Полковник Гуров. Компиляция (сборник)
Шрифт:
– Я люблю их. Я хочу к ним. Отпусти, Лев. Я буду счастлив.
Длинные пальцы потянули лезвие, выпуская все больше и больше фонтанирующей крови. Она лилась, лилась ручьем, собираясь в красное озеро вокруг колеса. Лев замер рядом, не останавливая мужчину. Максим Журин дернулся, схватил воздух ртом и осел в последнем движении на асфальте.
– Я любил их, любил. Они любили меня, – слова слились в почти неразличимый шепот. – Бабушка после смерти приходила к деду. Он видел ее. Она ждет нас, ждет. Лидия ждет меня, я буду счастлив.
Лев слушал его шепот, не в силах пошевелиться от странного оцепенения.
Глава 9
Вечером в кабинете радостный Крячко заваливал коллегу вопросами, не обращая внимания, что тот отвечает вяло, без обычного интереса к делу.
– Так, машину Журина обыскали, даже без экспертов ясно, что он перевозил там Исаеву. Волосы, отпечатки обуви, следов куча. Уверен, что Зимин найдет на его одежде следы сока борщевика. От мелких брызг он сам пострадал, на теле есть незначительные очаги поражения. Убийство Исаевой раскрыто, жалко, без чистосердечного, но улик нам хватит. Так, что еще, что еще…
Стас лихорадочно перебирал документы, протоколы, выискивая, что еще осталось сделать для окончания расследования такого запутанного преступления.
– Из школы изъяли парик, очки, в которых Журин ходил сдавать скульптуры своей бабки Иностранцу. Криминалистов дополнительно вызвали, чтобы провести все экспертизы. Улик много, участие в мошеннической схеме докажем. Пускай же просто посредником, и все-таки на нем часть вины есть. А по Журину-старшему – только мотив завладеть наследством. Отпечатков на лампе и патефоне нет, чисто сработал. Лекарства тоже ювелирно подменил, без его признания доказать не сможем. – Опер замолчал. Он внимательно смотрел на друга, который, кажется, и не был расстроен тем, что у следствия мало шансов с помощью улик доказать вину Максима в смерти деда.
Следователь Зубарева, которая тоже участвовала в импровизированном совещании, предложила:
– Соседей надо опросить, может, слышали, как они ругались из-за квартиры. Характеристику с места работы. Что, если Журин вел там еще один кружок? Что-нибудь связанное с техникой, оттуда и взял детали, так же как театральный реквизит. Докажем! Никуда не денется, двойное убийство на нем будет.
Гуров вдруг прервал ее вдохновенный монолог:
– Максим Журин сам себя уже наказал, думаю, этого достаточно. На мертвых легко вешать тяжелый груз, они ответить не смогут. Я пойду. Разбирайтесь дальше.
Напарник с удивлением проводил Льва взглядом, но промолчал. Хотя он привык, что Гуров азартен в оперативной работе и допоздна готов задержаться, чтобы как можно быстрее найти правду.
А Лев стремительно спускался по лестнице, под ногами стучали бетонные ступени, а внутри давила ужасная тяжесть. Он старался не думать о событиях сегодняшнего дня, больше всего ему сейчас хотелось забыть о результатах своего расследования. Права была Людочка, когда сказала, что никому не нужна его правда.
В стоящую машину впорхнула Мария. Она было начала рассказывать театральные новости, как премьеру приняли зрители, но вдруг смолкла на полуслове и внимательно всмотрелась в лицо мужа:
– Как твое новое расследование?
Тот медленно завел машину, тронулся по темным пустым улицам.
– Закончено. Осталось оформить все.
Мария проницательно заметила:
– Но ты не рад. Обычно ты всегда радуешься, что нашел преступника и понял, как он действовал.
Он молча крутил руль, направляя машину вперед по дороге. Тонкая рука легла на сжатые на руле пальцы:
– Лев, что не так? Расскажи мне, я не твой начальник, не коллега, я – твоя жена. И ты можешь рассказать мне все, что не можешь сказать им. Для меня ты не только служитель закона, ты – моя семья.
Машина остановилась прямо на парковочном пятачке, и Лев вдруг процедил с трудом:
– Впервые я жалею, что выбрал такую работу, я жалею, что я опер. Помнишь про чету Журиных, Лидию и Олега Митрофановича? Я рассказывал тебе о них много раз, ведь они для меня много лет были родными людьми. Я взялся расследовать смерть Журина. Понимаешь, я думал, что помогу, что это будет всем на пользу, если мы разберемся в обстоятельствах смерти Олега Митрофановича. Я сделал свою работу. Все виновные наказаны, я нашел преступника. Но… мне от этого так плохо. Их семья для меня была родной, близкой, а то время – таким теплым и волшебным. После расследования все стало другим. Лидия – мошенница, Максим – убийца, Олег Митрофанович умер в муках от ужаса перед привидением, стал жертвой охотницы за состоятельными женихами. Почему-то у меня ощущение, что это моя вина. Я разрушил тот мир, когда влез в него и стал копаться, выискивать второе дно, раскрывать их тайны. Поэтому жалею, что работаю оперативником… Вместо теплых воспоминаний у меня пустота и горечь. И это сделал я сам.
Мария погладила его по руке:
– Если бы не было тебя, то все равно эти люди совершили бы те же ошибки. Просто ты узнал о них, помог разобраться в своей жизни. – Она прижалась к его плечу. – Давай доедем до этого дома, и ты попрощаешься с ними. Навсегда. Закончишь эту историю для себя.
Лев с сомнением протянул:
– Это глупо как-то.
– Пускай глупо, зато поможет. Давай, поверь мне. – Мария сжала его руку, и Гуров передвинул рычаг коробки передач. Машина развернулась и поехала в направлении дома Журиных.
По дороге Лев продолжал говорить, рассказывая жене все, что накопилось за несколько дней:
– И я чувствую себя виноватым перед Максом. Он столько лет был моим товарищем, да, мы не дружили, и все же для меня он так и не стал преступником. Мальчиком, пареньком, который запутался в собственных желаниях. Я против, чтобы он был виновен в смерти деда. Да, частично это его вина, он подменил ему невинные витаминки на опасные в таком возрасте препараты для поднятия давления. Только ведь и женщина, которая мечтала женить на себе Олега Митрофановича, делала то же самое. Она травила старика виагрой в своих корыстных интересах. Это их общая вина, а сейчас делают единственным преступником Макса. К тому же, понимаешь, Максим сказал, что не трогал лампу и патефон. Он любил эти вещи, это были для него напоминания о бабушке и дедушке, о его собственной молодости. Журин не хотел пугать своего деда, старался, как это сейчас ни странно звучит, сделать его смерть безболезненной.