Полковник милиции Владислав Костенко. Книга 4. Репортер

Семенов Юлиан

– Можно несколько вопросов?

– Давайте. Только если я начну очень уж заводиться – остановите. Злость, знаете ли, от сатаны, от нее слепнешь и теряешь логику.

– Объясните, как вам удалось за год вывести трест из прорыва?

– В деле все есть.

– Ваши показания написаны очень нервно, Василий Пантелеевич, – ответил я. – Вы ж их в тюрьме писали.

– Можно еще сигаретку?

– Оставьте себе пачку.

– Спасибо… Так вот, я собрал рабочих самого отстающего СУ, начальника у них не было, но главный инженер – золотой парень… Сто сорок в месяц, кстати, получал… А пьянь меньше чем за триста палец о палец не пошевелит: сядут на кирпичи, газетку развернут и читают передовицы… Ладно… Собрал я их и объявил: «Чтобы построить семнадцатый дом, надо освоить семьсот тысяч… По плану мы должны сдать объект в конце третьего квартала.

Я прикинул, что каждый день стоит две тысячи. Если сдадите дом по высшему качеству на день раньше срока – две тысячи ваши, премию распределяйте сами. На десять дней раньше срока управились – делите двадцать тысяч». Меня на смех: «Это что ж, мы по тысяче можем премию получить?» – «Если на месяц раньше обернетесь – по полторы…» До ночи говорили, не верили мне люди: веру убить недолго, сколько ее раз у нас убивали, а вот восстанавливать каково? Но все же подписали мы договор: от имени треста – я, от стройуправления – треугольник… Дом принимала общественность, а не только комиссия. Телевидение потом приехало. В газетах писали… Второй дом сдало двенадцатое СУ – тоже по моему принципу: все, что сэкономили – во времени, – ваше. После этого подписали договор со всеми СУ, а тут – стук в дверь, час ночи, все как полагается: расхищал соцсобственность в особо крупных масштабах, добровольное признание спасет от вышки, признайтесь, что руководство стройуправлений от своих премий золотило вам лапу… Я ведь и Лениным поначалу защищался, про тантьему говорил, то бишь процент от прибыли, и не простой, а валютный, и про то, что надо учиться у капиталистов хозяйствовать, и приводил цитаты с двадцать седьмого съезда, а мне клали на стол закон, принятый в тридцать девятом году, и спрашивали: «Где, кто и когда его отменил?» Я поначалу попер: «Читайте газеты, слушайте телевидение, там про это каждый день говорится!» – «Мы живем для того, чтобы следить за выполнением законности, а вы ее нарушили… Газеты и телевидение – лирика, сегодня одно, завтра – другое, насмотрелись за тридцать лет всякого… Отвечать вам не перед редакцией или телевидением, а перед буквой действующего закона».

– Передохните, – предложил я, заметив, как бумажно побледнел Горенков. – Пауза не помешает.

Он усмехнулся:

– Мне пауза не помешала… Тринадцать месяцев в тюрьме – нужная школа, избавляет от иллюзий… Если бы все действительно хотели перестройки, инициативы, рывка вперед, давно бы опубликовали закон, отменяющий все запреты, коими так славилась Русь-матушка. Человек – винтик, ему дозволено выполнять только то, что предписано начальником, инициатива – штука опасная, можно не совладеть, да и чувство собственного достоинства появляется в людях, как с ними управишься?! Особливо если ты необразованный осел и рос так, как принято: со стула – в кресло, а оттель – в кабинет, и не потому, что голова светлая, а из-за того, что тебя – к собственной выгоде – просчитали те, кто расставляет кадры… Карнавал петрушек, ей-богу… Не сам себя человек делает, а его сановно назначают те, кто создает для себя послушное исполнительское большинство, – безмолвное и тупое.

– А почему заместитель министра Чурин не был вызван в судебное заседание? – спросил я.

– А почему он не был вызван к следователю? – Горенков пожал плечами. – Да потому, что отказался от самого факта встречи со мной. Не был я у него на приеме – и все тут…

– Вы к нему как попали?

– Меня вызвали в Москву телеграммой.

– А кто ее подписал?

– Откуда я знаю, – Горенков, не сводя с меня глаз, полез за новой сигаретой. – Предсовмина Каримов пригласил, сказал, что, мол, из Москвы телеграмма: в связи с назначением начальником треста прибыть на беседу.

– К кому?

– К заместителю министра.

– Какому?

– Об этом я его не спросил.

– Почему?

– Да разве я думал, что через год в острог сяду? Знай я прикуп, жил бы в Сочи… Вот вы ставите вопрос, а я снова себя казню: как же не учены мы закону! Отчего англичанин без юриста шага не ступит, а мы про кодекс вспоминаем, лишь когда на нары сядем?! Почему?!

