Полночная чума

Кайзер Грег

Кирн бесцеремонно подтолкнул его к Бринку, однако тот отступил в сторону, и человечек в резиновом фартуке повалился на землю с наружной стороны двери. Лежа в грязи, он снизу вверх одарил американских парашютистов злобным взглядом и проговорил что-то на каком-то тарабарском языке.

— Он утверждает, что он украинец, — пояснил Кирн. — Впрочем, он говорит по-немецки. Не правда ли, дружище? — с этими словами он ногой поддел низкорослого парня, который успел подняться из грязи и сидел на пятой точке. Несчастный снова

растянулся на мокрой земле. — Ты будешь говорить или нет? — взревел Кирн и вновь пнул его ногой.

— Где Волленштейн? — спросил по-немецки Бринк и, наклонившись почти к самому уху украинца, крикнул: — Где чума?

Кирн поставил на шею украинцу обутую в сапог ногу. Бринк отступил в сторону. Ему было видно, как под весом немца голова парня вдавилась в грязь.

— Нам нужен Волленштейн! Говори немедленно, где он, или я раздавлю тебе башку! — рявкнул Кирн.

— В доме, — пролепетал по-немецки украинец. — Сидит под арестом.

— Где чума? — не унимался Кирн и для пущей убедительности перенес вес тела на голову украинца.

— Пожалуйста, прошу вас, я не знаю! — взмолился тот. — Я лишь делаю свою работу.

— Где он?

— Прошу вас, пожалуйста, bitte, bitte, bitte! — скулил украинец.

— Черт тебя побери! — рявкнул Кирн и еще сильнее оперся на вторую ногу.

Несчастный, словно рыба, принялся хватать ртом воздух, и Кирн слегка приподнял сапог.

— На летном поле, где самолеты, — прохрипел украинец.

— Где оно?

— Двести метров севернее отсюда, — проскулил коротышка со слезами в голосе.

— Вставай! — приказал ему Кирн. — Слышишь, живо поднимайся на ноги! И отведи нас туда!

С этими словам, схватив за помочи фартука, он рывком заставил украинца встать, после чего резко его развернул и дал звонкую затрещину.

— Kamerad, — сипло пробормотал украинец, — bitte, Kamerad!

— Никакой ты мне не камрад, — ответил Кирн и, кашлянув, харкнул мокроту украинцу на спину, после чего отпихнул несчастного парня прочь от сарая.

Бринк тем временем помог Аликс подняться на ноги и шагнул к Кирну, чтобы не потерять его в темноте.

На летном поле царила кромешная тьма. Кто-то нарочно отключил освещение, однако в дрожащем свете фонарика Волленштейн сумел разглядеть черный силуэт «мессершмитта». По идее за первым самолетом стоит второй, «Юнкерс-52». Волленштейн отпустил англичанина, и тот тяжело осел в траву, рядом со стеной, что тянулась вдоль этого края летного поля. Теперь между ним и любым, кто мог бы в ответ на его крик открыть стрельбу, стояла стена высотой по пояс, и он, не опасаясь последствий, крикнул:

— Зильман! Таух! Это я, Волленштейн! Зильман!

В ответ на его крик темноту прорезали лучи сразу нескольких фонариков.

Несколько мгновений они, пересекаясь, блуждали туда-сюда, а затем остановились на его лице. Даже слабый их свет слепил, и Волленштейн поспешил прикрыть глаза ладонью.

— Зильман! Сюда! — крикнул он. Откуда-то слева, где стоял «шторьх», показалась фигура. Пилот, с фонариком в руке, подошел к стене и направил на Волленштейна луч.

— Штурмбаннфюрер! Я принял вас за… парашютистов. Они тут повсюду. Я послал двоих из наземной команды…

— Все готово? — перебил его Волленштейн.

— Я отправил за вами на ферму посыльного. Он нашел вас? Идет стрельба, вокруг полно парашютистов, я даже не знал, посылать за вами или нет…

— Нет, я не видел никакого посыльного, — в очередной раз перебил его Волленштейн. Зильман был не в курсе, что сюда пожаловал Каммлер на пару со своей жирной гиеной Адлером, не говоря уже о том, что Каммлер угрожал передать его в руки костоломам с Принц-Альбрехтштрассе. Так что пока все идет как задумано. С другой стороны, он не мог допустить, чтобы пилоты «мессершмитта» и «юнкерса» проговорились в присутствии англичанина о месте их назначения.

Волленштейн задумался: с кем он должен покончить в первую очередь? Зильман ни за что не согласится лететь на «шторьхе» в Англию. С другой стороны, если англичанин узнает, что несут самолеты на своем борту, он сделает все, чтобы они не взлетели. И того и другого следовало убедить, но, как назло, у него всего один автомат. Ладно, сначала разберемся с англичанином, решил он в конце концов. Волленштейн поставил саквояж на каменную стену. Внутри снова предательски звякнуло стекло. Зато теперь у него были свободны обе руки, и он смог снять с плеча автомат. Он стоял с оружием в руках, толком не зная, как с ним обращаться.

— Кто это такой, штурмбаннфюрер? — поинтересовался Зильман и посветил фонариком за спиной у шефа. — О, господи, что у вас с лицом?

— Что вы делаете? — в свою очередь спросил Уикенс на безупречном немецком. — Где же доверие, доктор? Мне казалось, мы с вами пришли к согласию по этому поводу.

Волленштейн посмотрел через каменную стену на черный овал, который по идее был лицом его пилота.

— Ступайте, Зильман, — шепотом приказал он. — Отдайте приказ, пусть включают моторы.

Зильман на минуту замешкался, а когда Волленштейн повернулся, то заметил в руке у англичанина наган.

— Что вы задумали? — спросил англичанин у Волленштейна. Похоже, он расслышал его шепот. Воцарилось молчание. Его нарушали лишь голоса рядом с «мессершмиттом». Это пилот переговаривался с наземной командой, если судить по тому, что под крылом мелькал свет от пары фонариков. На какой-то миг луч одного из них упал на стальной бак-распылитель.

— А что там у вас под крылом «мессершмитта»? — поинтересовался Уикенс.