Поллианна вырастает
Шрифт:
— Но ты же написала мне, дорогая! Я получил твое письмо вчера вечером, как раз вовремя, чтобы успеть на поезд.
— Нет, нет… написать еще раз , я хочу сказать… Тогда я еще не знала, что я… я не могу…
— Не можешь! Поллианна! — Его глаза зажглись суровым гневом. — Уж не хочешь ли ты сказать мне, что есть еще кто-то, кто любит тебя, и поэтому ты решила снова заставить меня ждать? — спросил он, отодвинув ее от себя на расстояние вытянутой руки.
— Нет, нет, Джимми. Не смотри на меня так. Я этого не вынесу!
— Тогда в чем же дело?
— Не могу… выйти за тебя замуж.
— Поллианна, ты любишь меня?
— Да. Ох, д-да.
— Тогда ты выйдешь за меня! — с торжеством заявил Джимми, снова заключая ее в объятия.
— Нет, нет, Джимми, ты не понимаешь. Это… из-за тети Полли, — вырывалась из его рук Поллианна.
— Тетя Полли !
— Да. Она… не позволит мне.
— Хо! — Джимми вскинул голову. — Это мы уладим. Она думает, что лишится тебя, но мы просто напомним ей, что она получит… нового племянника! — заключил он с шутливой важностью. Но Поллианна не улыбнулась. Она безнадежно покачала головой.
— Нет, нет, Джимми, ты не понимаешь! Она… она… ох, как мне сказать это тебе? Она считает, что… ты … не пара… мне .
Объятия Джимми стали не такими крепкими, в глазах появилось серьезное выражение.
— Что ж, я, пожалуй, не могу винить ее за это. Конечно, во мне нет ничего… необыкновенного, — смущенно признал он. — Но все же, — он с любовью смотрел на нее, — я постарался бы сделать тебя счастливой, дорогая.
— И сделал бы! Я знаю, что сделал бы! — чуть не плача, убежденно заявила Поллианна.
— Тогда почему не дать мне возможность попытаться, Поллианна, пусть даже она… не совсем одобрительно отнесется к этому на первых порах? Может быть, со временем, после того как мы поженимся, нам удастся склонить ее на свою сторону.
— Но я не смогла бы… не смогла бы поступить так, — простонала Поллианна, — после того, что она сказала. Я не смогла бы… без ее согласия. Понимаешь, она так много сделала для меня и теперь так рассчитывает на мою помощь. Она далеко не здорова сейчас, Джимми. И право же, последнее время она была такой… такой любящей и так усердно старалась… играть в игру, несмотря на все свои беды. И она… она плакала, Джимми, и умоляла меня не разбивать ей сердце… как когда-то разбила мама. И… и, Джимми, я… я просто не могла бы отказать ей после всего, что она для меня сделала. — Поллианна на мгновение умолкла, а затем, заливаясь яркой краской, снова заговорила прерывающимся голосам: — Джимми, если бы ты… если бы ты только мог сказать тете Полли что-нибудь о… о твоем отце и твоих родственниках, и…
Руки Джимми вдруг опустились. Он немного отступил назад. Его лицо побледнело.
— Да. — Поллианна шагнула к нему и робко коснулась его руки. — Не думай… это не для меня, Джимми. Мне все равно. Да я и не сомневаюсь, что твой отец и твои родственники были прекрасные и благородные люди, потому что ты такой хороший и благородный. Но она… Джимми, не смотри на меня так!
Но Джимми, негромко застонав, отвернулся от нее, а минуту спустя, бросив лишь несколько невнятных слов, которых она не поняла, покинул дом.
От Поллианны Джимми направился прямо домой и разу же разыскал Джона Пендлетона. Он нашел его в большой библиотеке с темно-красными портьерами, где когда-то Поллианна со страхом озиралась по сторонам, ожидая увидеть «скелет в шкафу».
— Дядя Джон, вы помните тот пакет, который дал мне отец?
— Ну да, конечно. В чем дело, сынок? — При виде лица Джимми Джон Пендлетон вздрогнул от неожиданности.
— Этот пакет придется распечатать, сэр.
— Но… условие, которое поставил твой отец!
— Я ничего не могу поделать. Пакет придется вскрыть. Вот и все. Вскройте его, пожалуйста.
— Ну что ж, мой мальчик, конечно, если ты настаиваешь, но… — Он в нерешительности умолк.
— Дядя Джон, как вы, возможно, догадались, я люблю Поллианну. Я попросил ее стать моей женой, и она согласилась. — У его собеседника вырвалось радостное восклицание, но молодой человек продолжал говорить все с тем же сурово сосредоточенным выражением. — Теперь она говорит, что не может… выйти за меня. Миссис Чилтон возражает. Она считает, что я не пара Поллианне.
— Ты … не пара?! — Глаза Джона Пендлетона вспыхнули гневом.
— Да. Я узнал причину, когда… когда Поллианна попросила меня сказать ее тетке что-нибудь о… о моем отце и моих родственниках.
— Что за чушь! Я думал, у Полли Чилтон больше здравого смысла… Впрочем, это на нее очень похоже. Харрингтоны всегда безмерно гордились своим происхождением и родней, — раздраженно заметил Джон Пендлетон. — Ну, и ты смог сказать?
— Смог ли? На языке у меня уже вертелось, что не могло быть отца лучше моего, но тут я вдруг вспомнил о пакете и о том, что на нем написано. И я испугался. Я не посмел сказать ни слова, пока не узнаю, что в этом пакете. Отец не хотел, чтобы я узнал это, пока мне не будет тридцать… пока я не буду взрослым человеком, способным вынести любой удар. Понимаете? Есть какая-то тайна в его и моей жизни. Я должен узнать эту тайну и узнать прямо сейчас.
— Но, Джимми дружок, не смотри так скорбно. Может быть, это хорошая тайна. Вдруг это окажется что-то такое, что тебе будет приятно узнать.
— Может быть… Но если бы это было так, разве захотел бы он скрывать это от меня, пока мне не исполнится тридцать? Нет, дядя Джон! Это было что-то, от чего он пытался оградить меня, пока я не буду достаточно взрослым, чтобы вынести все не дрогнув. Поймите, я не виню отца. Что бы это ни было, он просто не мог ничего предотвратить, я ручаюсь. Но что это было, я все же должен узнать. Пожалуйста, принесите пакет. Вы помните, он у вас в сейфе.
Джон Пендлетон немедленно встал:
— Сейчас принесу.
Три минуты спустя пакет уже был в руках Джимми, но юноша тут же протянул его Джону Пендлетону:
— Лучше уж вы прочтите, сэр. А потом скажете мне.
— Но, Джимми, я… хорошо. — Решительным жестом Джон Пендлетон взял нож для разрезания бумаги, вскрыл конверт и извлек из него все его содержимое. Там была перевязанная ленточкой пачка бумаг и, отдельно, свернутый лист, очевидно письмо. Его-то Джон Пендлетон развернул и прочел первым делом. Пока он читал, Джимми, затаив дыхание, следил за его лицом. Он увидел, как на этом лице появилось вдруг выражение удивления, радости и чего-то еще, чему он не мог найти названия.