто сидит на Черном престоле – я или праматерь Вексен? – Атиль, наконец, обратил горящий взор на служительницу.
– Вы, – свой взор мать Гундринг устремила к полу. Мудрый служитель убеждает, льстит, советует, спорит – и подчиняется.
– Тогда отошлите птицу праматери Вексен назад с приглашением на нашу свадьбу! – Атиль перевернул кисть и теперь держал руку матери в своей мозолистой ладони, стесавшейся по форме скоблильного бруска. – Ты наденешь ключ от моей казны, Лайтлин, и станешь управлять делами, к которым проявила столько способностей.
– С радостью, – ответила мать. – А мой сын?
Король Атиль долго глядел на Ярви. А потом кивнул.