Я хотел ответить ему, что эту тему исчерпал в своем творчестве такой знаток нашей истории и права, как Василий Белов, но, решив не вдаваться в литературные хитросплетения, уточнил:

– Значит, телеграмма с вызовом пришла не в трест?

– Должность эта – номенклатура Совета Министров, туда и сообщили…

– Кто подписывал ваше назначение?

– Чурин.

– А разве можно подписывать, не побеседовав с

тем, кого назначаешь на такую работу?

– Значит, можно, если ему следователи поверили… Он сказал, что обо мне «доложил аппарат». И все. «Я верю своим товарищам по работе, вполне компетентный коллектив единомышленников».

– А кто с вами из его «единомышленников» беседовал?

– Чуринский помощник, потом главный технолог и начальник управления кадров Хрипов.

– А почему вы их не вызвали в суд?

– Зачем? Они же не давали мне разрешения на эксперимент. Я и не просил их вызывать… Кадровик и есть кадровик – что скажут, то проштемпелюет.

– Вы хорошо знакомы с Рустемом Исламовичем Каримовым?

Горенков насупился:

– Тоже интересуетесь, сколько я ему давал в лапу? Следователь сулил снять с меня три года, если я дам ему такие показания…

– Я бы сказал вам правду, Василий Пантелеевич… Я стараюсь не лгать, мозг утомляет… Мне очень симпатичен Каримов…

– Будете держаться этого мнения, даже если его посадят? А посадят его, видимо, скоро… И – поделом…

– Почему?

– Потому что идеалистов надо карать, они убивают веру, без них спокойнее жить…

IV

ВЧграмма.

Полковнику Костенко,

УГРО МВД СССР.

Во время очной ставки с бывшим первым заместителем МВД Чурбановым бывший секретарь Бухарского обкома Рахматов показал, что некий пенсионер Завэр продал ему уникальное кольцо дымчатого топаза, работы неизвестного уральского ювелира начала прошлого века, представляющее музейную ценность.

Имя человека, который свел Рахматова с Завэром, неизвестно, внешние данные: крепкого телосложения, примерно пятидесяти лет, лицом похож на дьякона – усы и бородка, волосы с сединою, расчесаны на пробор, роста примерно ста семидесяти пяти сантиметров, особых примет на лице нет, говорит с придыханием, быстро, несколько аффектированно. Первая встреча состоялась на выставке работ дизайнеров.

Просим по возможности срочно установить указанного Завэра, а также человека, организовавшего его контакт с Рахматовым.

Прилагаем фоторобот Завэра, сделанный нами на основании показаний Рахматова.

Сообщаем, что купля-продажа состоялась возле касс Киевского вокзала.

Подполковник Вакидов.

V

Я, Валерий Васильевич Штык

Больше всего меня интересуют неопознанные летающие объекты. Те, которые отказываются допускать самое возможность их существования, сродни шовинистам: «Во вселенной есть только одна Земля – наша, а на этой Земле мы – самые талантливые люди».

Когда я первый раз принес на отборочную комиссию картины, посвященные инопланетянам, Савелий Эммануилович досадливо махнул рукой:

– Вы так хорошо начинали, Штык… Настоящий реализм, прекрасная композиция, зачем вам эти фантазии?

– Постепенно я привык к тому, что мою новую живопись заворачивали, не пускали на выставки, но много ли мне надо? Мастерскую я уже получил, – хоть и в цокольном этаже, но достаточно светлую, два издательства подбрасывали книги – на иллюстрацию, какие-никакие, а деньги. С красками, правда, трудновато, цену теперь повысили вдвое, на большую вещь приходилось копить пару месяцев. Летом это не трудно, теперь огурцы появились в магазине, нарежь, залей кефиром, – вот тебе и прекрасная пища на день. А зимой я становлюсь прожорливым, мороз действует на меня каким-то странным образом: хочется лечь в койку, укрыться тулупом и три раза в день уминать сковороду картошки, жаренной на подсолнечном масле с луком.

…Поначалу меня очень хвалили, особенно когда я писал передовиков из моей деревни Кряжевки. Даже «Советская культура» напечатала пять лет назад статью, не говоря уж о «Художнике». Пару моих вещей ежегодно приобретала закупочная комиссия, жил как Крез, но постепенно – это случилось, когда Люда подарила мне роскошное издание Сальвадора Дали, – я начал рассматривать и себя, и свою мастерскую, и тех, кто ко мне приходил, как-то со стороны, а точнее – сверху. Очень удобная точка обзора. Если настроить себя, открывается интересный ракурс, чаще всего совершенно неожиданный. Отдельность – не такое уж плохое понятие, коли его верно трактовать. Рерих – отделен, потому и значителен. И вот тогда-то я заново переосмыслил фразу Толстого о том, что человек состоит из знаменателя и числителя – как дробь. Точно. Это особенно заметно именно сверху, чуть слева, но обязательно при хорошем свете.