Полководцы Древней Руси
Шрифт:
А смоляне первыми из осаждавших взобрались на стены, смели оттуда черниговцев, сбили их на улицы внешнего, окольного города, бросились к восточным воротам, открыли их, и через них русская рать стала вливаться в Чернигов. Но черниговские вой и жители держались за каждый дом, каждый амбар, и трудно стало брать приступом эти многочисленные крепости.
Из сечи выскочил Ставка Гордятич, потный, разгоряченный, в запачканных кровью латах, он крикнул Мономаху: «Князь! Дозволь зажечь город. Так мы не возьмем его и за неделю». Мономах, вошедший уже на пред-воротную площадь и увидевший, как его дружинники валятся с ног, сбитые стрелами, летящими из-за домов, с крыш домов,
Смоленская дружина выбиралась из этого огня, смотрела, как черниговцы бросают свои пылающие дома, бегут от них вдоль улиц к детинцу. Там, во внутреннем городе, собралось вскоре множество народа. Задыхаясь от тесноты, обдуваемые палящим зноем пожарища, они готовились к новой схватке с ратью Ярославичей.
Пожар стих через несколько дней. Весь внешний город выгорел дотла, и теперь Изяслав приказал взять приступом детинец. Уставшая и потерявшая многих воинов дружина Мономаха шла теперь сзади, а вперед были выдвинуты воины Изяслава, Всеволода и Ярополка. Но не суждено было на этот раз пасть Чернигову: сторожи донесли, что от Тмутаракани идет на помощь городу новое войско, что из степи двинулись к черниговским границам новые половцы, что хотят те и другие объединиться где-то неподалеку от Чернигова.
В тот же час Изяслав и Всеволод отвели рать от крепостной стены, перестроили ее и двинулись к югу навстречу Олегу. Встретить его надо было ранее, чем тмутараканцы встретятся с половцами.
Ярославичи с сыновьями перерезали путь Олегову войску около села Нежатина Нива. Обе рати остановились неподалеку от села на невысоких холмах, и было видно, как в центре своего войска Олег и Борис Вячеславич о чем-то бурно переговариваются.
Владимир всматривался и видел перед собой прежнего Олега, с каким ходил в минувшие походы. Вон и шишак на нем тот же, и плащ червленый. Владимир чувствовал, что и Олег во всем противном ему войске ищет Владимира, и ему показалось, что вот он нашел его глазами, впился взглядом, неотрывно смотрит ему в лицо, потом что-то опять говорит Борису.
Владимир не мог знать, что в этот час Олег просил Бориса повременить, не наступать на стрыев, поостеречься.
— Видишь, князь, — говорил Олег, чью речь позднее передали русские летописцы, — чую — не одолеем мы войско стрыев наших, а с ними еще смоляне, туровцы, вышгородцы. Не лучше ли нам просить уделы миром. Договоримся с ними.
Борис же стал насмехаться над Олегом, сказал ему: «Я один не боюсь против них встать». Владимир видел, как Борис в порыве тронул шпорами бока своего коня. И тут же тмутараканская дружина двинулась с холма вниз навстречу врагу, и в то же время Изяслав бросил в бой киевскую дружину.
Конные рати сшиблись, закрутились на месте, и уже через мгновение издали нельзя было разобрать, где свои, а где чужие.
Борис Вячеславич как скакал впереди своих дружинников, так и сгиб одним из первых. Его сокрушил мечом киевский дружинник. Пал Борис, и никто не вынес его на плаще с поля боя, потому что никому он был мертвый уже не нужен — без отчины, без братьев, без детей, изгой, обретавшийся в чужой стороне. А может быть, уже невыносимой стала жизнь для Бориса на чужом подворье?
Тмутараканцы еще держались, когда в бой пошли воины Ярополка и Владимира Мономаха.
Владимир поначалу еще следил за золотым шишаком Олега, а потом потерял его из вида, вошел со своими смолянами в гущу боя, крушил мечом головы врагов, успевал закрываться щитом, увертывался от нацеленных на него копий. Рядом дрались его ближние люди, прикрывали своими мечами, копьями, телами князя.
В середине боя, когда еще неясно было, чей будет верх, там, где находился великий князь Изяслав, произошло какое-то замешательство. Владимир лишь уловил некое движение и почувствовал неладное, но оглядываться и выяснять, что же случилось в той стороне, было некогда — бой кипел вовсю, тмутараканская дружина уже прогибалась под натиском превосходившего его войска Ярославичей, и надо было сделать еще усилие, чтобы склонить чашу весов в свою пользу. Владимир прошел уже многие сечи, но лишь недавно вдруг стал понимать вот это внутреннее состояние битвы, когда кажется, дерутся друг с другом похожие люди, одинаково вооруженные, на одинаковых конях, и вдруг оказывается, что одни падают духом и сразу пропадает у них сила в руках, слабеет удар, их кони начинают метаться без толку в разные стороны; другие вдруг будто загораются, все у них складывается, все удается, каждый удар обретает двойную силу.
Он с усиленной яростью бросился вперед. Упоение сечи захватило его, и Олегова рать все прогибалась и прогибалась, распадаясь под натиском смолян, а с другой стороны ее теснили Всеволодовы воины, где-то сбоку слышался победный клич вышгородцев.
И вот он, долгожданный миг: тмутараканцы дрогнули и побежали! Бегущий всегда скачет быстрее победителя, и войско Ярославичей не преследовало своих врагов, да и осталось их в живых не так уж много, — вся долина близ Нежатиной Нивы была уложена людьми — и своими и чужими.
И только тут Владимир узнал о том, что случилось в стане Изяслава. В разгар боя великий князь сошел с коня и подошел к своим пешцам, встал вместе с ними, полагая ввести их в бой, и в это время откуда-то сбоку выехали на них люди Бориса, и не успели пешцы поднять оружие, как один из врагов нанес князю смертельный удар в спину.
Теперь сеча закончилась. Вот они лежат рядом — дядя и племянник — великий князь Изяслав и Борис Вячеславич, а дальше — рядами убитые киевляне, туровцы, смоляне, тмутараканцы, среди них близкие люди Олега.
Сам же Олег исчез.
Над затихшим полем боя уже слышался властный голос князя Всеволода. Он приказывал везти тело брата в Киев в сопровождении небольшой дружины, а основной рати немедля идти назад к Чернигову.
Это было 3 октября 1078 года. Едва весть о разгроме тмутараканекой рати, гибели Бориса и бегстве Олега достигла Чернигова, город сдался на милость победителей. Теперь оставалось обезопасить Русь от шедших на помощь к Олегу половцев. Навстречу кочевникам Всеволод послал Владимира и Ярополка, наказав братьям не искать боя, а постараться договориться с половцами миром.
Несколько дней прождали половецкую конницу на подступах к Чернигову братья, но тщетно. Кочевники так и не появились. Их сторожи промелькнули несколько раз вдалеке, да обозначили себя половцы несколькими большими заревами в местах, где находились приграничные поселения. Потом все стихло. Узнав об исходе битвы под Нежатиной Нивой, половцы ушли в степь.
Не задерживаясь в сгоревшем Чернигове, князья спешили в Киев вслед за телом великого князя Изяслава.
К середине октября, захоронив брата в мраморной раке церкви Богородицы, Всеволод установил на Руси новый порядок владения столами. Сам он согласно княжеской лествице сел, как старший в роде, на столе своего отца в Киеве, сохранив за собой переяславский стол. Чернигов, второй стол на Руси, был отдан Владимиру Мономаху. За ним же сохранились смоленский и ростово-суздальский столы.