Полная луна. Дядя Динамит. Перелетные свиньи. Время пить коктейли. Замок Бландинг
Шрифт:
— Которую ты целовал на лугу, — ответил отец.
— Ах, эта! — воскликнул Фредди. — Да… — Он помолчал. — Да-да! Как раз хотел тебе сказать!
— Хотел?
— Еще как! Все в порядке. То есть ничего такого. Это моя невеста.
Лорд Эмсворт закричал так, словно одна из пчел, гудевших над клумбами лаванды, нашла время и силы ужалить его в шею.
— Кто она? Как ее зовут?
— Агги Доналдсон.
— Что?
— Это от «Ниагары», родители туда ездили после свадьбы. Понимаешь, она из Америки. У них там странные имена. Нет, ты подумай! Ниагара!
— Кто она такая?
— Красавица. Очень умная. Ты ее полюбишь.
— Кто она такая?
— Играет на саксофоне.
— Кто, — повторил лорд Эмсворт, — она такая?
Фредди откашлялся. Он понимал, что дольше скрываться незачем, но истина, вероятней всего, особой радости не вызовет.
— Понимаешь, — сказал он, — она родственница Макалистера. Приехала в Англию, понимаешь, гостит у него.
Лорд Эмсворт воздел руки и кинулся к тисовой аллее.
Старший садовник обернулся. Он был невысок и плотен, брови его подошли бы к более высокому лбу и вместе с рыжей бородой придавали ему устрашающий вид. Лицо у него было честное, да и умное, а вот сладости и света в нем не хватало.
— Макалистер, — сказал граф, приступая к делу прямо, — где ваша родственница?
— Р-р-родственница?
— Да. Пусть она уедет!
— Куда это?
Лорду Эмсворту было не до всяких частностей.
— Куда угодно. Здесь ей жить нельзя.
— Почему?
— Не важно. Скажите, чтобы она уехала.
— Почему?
Лорд Эмсворт не заскрежетал зубами, но подскочил в воздух и уронил пенсне. Человек он был тихий, разумный и знал, что графы должны дважды подумать, прежде чем обращаться с низшими в ранненорманнском стиле, но сейчас не выдержал.
— Макалистер! — вскричал он. — Слушайте! Да, слушайте меня! Или она — или вы!
Свободные от бровей, бороды и усов части лица озарились странным светом; так озаряется тот, кто не забыл Беннокберна и знает, что в его земле жили Уильям Уоллес и Роберт Брюс.
— Хор-р-рошо, милорд, — сказал он. — Я уйду.
Лорд Эмсворт покинул поле битвы в ярости, но и в радости. Мысль о том, что шотландский садовник служил ему верой и правдой десять лет, не вызывала ни малейших угрызений.
Но позже, когда он курил после обеда, поруганный разум вернулся и тронул холодной рукой его сердце.
Что будет с тыквой без Энгуса Макалистера?
Вероятно, стоит сказать о том, как много значила тыква для нашего графа. Всем знатным родам чего-нибудь не хватает; род Эмсвортов не был исключением. Много поколений подряд из Бландингского замка выходили воины и правители, но ни один из них не получил премии за тыкву. За розы — бывало. За тюльпаны — допустим. За ранние сорта лука — естественно! Но не за тыквы. Можно ли это выдержать?
Год за годом пытался девятый граф смыть пятно с герба, но безуспешно. И вот появилась надежда. Глядя на золотистый шар, хозяин замка думал и верил, что сэр Грегори Парслоу-Парслоу, побеждавший три года подряд, не вырастит такой прекрасной тыквы.
Ухаживал за нею Макалистер. Он понимал ее. Он даже любил ее, сдержанно, как шотландец. Если он уйдет, что же будет?
Вот о чем размышлял лорд Эмсворт, когда день за днем пытался себя убедить, что на Макалистере свет клином не сошелся, и понимал, что это — пустая бравада. Главным садовником теперь был Роберт Баркер. Когда вы растите тыкву, вам не до сантиментов, и бедный граф признавал, что бывший помощник гордого Энгуса погубит все дело. Словом, он тосковал по шотландцу.
Быть может, ему мерещилось — но и тыква тосковала. Она худела и бледнела. На десятую ночь разлуки графу приснился странный сон: он обещал Его Величеству показать превосходнейшую тыкву, но, когда они к ней пришли, они увидели крохотный шарик, не больше горошины. Лорд Эмсворт проснулся, еще слыша горестные крики своего короля; и гордость его сдалась, содрогнувшись напоследок.
— Бидж, — сказал он утром, — вы, часом, не знаете… где живет Макалистер?
— Знаю, милорд, — ответил Бидж. — На Бакстон-кресчент, одиннадцать.
— Бакстон-кресчент? В жизни не слышал.
— По-видимому, милорд, это у Кромвел-роуд. Меблированные комнаты. Макалистер там останавливается, потому что рядом Кенсингтонский сад. Он любил, — прибавил дворецкий с почтительным упреком, ибо дружил с мятежным шотландцем десять лет, — он любил, милорд, жить поближе к цветам.
Телеграммы ближайших полусуток вызвали неподдельный интерес на местной почте.
Первая гласила:
«Лондон, Кромвел-роуд, Бакстон-кресчент, 11. Вернитесь. Эмсворт».
А вторая:
«Шропшир, Бландингский замок, лорду Эмсворту. Нет».
Этого граф не ожидал. Думал он туго, но справился и решил: пусть Роберт Баркер, надломленная трость, побудет у тыквы еще дня два, а он тем временем съездит в Лондон и наймет самого лучшего садовника, какой только бывает.
Доктор Джонсон полагал, что в Лондоне есть все на свете, и если вы устали от Лондона, вы устали от жизни. Лорд Эмсворт бы с этим не согласился. Он ненавидел Лондон. Его мучили толпы, запахи, мухи, омнибусы, такси и мостовые. Мало того — злосчастный город не мог произвести хорошего садовника. Граф обошел все агентства, расспросил всех кандидатов — и ни один из них ему не подошел. Жестоко говорить так о людях, но самый лучший из них был хуже Роберта Баркера.
Вот почему он был грустен, когда, на третий день, стоял у своего клуба, думая о том, куда же теперь пойти. Все утро он отвергал садовников, а что, кроме этого, можно делать в таком городе?
И тут он вспомнил, что тогда, за завтраком, Бидж говорил про Кенсингтонский сад. Можно пойти туда, посмотреть на цветы.
Он собрался уже взять такси, когда из отеля «Магнифисент» вышел молодой человек. В нем было что-то знакомое. Он перешел дорогу, и лорд Эмсворт, еще не веря своим глазам, странно закричал.
— А, здравствуй! — удивился и Фредди.
— Что… что ты тут делаешь? — спросил лорд Эмсворт с оправданной тревогой отца, давно запретившего сыну ездить в Лондон.
Фредди растерянно почесал правую ногу носком левой ноги.
— Понимаешь… — сказал он.
— Я понимаю, что тебе запрещено ездить в Лондон.
— Конечно, конечно, только я…
— И вообще, зачем сюда ездить, когда есть Бландинг?
— Да, конечно, только… — Тут Фредди почесал правой ногой левую. — Я как раз хотел тебя повидать. Именно! Очень хотел.